Я похудел, ты поправилась. Нас обоих это нервировало, но по разным причинам. Меня – потому что я стал хуже спать, не успевал позавтракать, убегая на работу, забывал пообедать, разгребая корпоративную почту, чаще курил и в целом ощущал себя обескровленным. Тебя – потому что ты превращалась все чаще. Сначала дважды в месяц, затем трижды, а бывало и еженедельно. Ночью ты могла за раз съесть целую тушу, которую я купил тебе на месяц вперед. И хоть я уверял тебя, что все, по твоим словам, лишние килограммы откладываются исключительно в правильных местах и ты становишься только сексуальнее, заверения зайца волчицу не убеждали.

А вот что беспокоило меня больше всего, так это то, что ты начала обращаться еще и тогда, когда мне самому было плохо. Я, конечно, был рад, что мы так сблизились и ты так сильно чувствуешь меня, но стал быстро уставать, ведь теперь нельзя было показывать, что я в плохом настроении. В праве грустить и злиться мне было отказано. Я сам себе в этом отказал, ведь не хотел провоцировать тебя. Приятного мало, когда ты превращаешься в жуткого зверя не только из-за своих проблем, но еще и из-за чужих, пусть даже это проблемы твоего любимого человека. Такая вот у нас связь.

Но я верил, что все еще наладится. Я приспособлюсь, или у тебя все пройдет. Может, нужно больше времени, чтобы тебе свыкнуться с обстановкой. Но становилось только хуже. Я обвинял тебя, что ты не хочешь меняться, а ты обвиняла меня, что я не хочу тебя понять. Но я очень хочу. А еще хочу рычать и выть подобно тебе. Мне кажется, что это куда легче, чем вымучивать из себя человеческие слова. Ты можешь поспорить. Если все время выть и рычать, не только заболит глотка, но и всех вокруг распугаешь, и чужих, и своих. Думаю, мы оба правы.

Ты боялась, что я в любой момент могу тебя бросить и выставить за дверь. Я недоумевал, почему спустя два года совместной жизни ты до сих пор так думала, ведь нас столько всего связывает и мы любим друг друга. Странный способ ты выбрала для борьбы с этим страхом.

В нашем доме появились коробки, и ты начала исчезать. Грязно-коричневые картонные коробки разных размеров распространялись по комнатам и съедали следы твоего присутствия в моей жизни. Подаренные мной книги, пластинки с босановой, джазом, хаусом, венгерским диско и татарским фанком, электрическая зубная щетка, баночки, скляночки, флакончики и тюбики, палетки и кисточки, нижнее белье и колготки, летние платья, винтажные блузки, юбки мини и макси, рваные джинсы и широкие брюки, черные мартинсы и белые конверсы, легкие плащи и теплые пальто, шарфы и платки, шапки и береты – все молча упаковывалось и запечатывалось прозрачным скотчем. Я надеялся, ты не всерьез. Может, все еще обойдется. Я не мог поверить, что ты для себя все решила. И я абсолютно не знал, что мне делать.

На писательском курсе нам много рассказывали про создание персонажей, про проработку бэкграунда и мотивации. Заставляли задумываться, какова цель героя. Я думаю, а какая у тебя цель? А у меня? Она вообще у нас есть? Нам также объясняли, что цель у героя может быть ложная, а еще она может меняться. Все это не добавляет ясности. И вот, пока ты наполняешь свои коробки, я пишу к тебе и ломаю голову над тем, чего мы с тобой хотим на самом деле.

Может, мне тоже нужно стать оборотнем, чтобы понять? Ты говорила, что это невозможно, что оборотнями рождаются. Но мне кажется, ты лукавила. Просто не хотела делать меня таким же, как ты. Может, ты боялась, что два оборотня вместе – это уже слишком? Но волки ведь стайные животные. Или что, став оборотнем, я утрачу к тебе интерес? Но разве волки не однолюбы?

До встречи с тобой я не задумывался, как сильно на нашу жизнь влияет Луна. Стоило догадаться, уж если ее приливной силе поддается Мировой океан. Я чувствовал, как Луна крадет тебя вместе с приливами. Крадет у меня, утягивая куда-то вместе с водой. Чувствовал, как эта проклятая, холодная, бесчувственная, круглая дура Луна бездумно и беспощадно вытягивает из тебя всю веселость и ласку, что я так люблю. А я ничего не могу сделать. Может, это Луна во всем и виновата? Не было бы Луны, и мы были бы счастливы.

