– За такую красоту нужно казнить, – шершавая подушечка очерчивает линию скул, – от тебя мозг вырубает. И единственное, что я хочу сделать, кроме того, как разложить тебя на сиденье, это придушить за то, что все время провоцируешь.

– Я… – хочу ответить что-то едкое, поставить на место наглеца, но грубый палец останавливает поток моих слов и с силой вжимает губу в зубы, проскальзывает внутрь и я ощущаю солоноватый вкус его кожи на кончике языка.

Распахиваю глаза в шоке от удивительного желания податься вперед и облизнуть.

Что этот псих делает со мной, с моим телом? Что за странные чувства заставляет испытывать?

Джокер сейчас не делает ничего, просто смотрит мне в глаза, но взгляд ртутный, испепеляющий, кажется, что он одним этим взглядом имеет меня грязно, порочно, заставляет сотрясаться и хныкать в попытке убежать.

Он успокаивает и заставляет напрячься, расслабляет и все внутри сворачивает в дикую пружину. Сплошное противоречие.

Опытный. Опасный. Умеет играть с женским телом, умеет распалить страсть. И от понимания этого всего становится страшно.

– Машшша, – шипит мое имя, как будто чувствует все, о чем думаю, немного сползает на сиденье, сильными ногами упираясь в пол, а я почти кричу в голос от ощущения каменной плоти подо мной. Там что-то очень большое и пульсирующее, настолько, что мне просто становится страшно.

Этот неотесанный мужлан уже тащил меня по всему торговому центру, закинув на плечо, как безвольную вещь, как дичь, загнанную в угол. Тут действительно повадки хищника. И я пытаюсь отдалиться, уйти от подобного контакта, но сильная лапа опускается на мой зад и вжимает в его стальное тело.

– Отпусти… – шепчу в растерянности. Сейчас мне страшно от тех чувств, которые во мне пробуждает этот безумец, огненный и горячий. Он подавляет своей харизмой, распаляет.

– Нет, – выдыхает рвано. – Не сопротивляйся… Ты этим только меня дразнишь…

Давит на мою поясницу, и я опять заваливаюсь на него. Ощущаю всю мощь мышц, словно там литые бронированные пластины, невероятная физическая сила…

– Ты псих… – выдыхаю в губы со шрамом.

– Еще какой, лисичка… не провоцируй. Я могу сделать в ответ тебе очень… приятно.

– Ненормальный…

Ухмыляется и не остается в долгу:

– Ведьма… красивая сука, от которой сносит крышу…

Щипает меня за ягодицу. Вскрик поглощают его губы. Взрыв в голове, искры, летящие и подавляющие волю, током бьет и все тело ощущается одной сплошной пульсацией.

Этот зверь способен меня рвать на куски, но его руки удивительно нежны, его губы могут терзать, но ощущаются негой, язык сплетается с моим и лишает возможности сделать вдох, голова кружится и мне кажется, что я парю, падаю, взмываю ввысь.

В мозгу бьется мысль, что все это дико неправильно, и единственное, что я могу сделать – это инстинктивно сжать зубы на его губах, с силой, пока металлический вкус его крови дурманом не стекает ко мне в рот.

Отстраняется от меня, а я смотрю на струйку крови, что капельками стекает из прокушенной губы.

Секунда и эти губы деформируются в кровавом оскале. Джокер. В эту секунду передо мной истинный Джокер, которого боятся до дрожи в поджилках. Отбитый на всю голову псих, маньяк, голодный до моего тела.

– Ведьмочка моя, – выдыхает с придыханием, словно комплимент говорит. – Рыжая бестия. Сколько страсти в этом маленьком огненном ходячем бедствии…

– А ты конченный псих, еще и озабоченный!

Смотрит на меня, в глаза мои, а затем откидывает голову и хохочет, открыто, заразительно, со всей душой…

Подвисаю на нем, на красоте черт, рассматриваю мощный кадык, спрятанный под клеймом татуировки. Он органичен в своей роли. И рисунки эти, отличия, которые заработал в своем мире, ему идут.

Выдыхаю. Странные мысли, ужасные чувства… теряюсь.

Резко прекращает сменятся и ладонь опускается на мое горло.

Вот теперь я действительно смотрю в хладнокровное лицо киллера.

“Опасность” – вспыхивает в мозгу огненное пламя.

