– Простите, но как я и другие ваши посетители могут чувствовать вкус и аромат ваших напитков? Не подумайте, мне очень понравилось то, что вы для меня приготовили, просто это как-то странно.

– Новенький? С непривычки все немного теряются. А ваш наставник разве не объяснил, как тут у нас всё устроено в плане реализации желаний? – Хозяин таверны улыбался и смотрел прямо на меня обезоруживающе бесхитростным взглядом.

– Я не думал, что это касается даже вкуса коктейлей… – промямлил я.

– Это касается абсолютно всего, сэр. Вы захотели самый лучший из напитков, который когда-либо пробовали – я его приготовил, а вы смогли почувствовать его вкус и аромат. Только вот, боюсь, захмелеть у вас не получиться – так уж тут заведено.

– Наверное, это правильно… Не хватало ещё, чтоб Голоса своим подопечным по пьяной лавочке чего-нибудь нашептывали. Представляю.

И мы рассмеялись вместе с Джеем – так, как я выяснил позже, звали бармена. Или так его звали только для меня? А, неважно. Важно лишь то, что я отлично провёл вечер в компании отличного собеседника, который немного больше рассказал мне про город, про завсегдатаев его таверны да про напитки, которые они предпочитают. Попрощавшись со своим новым приятелем, я, совершенно довольный днём и собой, отправился домой, чтобы продолжить изучение Архива.

Кстати, как я выяснил, подойдя к своей двери и проведя задуманный ранее эксперимент, двери мне больше были без надобности.

Пройдя сквозь входную дверь, я никаких неприятных ощущений не испытал. Пожалуй, я не испытал вообще никаких ощущений. Сначала я очень близко перед собой увидел дверь, так что смог даже разглядеть текстуру дерева в мельчайших деталях, как при качественной макросъемке, а потом на долю секунды стало совсем ничего не видно, и вот я уже стою у себя в прихожей. Отличный фокус, жаль только, что здесь я им никого удивить не смогу.

Опираясь на свой прошлый опыт земной жизни, я понимал, что после прогулки мне должно захотеться чего-нибудь съесть. Но есть не хотелось, что, в общем-то, нормально, учитывая, что я теперь призрак. Но вот какая штука – я никак не могу перестроиться: каждый раз, когда что-то идёт вразрез с прошлыми (человеческими) привычками и ощущениями, мне приходится самому себе объяснять, что ситуация несколько изменилась, что надо привыкать жить по новым правилам.

Ладно, раз есть мне не хочется, а по городу я уже нагулялся – можно и поработать. Хотя, конечно, назвать «работой» увлекательное чтение (которое к тому же основано на реальных событиях) язык не поворачивался. Всем бы такую работу. Ну, тем лучше для меня. Заслужил, значит.

Теперь я решил пройти чуть дальше по временной шкале и выбрал том с красивым номером XXV. Ещё я решил немного «поиграть в Дамблдора», как я это про себя назвал, и попробовать самому запустить «экранизацию романа» вместо того, чтобы читать книгу. Я взял увесистый и зачем-то очень дорого оформленный фолиант в руки и повернулся к столу. Да, кстати, я, похоже, забыл рассказать, что взаимодействие с предметами здесь не вызывает никаких проблем, только, как мне показалось, чувствительность кожи почти отсутствует, но это и не удивительно, если принять во внимание отсутствие самой кожи.

Встав у стола, я просто положил книгу на его отполированную поверхность и открыл том на первой странице. Что происходило дальше, тяжело описать с позиции земной логики – книга словно растворилась в столе, став полупрозрачной, а вся столешница превратилась в широкоформатный экран высокого разрешения, если хотите. Единственным неудобством такой технологии было то, что для удобного просмотра «киношки» нужно было стоять, нависая над столом – сидя картинка была какая-то вытянутая и плоская, что ли. Думаю, если вы положите на свой стол обычный современный LED-телевизор, а сами сядете в кресло перед ним, вы сразу поймёте, о чём я говорю.