Завтра утром у тебя самолет. Времени совсем не осталось. Весь день ушел на поиски достойного тебя варианта. В небе висит ненавистная мне полная луна. Мне ничего не остается, кроме как нарушить твой самый строгий запрет. Я достаю запасной ключ от твоей комнаты и отпираю замок. За спиной я прячу кольцо. На сей раз я учел не только твои вкусовые предпочтения, но и практический аспект, так что тебе нечего бояться – это белое золото. Я открываю дверь и захожу к тебе в полумрак.

Комнату не узнать. Обои подраны, мебель растерзана, зеркало разбито. Повсюду следы крови, клыков и когтей. На полу валяются обглоданные кости, расколотые горшки с папоротником, драценой и фикусом, изорванные в клочья книги и выпотрошенные пуховые подушки. Ворвавшись сквозняком через открытое настежь окно, порыв ночного ветра поднимает в воздух белоснежные перья из подушек и шуршит страницами из распоротых тобой книг. Осколки зеркала разбрасывают во все стороны лунные отблески. Комната напоминает мне опустевший танцпол с разлетевшимся вдребезги диско-шаром. Вечеринка закончилась, остались мы и погром. Тревожно гудит помятый холодильник. Пахнет сигаретами, пылью, землей и железом. Когда будешь читать, включи Kind of Blue.

Ты забилась в дальний угол комнаты. Сидишь на полу, спиной ко входу. Я замечаю, как по-звериному встревоженно у тебя дернулось ухо, стоило мне войти в твое логово. Я слышу, как неровно стучит мое сердце. Я вижу, как от холода по твоей коже разбегаются мурашки, поднимая тонкие, почти прозрачные волоски. Ты оборачиваешься на меня. Смотришь диким парализующим взглядом. Я олень в свете фар, стою неподвижно, не в силах пошевелиться, неотвратимо наблюдаю за тобой. Твое тело покрывается жесткой иссиня-черной шерстью, рот превращается в хищную волчью пасть, а зубы в клыки. Ты набрасываешься на меня. Я чувствую твой запах, сырой и резкий. Чувствую влажный жар из твоей пасти. С клыков стекает слюна. Ты так красива. Чувствую, как ты наваливаешься на меня всей тяжестью своего звериного стана, выбивая из моей груди весь воздух. Как же я люблю тебя. Рука моя еще сжимает кольцо. Чувствую, как в кожу мне впиваются твои острые когти. Как мощные челюсти намертво смыкаются на моей глотке. Как рвутся жилы и артерии. Как вытекает кровь. Мне становится так легко. Ты съела меня. И я так счастлив.

Плейлист:

http://vladimir-rubashkin.fym.fm/moon

Родилась в 1975 году в Вологде. Автор книг «Сети Арахны» (1998), «Июньский снег» (2000), «Двойная экспозиция» (2015), «Для особого случая» (2020), «Столетник с медом» (2021). Член Союза российских писателей. Окончила Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М. Горького, Санкт-Петербургский государственный университет кино и телевидения (специальность «киноведение»).

Ранним утром, в глухой декабрьской темноте, Евдокия медленно шла с Петроградки в сторону Смольного. Вьюжило. Изуродованный, голодный, чутко спящий город вставал из мрака ей навстречу. Она давно не ходила по его улицам, а потому не видела, как Ленинград из города дворцов, парков и проспектов превращался в безжизненные руины…

Из тьмы и жалящего роя снежинок навстречу Евдокии иногда выходили человеческие тени, порой столь внезапно, что она вздрагивала от испуга. Узкая тропинка, протоптанная среди сугробов, не всегда позволяла разойтись двоим, а оступившись, упав, каждый рисковал больше не подняться. Но как-то расходились, протискиваясь, держась друг за друга, не давая упасть. Прохожие растворялись в темноте и метели, и Евдокия брела дальше и думала, что каждый из этих людей идет куда-то с конкретной целью, например, на завод или пораньше занять очередь за хлебом. И многие, узнав, куда и почему направляется она, волоча за собой пустые саночки, очень удивились бы…