“Беги!” – вопят все инстинкты, но я, как зверек, испуганный появлением истинного хищника, прирастаю к месту и боюсь двинуться.

Держит меня не сильно, но ощутимо, заставляя пульс биться рвано где-то в висках. Все тело сковывает лед, он проникает сквозь поры под кожу и вымораживает изнутри.

Осознание накрывает, бьет наотмашь.

Я во власти зверя, который способен совершить со мной все, что угодно. Он может взять меня прямо здесь, в салоне автомобиля, как шлюху, и никто ему не указ.

Слезы накапливаются на дне глаз, они щиплют солью и обидой, заставляют трястись от подступающих рыданий. Я не готова к подобному, я не могу сопротивляться тайфуну и от этого очень больно.

– Успокойся… – хриплый голос заставляет сердце пропустить удар. Вроде Джокер сам себе сейчас это говорит и головой о сиденье прикладывается.

Взглядом скольжу по его лицу, искаженному, бледному сейчас. Замираю от красоты и правильности черт. Изучаю нос с небольшой горбинкой, хищный, не сломанный, от природы такой.

Выдыхает. Помутнение развеивается под жестким графитовым взглядом уже собранного и сосредоточенного мужчины.

– Давно ты с сыном Серебрякова снюхалась? – режет словами.

Замираю. Не ожидала, что догадается, с кем встречалась…

Понимает мой невысказанный вопрос и ухмыляется нагло.

– Маша, у меня профессиональная память на лица, и не узнать того, с чьей семьей мы на грани войны, довольно-таки странно, не находишь?

– Я его с детства люблю! – рявкаю, провоцирую, но не могу удержаться.

– Не зли меня, девочка, – отвечает рвано.

– Ты задал вопрос. Я ответила. Всю жизнь! Сколько себя помню! Всегда он был. Влюбилась с пеленок!

Рука на горле делает неопределенное движение, сильные пальцы жмут на какую-то точку, заставляя замолчать.

– Заметано. Только вот опыта в тебе не почувствовал. Губки сладкие, но неопытные, руки дрожат, не знаешь, куда деть, тело сочное, горячее, но…

Отпускает меня. Прикусывает кровоточащую губу. Молчит.

Ошалело смотрю в графиты и, наконец, прихожу в себя.

– Ты хоть понял, что натворил?! – выталкиваю слова из пересохшего горла. – Тебя за этот поцелуй на лоскуты порвут, если я отцу скажу!

Вдруг мысль в голове ракетой проносится, и я продолжаю:

– Я ничего не скажу об этом, если ты смолчишь о моем свидании!

Жду, что испугается, стушуется, но на меня смотрит спокойная свинцовая гладь. Ни отголоска на мою угрозу.

Улыбается и опять на бесшабашного пацана становится похож. Пальцами, забитыми под завязку, по лини моей челюсти проходится.

– Красивая, шустрая лисичка, умненькая и хитрая…

Слова нежностью пропитаны, а во взгляде теплота, приподнимает бровь и приближает лицо к моему, а потом я слышу фразу, от которой все внутри сворачивается в жгучий пульсирующий узел:

– Маленькая сучка хочет меня сейчас на понт взять, ммм? – шепчет вопрос практически мне в губы, и меня обдает жаром.

Теряюсь от подобной наглости.

Не боится. Вижу.

Все боятся, а он спокоен.

Отца моего, которого все Кровавым Ваней зовут – не боится!

Понимает мой ошалелый взгляд. Руки с прядками медными играют, убирают с мокрых висков и пропускают сквозь пальцы.

Проходит по ощущениям вечность, прежде чем отвечает:

– Я смертник, малыш. Тварь с косой за мной по пятам ходит. Век короткий у таких, как я. Каждый день может быть последним. Так что я очень давно перестал бояться. Может, привык, а может, и псих с напрочь отбитым чувством самосохранения… как знать…

Смотрю с широко распахнутыми глазами и понимаю, что откровение сейчас слышу и боль. Глубоко под броней сильного мужчины живет что-то мучительное. Я ведь ничего не знаю об этом парне. Несложно предположить, как попадают на подобную тропу, через что проходят, чтобы завоевать отметки уважения…

– Не заполняй голову херней, – подмигивает вдруг, словно понял, о чем сейчас думаю. Суровое лицо меняется, добродушным каким-то становится, игривым.