Я сосредоточился на изображении и приготовился внимательно смотреть и слушать. Начинался «фильм» с довольно показательного момента – Валя праздновал с товарищами свой четырнадцатый день рождения. На первый взгляд, ничего необычного не происходило. Восемь молодых людей примерно одного возраста сидели на обычной постсоветской кухне, которая всем своим видом давала понять, что всё, что нужно ей для полного счастья, – ремонт, пусть даже косметический. На столе из закусок, если тут вообще применимо это понятие, были самые простые чипсы от местной фабрики (во всяком случае, в Москве я таких не видел), огромная банка домашних солёных огурцов и какая-то колбаса, уже заботливо кем-то нарезанная и уложенная на белый хлеб.

Зато с напитками, которые планировалось закусывать всем вышеперечисленным, проблем не было. Господствовал, вполне ожидаемо, самогон. Но при внимательном взгляде можно было увидеть и более лёгких представителей алкогольного мира: домашняя настойка красного цвета в бутылке из-под водки и «Жигулёвское», стоящее небольшими стайками тут и там. Судя по всему, мероприятие уже длилось какое-то время – чипсы были открыты, часть пивных бутылок опустошена, самогон и настойка початы.

Валя сидел на кухонном уголке, обтянутом дерматином, и спорил со своим товарищем о преимуществах какой-то новой видеокарты, которую, как мы понимаем, ни он, ни его товарищ не смогут себе позволить ещё как минимум несколько лет. Однако как тема для традиционной русской кухонной беседы – почему бы и нет. Остальные гости были заняты или аналогичными спорами, или приставаниями к подругам (юноши) и, соответственно, отбиванием этих приставаний (девушки). Классическая школьная вечеринка тех лет. Меня аж ностальгическая волна захлестнула, пока я разглядывал всю эту картину.

Когда накал страстей вокруг видеокарты чуть поубавился и спорщики вышли из-за стола (видимо, кто-то решил пойти покурить), я заметил, как наш герой, подперев плечом дверной косяк, украдкой посматривает на довольно симпатичную девушку, сидящую на табурете спиной к столу и о чём-то беседующую со своей подругой. Не знаю, как окружающим Валю ребятам, но мне (в силу возраста, возможно) сразу стало всё ясно – «это любовь, с ней рядом Амур крыльями машет», как описал это чувство незабвенный Ляпис Трубецкой. Думаю, Валентин ждал подходящего момента, когда собеседница объекта его страсти отлучится в уборную или ещё куда, чтобы можно было занять невзначай её место и завести разговор.

И такой момент настал – что-то сказав своей подружке и указав пальцем на дверь, одна из девиц встала и вышла из кухни. Я посмотрел на Валю – он был явно взволнован, но полон решительности, когда сделал первый шаг по направлению к столу. Скажу честно – я и сам переживал теперь не меньше, чем мой подопечный, ведь, согласитесь, быть отвергнутым в четырнадцать лет, да ещё и в день своего рождения – врагу не пожелаешь.

Валя оказался парнем с головой: заметив, что у оставшейся сидеть девушки опустел её бокал (я употребил это слово исключительно для создания некого ощущения праздника, на самом же деле опустел у неё самый дешёвый тонкостенный пластиковый стаканчик), он прихватил с другого конца стола бутылку настойки и приблизился к даме сердца под благовидным предлогом – молодец парень!

– Катя, я смотрю, у тебя вино кончилось, давай подолью. – Валя держался молодцом, хотя было видно, что слова даются ему с трудом.

– Спасибо, Валь, только не полный, – ответила девица, слегка улыбнувшись, и протянула стакан, подставляя его под наклонённую Валей бутылку.

– Конечно, чисто символически, – скороговоркой выдал именинник, чтобы у девушки даже мысли не было о его истинных намерениях. Налил он при этом, конечно же, почти до краёв.

Дальнейшая их беседа, как я и ожидал, была не очень интересна, информативна и интеллектуальна – нормальный трёп четырнадцатилетних подростков. Катя рассказывала о том, как Светка, которая сейчас с ней болтала, пошла якобы подышать на крыльцо, а сама хочет «замутить» (отвратное словечко, всегда его не любил) с Серёгой, который там сейчас с пацанами курит. И т. д. и т. п. Ничего важного. Хотя Валентин слушал каждое слово своей собеседницы так внимательно и с такой заинтересованностью, что у девушки точно должно было сложиться впечатление, что она вещает о действительно важных вещах. Насколько я помню, в четырнадцать лет это прямой путь в ту самую френдзону. Но Валя пока ещё, видимо, этого не понимал.