С палубы «Ханса Эгеде» Фройхен наблюдал, как к кораблю приближается инуит на каяке. Ему сбросили верёвку, и он забрался на борт: этот человек должен был послужить капитану лоцманом, чтобы корабль благополучно встал на якорь, избежав мелководья и отмели. Вскоре к «Хансу Эгеде» приблизились другие каяки: инуиты горели желанием поделиться с приезжими, какая нынче погода и как идёт охота. Это была первая встреча Фройхена с инуитами, и его поразило, как тонко они чувствовали окружающую природу. Инуиты жили в поистине суровом климате и научились подмечать едва уловимые детали, подсказывающие, как изменяется среда вокруг. Новичок терялся в Арктике – инуиты же будто обладали внимательностью хищника, так точно они отслеживали самое незаметное поведение животных и самые незначительные перемены погоды. Фройхен большую часть отрочества провёл в сельской местности – но с инуитами не мог тягаться. Те считывали массу информации с самых заурядных вещей, в то время как Фройхен едва замечал их. Инуиты немедленно завоевали его уважение, и ему захотелось научиться премудростям, которые их заставила развить суровая Арктика.

Настроение Фройхена испортилось, когда настала пора спускаться под палубу на обед. В столовой стоял тяжёлый дух, еда была гадкой, а товарищи по команде только и говорили что о сексуальных обычаях туземцев. Не то чтобы Фройхену было неинтересно – ему было очень интересно, – но уж очень плохо сочетался низкий стиль разговора с возвышенным восторгом, который Фройхен испытал на палубе. Первые записи Фройхена о Гренландии выспренные: словно разошлись облака и свет рассеял тьму, земля поднялась из воды, а на земле настал рай. После он будет шутить в своих записях, какой резкий контраст увидел между естественной красотой Арктики и «мерзостью цивилизации, со всем этим кораблём и его командой». Фройхену не терпелось спуститься на берег, чтобы лучше узнать эту землю и людей, её населяющих.

«С местными бабами не путаться!» – распорядился капитан «Ханса Эгеде», прежде чем отпустить команду на берег. Подобные нотации моряки слушают испокон веков, и всегда в одно ухо влетает, в другое вылетает. Вскоре команда уже гребла к берегу с поспешностью, достойной пиратов. Высадившись из шлюпок, они по подсказке местных отправились в столярную мастерскую неподалёку, где были устроены танцы. В мастерской стоял шум и гам, музыка сливалась с громкими голосами. По стенам стояли деревянные бочки, на каждой – по свече, источавшей мягкий рыжий свет. Кто-то играл на скрипучей губной гармонике, люди скакали по комнате в хороводе. Здесь были и инуиты, и европейцы, и люди смешанного происхождения: датское правительство терпимо относилось к смешанным бракам (во всяком случае, не запрещало их). Присутствующие немедленно выпытали у Фройхена, кто он и откуда, и сразу же прозвали nakursarak («доктор»): ведь он некоторое время изучал медицину.

Когда танцы закончились, один местный пригласил Фройхена к себе в дом на чашку кофе. По дороге Фройхен засыпал своего нового друга вопросами, словно он был студентом, который приехал в незнакомую страну по обмену. Его собеседник терпеливо отвечал: он оказался профессиональным фотографом и таксидермистом. Кофе у него был так себе, зато беседа завязалась долгая и приятная.

Когда Фройхен наконец посмотрел на часы, оказалось, что было уже очень поздно и команда, скорее всего, вернулась на корабль без него. Фройхен поднялся, собираясь уходить, и тут хозяин спросил, знает ли его гость дорогу к гавани. Не желая обременять нового друга, Фройхен сказал, что знает. По дороге сюда он старался запомнить ориентиры: разные валуны и так далее. По ним он и надеялся найти дорогу. К несчастью для него, в темноте все валуны оказались неотличимы друг от друга, и вскоре Фройхен совсем заблудился.

Пейзаж вокруг Фройхена походил на лунный. В доисторические времена, когда на Земле было теплее и на ней ещё жили мамонты и гигантские ленивцы, Гренландия была покрыта густыми лесами из древних каштанов, лавров, магнолий, дубов, тополей и ореховых деревьев. Но вся эта буйная растительность погибла в плейстоценовую эру. Теперь в Гренландии не растёт никаких деревьев, кроме карликовой ивы и берёзы, которые ютятся в долинах, прячась от злого ветра (подобной растительности много в Южной Гренландии). В краткий летний период из земли вылезают островки травы, мох, лишайники и низкие цветы.

