– Да-да, конечно, – кивнул Ардашев, убирая саквояж под стол так, чтобы можно было его касаться ногой.

– Вы не будете возражать, если я тоже суну свой саквояжик рядом с вашим?

– Как вам будет удобно.

– Благодарю. Пять часов трястись до Кавказской и потом ещё столько же до Ростова.

– Но всё же лучше, чем в коляске. Пыль, жара, почтовые станции и не всегда наличие свежих лошадей… Могли бы и сутки провести в дороге, – вздохнул Ардашев.

– Да-да, вы абсолютно правы.

Дама сняла шляпку, обнажив собранные заколкой чёрные волосы.

Бессарабов поднялся и затворил шторку, разделившую купе на две части. Даму теперь вовсе не было видно.

– Надеюсь, вы не возражаете? – осведомился он у Клима.

– Нет-нет…

Послышались удары станционного колокола, свисток обер-кондуктора, и поезд перенёс пассажиров в безмятежное, слегка покачивающееся состояние.

Студент углубился в чтение.

– Завидую вам, – вновь подал голос купец. – Книгу прихватили. А я вот не догадался. А что читаете?

– «Всадник без головы» Томаса Майн Рида.

– Как же такое возможно? – удивился попутчик. – Без головы и лошадью управлять?

Клим пожал плечами, но ничего не ответил. Разговорчивый сосед уже начал раздражать. А ведь с ним предстояло находиться рядом ещё не один час.

– Папа, я хочу в нужник, – проговорил мальчишка лет десяти.

– Подожди сынок, я достану утиральники[5]. Они в саквояже, – выговорил попутчик и, повернувшись к Климу, спросил: – Вы позволите, я проберусь под стол?

Ардашев поднялся и пропустил пассажира вперёд.

Попутчик долго возился у ног Клима и, вынув пачку белых салфеток, вышел в коридор вместе с мальчуганом.

Шторка отъехала, и за ней опять возникла брюнетка.

– Не будете ли так любезны отворить окно? – попросила дама студента.

– Конечно.

Клим попытался поднять окно[6], но оно заело и никак не хотело поддаваться. Послышалось открывание двери, и возник купец с сыном.

– Давайте я вам помогу, – выговорил вошедший и тоже принялся бороться с рамой, сдавшейся в конце концов под напором двух мужчин.

– Ну вот, – облегчённо вздохнул Бессарабов. – Теперь будет не так душно.

– Папа, мне опять в нужник надобно, – проскулил мальчик.

– Да что же такое с тобой, Гришенька? Говорил же тебе не ешь немытые сливы. А ты не послушался. Теперь вот бегаешь… Ну что ж, делать нечего, идём…

Отец с сыном вышли, и в купе возникла неловкая тишина.

– Вы не будете возражать, если я закурю? – спросил Ардашев.

– С удовольствием составлю вам компанию, – пропела Вера Александровна, и у неё в руке оказалась пахитоска.

Студент учтиво поднёс даме огонёк спички и закурил «Скобелевские».

Вновь появился отец с сыном. Усаживаясь, купец вынул платок и, промокнув потный лоб, сказал:

– Хорошо, что взяли первый класс. И нужник имеется, и умывальник. Очереди нет, как во втором классе. Хоть и общие удобства, но зато они имеются. Знаете, мне много приходится колесить по рельсам. И больше всего возмущает наша Ростово-Владикавказская железная дорога. Вроде бы частный капитал, акционерное общество, а на всех тридцати восьми станциях нет ни одного современного ватерклозета. Только уличные, деревянные, сколоченные из грубых досок… И все пассажиры третьего класса во время стоянки на станциях выстраиваются в очередь. На барышень смотреть жалко… Понять не могу, отчего у нас так в России? – выговорил Михаил Петрович и тоже задымил папиросой.

Климу не хотелось пускаться в рассуждения. Он лишь кивнул согласно и промолчал.

Свежий ветер врывался в купе вместе паровозной гарью, оставляя сажу на стенах и вещах пассажиров.

– А как вы относитесь к коньяку? – поинтересовался негоциант.

– Вообще-то положительно, но день только начался, и думаю, мне пока не стоит, – смущённо вымолвил молодой пассажир.

– А вот здесь я с вами, сударь, не согласен, – покачал головой Михаил Петрович. – Вы позволите мне вновь пробраться к саквояжу?

– Прошу.

На столике возникла серебряная фляжка, три рюмки и коробка шоколадных конфект. Бессарабов очень проворно их наполнил.

– Друзья, предлагаю выпить за знакомство!

– Разве что одну, – сдался Клим.

– А я с большим удовольствием! – улыбнулась Вера Александровна.

– Папа, а можно мне конфекты? – вопросил мальчик.

