Входная дверь открывается и передо мной появляется улыбающийся отец под ручку с мамой, к которой я тут же бросаюсь в объятия.

— Мамочка, — кричу я от радости.

Мы стоим и обнимаемся с ней дольше, чем стояли в обнимку с Яном. Все уже прошли в дом, оглядывая местный интерьер, обсуждая погоду, а я все никак не могу отпустить эту худенькую женщину, родившую меня двадцать лет назад.

— Ты в порядке? — участливо спрашивает она меня.

Мы отходим с ней в угол зала и она закидывает меня вопросами, где я была все это время, как со мной обращались… Я лишь киваю, не вдаваясь в подробности и говорю о том, что со мной все хорошо, а потом приходит отец и вытаскивает нас из уединенного места.

— Пошлите, — бурчит он недовольно. — Ставите меня в неловкое положение.

Очень хочется напомнить в каком неловком положении я была в их компании с Сегмузовым, когда он мне залепил пощечину…

Я выхожу на кухню, где за столом уже сидит Ян. Напротив него присаживается отец, мама. А мне доводится роль хозяйки.

— Покажешь, что приготовила, милая моя? — обращается ко мне Ян, играя в какую-то свою игру.

И я подыгрываю сразу же:

— Конечно, дорогой.

Я бросаюсь исполнять все его просьбы: сставлю чай, накладываю и подогреваю еды, режу хлеб с овощами… Пока они разговаривают о погоде, инвестициях, футболе, а потом плавно переходят к еде.

— Прекрасно выглядит! — хвалит меня мой мужчина, оглядывая брокколи с мясом. — Обожаю.

Я совершенно не хочу есть, но его настойчивое желание, чтобы я присоединилась склоняет меня к тому, чтобы я наложила немного еды и себе на тарелку.

Открывается бутылку вина, чаепитие откладывается на более позднее время.

Первые десять минут воцаряется молчание, только бряцание вилок доносится в тишине и только спустя время отец проявляет себя первым.

— Вкусно, — выдавливает он из себя улыбку. — Вкусный ужин, приятный дом. Только компания не та, в которой я тебя оставлял, когда мы прощались с тобой и твоим женихом…

Началось. Я судорожно выдыхаю, готовясь отбивать перекрестный огонь.

Рука Яна на моем колене, его многозначительный мягкий взгляд в мою сторону дают мне понять, что не стоит. Он все сделает сам.

— Ян, как оказалось, не умеет обращаться с девушками, — сообщает мой мужчина, вытирая губы салфеткой.

— А ты умеешь, значит? — не удерживается от уточнения отец.

Он ведет себя нагло, разнузданно. Конечно, хозяин положения. Может забрать меня в любой момент.

Ну зачем Ян позвал его на ужин? Хуже только сделал!

— А я умею, — ответил Ян. — Поэтому она здесь. Со мной. — Говорит он твердо, делая глоток вина из бокала. — И хотелось бы, чтобы так и осталось.

Это радует, но вот нисколько не обнадеживает.

Ян ставит фужер на стол, упираясь своими ладонями в твердую лакированную поверхность, глядя исподлобья в сторону сидящего напротив отца.

Мужчина с проседью цокает языком и отодвигает почти нетронутую тарелку с едой. Он никогда не любил брокколи.

И допивает залпом вино.

— Я говорил с Яном Сегмузовым. Он скучает. Я бы хотел, чтобы ты вернулась к нему, — буравит он меня взглядом. — Сегодня же.

И в этот момент влезает Ян, переключая его взгляд на себя.

— На сколько он скучает? На какую сумму точнее?

Мама с укором смотрит на своего мужа, которого я уже отцом не могу даже мысленно назвать. Его глаза загораются, он задорно смотрит на присутствующих и возвращает тарелку с ужином к себе назад.

— Поэтому ты пригласил меня на ужин? — ухмыляется он. — Так бы и сказал. Я-то подумал, что тут будет демонстрация новой прекрасной семьи…Кольцо, был уверен, что подаришь при мне и замуж ее позовешь. Не?

Ян качает головой.

— Значит все же более легкий, но дорогой способ выбрал? — уточняет отец.

Видно, что былая неизаинтересованность пропала из его глаз.

Я вся красная от гнева и смущения, как вареный рак. Хочется вилкой ему в руку воткнуть.

Он, словно читает мои мысли, поспешно хватает ее. Она в его руке порхает сейчас бабочкой, цепляя все овощи на своем пути и закидывая их в рот. Он даже не жует. Смотрит заискивающе на Яна и пытается просканировать его своим взглядом.