Каменистая почва скрипела под ногами у Фройхена. В какой-то момент он нашёл цепочку следов, которые, как он надеялся, вели к гавани. Пройдя по следам какое-то время, он набрёл на хижины, которых прежде не видел. В дверном проходе показался ребёнок, но тут же скрылся. Через несколько секунд Фройхена окружили инуиты: они говорили все разом на языке, которого Фройхен не понимал. В ответ он несколько раз крикнул: «Ханс Эгеде!» – надеясь, что местные узнают название корабля, носящего имя миссионера, и укажут ему путь. Но и тут ему не повезло. Фройхен покопался в кармане, выудил несколько монеток и отдал их старой женщине, стоящей вблизи от него. Тут же остальные сгрудились вокруг него, желая тоже получить деньги. Когда же карманы Фройхена опустели, инуитов как ветром сдуло – и он снова остался один. «Но ведь гавань наверняка близко!» – рассудил он и снова отправился в путь.

«По камням да по камням, через снега и воды держал я свой тяжкий путь», – так он вспоминал об этом вечере. Вскоре он опять нашёл следы и признал в них свои собственные. Пройдя по ним, Фройхен наткнулся на лыжню и решил, что лучше пойдёт вдоль неё. Но лыжня вдруг прервалась, словно лыжник дальше полетел на крыльях. К этому моменту Фройхен отчётливо понимал, что попал в переделку.

Он уже начал было паниковать, как вдруг заметил группу матросов с «Ханса Эгеде»: они шли прогулочным шагом, направляясь к кораблю. Как ни в чём не бывало Фройхен подошёл к ним, приняв невозмутимый вид: но быстро понял, что те едва сдерживают смех. Матросы объяснили наконец, что они уже несколько часов за ним наблюдают и помирают со смеху, глядя, как «этот желторотик» ходит кругами. Фройхену было ужасно стыдно: но по крайней мере, он нашёл своих.

Постояв некоторое время в Готхобе, «Ханс Эгеде» двинулся в Суккертоппен (сегодня Маниитсок). Несмотря на то что Фройхен оказался в самом крупном поселении Южной Гренландии, ожиданий его оно не оправдало. Он надеялся найти что-то более экзотическое, а нашёл дома, выстроенные из привозного дерева. Их было не отличить от датских: те же квадратные коробки с крутыми двускатными крышами, выкрашенные в чистые яркие цвета. Да ещё этот едкий запах: собачьи экскременты, тюленьи внутренности, немытые подмышки… Люди, впервые попавшие в Гренландию, нередко удивлялись, как дурно там пахло, несмотря на кажущуюся чистоту и бодрящее яркое солнце.

Задача Фройхена была закупить в Суккертоппене запасы для грядущей экспедиции. Бродя по деревне, он не раз встречался глазами с молодой инуиткой, Арнарак, которую Фройхен назвал «необыкновенной красавицей». Кое-как преодолев языковой барьер, они обменялись комплиментами, и вот Фройхена уже приглашают в дом на чашку кофе. Пока кофе варился, инуитка продала ему некоторые товары из кожи по ценам, вдвое, а то и втрое превышавшим разумные. Но Фройхену было всё равно: главное, что он проводил время в её обществе. Вечером были назначены танцы – гренландцы обожали танцевать, – и Фройхен пригласил Арнарак пойти вместе.

Когда тем же вечером Фройхен зашёл за ней, отец Арнарак радостно пригласил его войти. Арнарак принялась готовиться к танцам прямо на глазах кавалера: распустила ленту в волосах, и они упали ей на плечи. Жестами она дала понять Фройхену, что собирается сделать что-то особенное с волосами специально для него.

Арнарак подошла к кровати и вытащила из-под неё ведро. В ноздри Фройхену ударил сильный запах аммиака, и он догадался, что в ведре человеческая моча. Арнарак тем временем окунула голову в жёлтую жидкость и принялась втирать её в корни волос.