– Конечно, Гришенька, бери.

– Ага, спасибо.

– Кушай на здоровье.

Бессарабов вновь налил коньяк, но в этот момент Вера Александровна проронила:

– Клим, а вы не могли закрыть окно. Я просто задыхаюсь от угольного смрада. Встречный ветер забивает к нам гарь, и, если так пойдёт дальше, мы станем чумазыми, как негры.

– Дышать нечем, – пожаловался мальчуган.

Ардашев поднялся и опустил окно. Понимая, что спокойно читать уже не получится, он отомкнул саквояж и, убрав книгу, закрыл его, сунув под стол.

– Предлагаю выпить за удачу. Пусть она сопутствует каждому из нас!

– Благодарю, но я, пожалуй, пропущу, – начал отнекиваться студент.

– Ну что же вы? Такой приятный молодой человек и отказываетесь поддержать одинокую даму? – улыбаясь лишь уголками глаз, проронила сестра Бессарабова.

– Одинокую? – вырвалось у Клима.

– Моя сестричка очень разборчива, – горько вздохнул купец. – А как хочется племянника или племянницу!

– За любовь! – подняв бокал, вымолвила красавица, не отводя своих больших глаз от Клима.

И студент, точно находясь под действием гипноза, прошептал:

– За вас Вера!

– Отличный коньяк, не находите? – наливая следующую рюмку, спросил попутчик. – Греческий. Выдержанный. Признаться, я не большой любитель греческих вин. Им далеко до французских. А вот коньяки Эллады уважаю. Вы угощайтесь конфектами. Вот эту попробуйте, в обёртке, с миндалём. Под коньяк лучше не придумать.

– Что-то совсем не хочется сладкого.

– А из моих рук? Неужели отвергните? – пропела дама, точно морская сирена из древнегреческих мифов.

– Как можно вам отказать? – пролепетал Клим, выпил коньяк и позволил Вере положить в его рот конфетку.

– Ам! Умница! – воскликнула она и улыбнулась.

Попутчица достала пахитоску, ожидая, пока Клим поухаживает за ней. Закурив, она провела рукой по открытой груди своего декольте и верхняя пуговица случайно расстегнулась. Студент откинулся на спинку дивана и, почти не стесняясь, любовался своей визави. Её образ растворялся в клубах ароматного дыма. Ардашеву вдруг показалось, что он невесом и может легко парить под потолком, как комар или бабочка.

– Папа, мне опять плохо с животом, – пожаловался мальчуган. – Пойдём.

– Прямо беда с тобой, сынок. Ну что ж, делать нечего…

Отец и сын вышли. Дверь закрылась.

Клим хотел подняться, но не мог. Ноги не слушались. Он был готов расстаться со всеми сокровищами на свете лишь бы коснуться губами этой ямочки посередине груди красавицы. Студент протянул к ней руку, пытаясь дотронуться.

– Ну-ну, милый, не шали. Лучше приляг. И я буду рядом. Ложись. Никого нет. Только ты и я. Если хочешь, я закрою купе. Закрыть?

– Да, – прохрипел Ардашев, валясь на спинку дивана. – Иди ко мне. Чего же ты ждёшь?

– Да-да, сейчас, – молвила она, туша в пепельнице пахитоску, и приказала: – Закрой глаза! Я хочу раздеться.

Клим повиновался. Аромат французских духов повис над ним. Её прерывистое дыхание и мокрые губы он почувствовал у самого уха. А потом она поцеловала его в лоб, как покойника.

…Волны тёплого моря бились о скалы. Из морской пены выходили юные нимфы, стройные и нагие. Брюнетки, блондинки, шатенки… Достигнув берега, они окружили Клима и вдруг в один миг, превратившись в чаек, с дикими криками унеслись в небо.

Клим открыл глаза. Стук колёс отдавался острой болью в голове. Тошнило. Он огляделся. За окном вовсю резвилось солнце. Попутчики исчезли. Вместе с ними пропал и саквояж. Револьвер по-прежнему покоился за поясом. Ардашев снял пиджак и осмотрел жилетку. Деньги, зашитые под подкладку в трёх местах, остались на месте. Спасибо отцу. Горничная по его настоянию сделала в жилетке Клима три потайных кармана: один под спиною и два по бокам. В правом лежало двести сотенных кредитных билетов, в левом – десять тысяч рублей ассигнациями различного достоинства, и двадцать тысяч были зашиты на спине. Пиджак отлично скрывал эти места. Клим взял с собой саквояж, и по совету родителя замкнул его на ключ. В нём лежала пачка старых газет, две пары нательного белья, носки, бритвенные принадлежности, мыло «Цветочное», зубная щётка и порошок «Одонтин», венгерская помада для усов и одеколон «Гелиотроп».