— Жанна, иди с Алисой в гостиную, поговорите о своем, девичьем. Мы к вам присоединимся через 15 минут, — выдает он сквозь зубы.

Мама быстро встает и беспрекословно идет в сторону выхода. Вот что значит послушная жена. Вышколил.

Но я не спешу.

— Нет, — качаю я головой, глядя на отца. — Ты же меня продаешь! Я хочу присутствовать. Я е живой товар! Вдруг продешевишь?!

Мой ненавистный взгляд совершенно не меняет дела. Он, как ест, так и продолжает. С нарастающим аппетитом.

Чтоб ты подавился и скончался прямо перед нами! Тогда все проблемы разом ушли бы.

— Иди в гостиную, — опережает меня Ян, сжимая мою руку под столом. — Тут ничего интересного не будет. Мужской короткий разговор. — Убеждает он меня.

— Меня, как козу продают и мне нельзя на аукционе присутствовать? — возмущаюсь я.

— Точно нужна тебе? — ухмыляется папаня, нарезая мясо ножом на своей тарелке. — Сегмузова такие цепляют. А тебя-то чего? Мазохист что ли?

— Смотри, а то мало ли в мясо яда тебе подсыпала! — не удерживаюсь я от ответной колкости, перед тем как покинуть помещение с гордо поднятой головой.

Мы сидим с мамой на диванчике, прижавшись друг к другу и вслушиваясь в короткие приглушенные фразы, доносящиеся до нас с кухни.

Разговаривать не хочется. Мы с ней по разные стороны баррикад. Это ощущается все сильнее с каждым разом. Она все более послушная, я все сильнее сопротивляюсь.

В конце концов я не выдерживаю напряженного накала и подкрадываюсь к двери, чтобы подслушать, о чем же они говорят.

— Лис… — говорит мама с укором, но я лишь отмахиваюсь от нее.

Не ее судьба решается, ей не так тяжело как мне. Ей не понять. Никогда. Она же не была на моем месте.

— Тебя не продавали! — рявкаю я ей и она поспешно отворачивается, пряча взгляд.

Так-то лучше. Я прислушиваюсь.

— …только так, — слышу голос отца. — По-другому, извини, ты солидный человек, я вижу, но мне нет профита.

Он что-то упрямо затирает Яну, убеждая его. В чем только?

Становится неудобно, что я так себя повела с мамой. В груди сдавливает от стыда.

Кошусь на блондинку с огромными голубыми глазами в темном платье, которая поджимая губы, следит за мной с тревогой.

Ее же всегда подавлял отец. Она, наверное, и жизни настоящей не знает. Чего я на нее срываюсь. Она такая же марионетка, как я.

— Прости, — шепчу я ей.

Женщина кивает, ее губы дрожат.

И я тут же забываю о ее существовании, возвращаясь к разговору за столом в кухне.

— … Не вешай мне на уши лапшу…Евгений Борисович, — узнаю твердый голос Яна, — не девственница. Замуж Сегмузов ее не возьмет. Хочешь дочь отдать в секс-рабыни? У него два борделя во владении. Туда ее передаст, как наиграется же.

По телу бегут мурашки. У Сегмузова бордели? Вот те на! Вот почему он так себя по-свински ведет. Вот почему, собирался меня изнасиловать. Он привычен к такому поведению!

И девственницу ясно, почему хотел…

Теперь мне к нему точно нельзя. Становится ясной моя возможная дальнейшая расплата.

Я понимаю, что боялась только Сегмузова, а это было только цветочками. Он же мог отдать меня на потеху своим друзьям…. Еще возможно, и отдаст…

Сглатываю подступивший к горлу ком. Не плакать. Взять себя в руки. Но огромный саднящий ком возвращается, не давая дышать.

— …долги мои закроет. А Алиса адаптируется, отработает и вернется, если ему неугодной станет…

Голос отца проникает прямо в душу, делая мое тело ватным. Не чувствую его.

В каком я состоянии буду, когда вернусь, козел? Ты об этом подумал? Разбитую вазу не привести в изначальный вид!

Ну за чтоооо он так со мной?

Я поворачиваюсь к матери и смотрю на нее огромными глазами полными боли. Хочется завыть от этой несправедливости. Отец хочет сбагрить меня какому-то мудаку, закрывая глаза на то, что он разорвет меня на куски, как только я окажусь в его лапах.