Зубко не давал расслабляться. Начиная с октября, Белозеров исправно ездил с ним на тренировки в спортзал, откуда возвращался еле живым. Интенсивные занятия боксом, а затем и каратэ, дали быстрый и хороший результат — парень заметно оброс мышцами, раздался в плечах, перестал бояться ударов и боли; в намечавшихся драках главарь намеренно отводил ему одну из первых ролей.

Членство в банде Бритого придавало Павлу сил, уверенности в себе. Изредка пятеро парней сходились в кулачных боях против вновь зарождавшихся группировок — дома в Солнечном росли и заселялись, народу понемногу прибывало. Самые отвязные сверстники решались устанавливать свои законы, перечили молодой банде, забивали стрелки. Дважды вся компания метелила пришлых с Молочки — соседнего с Солнечным поселка. Приходилось ставить наглецов на место, показывать «кто в доме хозяин». В этих «боях местного значения» мужал и Белозеров. Теперь уж вряд ли его привел бы в смятение вид перочинного ножа, вряд ли напугал бы перевес противников. Пашка учился держать удар и ненавидеть врагов; постигал нюансы уличных драк и становился жестче; приноровился на время отключать замашки потомственного интеллигента и позабыл про свою извечную мягкотелость.

К тому же за ним закрепилась стойкая репутация мозгового центра организованной группировки: парни во главе с Бритым относились к Палермо уважительно, к мнению, каким бы оно ни было, непременно прислушивались. Впервые за семнадцать лет он ощутил себя нужным человеком; впервые увидел, насколько люди дорожат его умом и сообразительностью, насколько ценят его слова. Потому-то, получив приказ загоревшегося увеличить доходы группировки главаря придумать, как надавить на треклятого москвича, размышлял, изворачивал мозги, позабыв обо всем на свете…

После обстрела машины господин Доронин наконец-то согласился поговорить с Зубко об условиях дальнейшего сотрудничества. Соблюдая меры максимальной предосторожности, Серега встретился с москвичом в укромном местечке. Приятели подстраховывали своего лидера, но владелец магазина вел себя сдержанно и корректно — рандеву прошло без сюрпризов. Кажется, продырявленные пулями колеса джипа, заставили Доронина пересмотреть скептическое отношение к возможностям молодой банды, стоящей за немногословным, узколобым амбалом.

Не сказав на переговорах ни «да», ни «нет», владелец супермаркета испросил у Зубко небольшую отсрочку с целью «изыскания финансовых резервов» для оплаты новой «крыши». Наивный боксер, беспрестанно потирающий тыльной стороной ладони свернутый набок нос, согласился…

«Да, переговоры с толстосумами тебе даются тяжело, — подумал тогда Палермо. — Не твое это, Серега. Не твое…»

А через несколько дней грянул гром.

Взъерошенный и чем-то озабоченный Клава нашел своих друзей прямо в школьном коридоре, а не дожидался их, как обычно у выхода, на крыльце.

— Братва, — тихо проговорил он, — там, у лестницы Хлебопёк дежурит с двумя гоблинами. Не иначе, как нас дожидается…

— Хлебопёк? — наморщил узкий лоб Бритый. — А чё за дела-то у него к нам?..

— Хер его знает, — пожал плечами Юрка. — Мож через окно дернуть с другой стороны?

Зубко покачал головой:

— Не. Тут мы хозяева, а не он.

И двинулся к выходу…

Прямо у школы компания действительно столкнулась лицом к лицу с Хлебопёком. Парень с мощной шеей, проглядывавшей сквозь открытый ворот короткой кожаной куртки, стоял в окружении двух телохранителей. По комплекции, росту и ширине плеч он был сравним лишь с Бритым и Клавой. Дружки выглядели подстать — наглые улыбочки на круглых, довольных рожах; надменные взгляды, лениво скользившие сверху вниз; увесистые кулаки, спрятанные в карманы курток.

Банда Бритого не была готова к такому повороту — все пятеро обескуражено притормозили в начале спуска по крутой лестнице. Палермо вновь почувствовал забытый холодок трусоватой оторопи, сдавивший грудь…

— Вперед, вперед!.. Какого хрена здесь топтаться?! — негромко забубнил Серега Зубко, проталкиваясь меж приятелей к лестнице. — Если дадим слабину — нам трандец. За мной!..

«А вот в этом, Серега, тебе равных нет», — по достоинству оценил поведение вожака Белозеров, делая следом шаг. После слов и решительной походки Бритого, товарищи дружно опомнились, и вся компания двинулась вниз по ступеням; троица Хлебопёка тронулась навстречу. Внизу, у основания лестницы две группировки молча сошлись и остановились друг против друга. Мимо поспешно шныряли школьники, их родители и учителя, с молчаливой боязливостью не поднимая глаз и «не замечая» спонтанной бандитской разборки.

— Ты что ли Бритый? — смачно сплюнув на утоптанный снег, вопрошал Хлебопёк.

— Ну, я, — отвечал Серега, нагло отправляя свой плевок следом.

— Джип хозяина супермаркета — твоя работа?

— А с чего это я должен тебе отвечать? Ты не опер ли случайно из ментовки?..

Палермо с приятелями видел, как напрягся Бритый, как раздулись его большие ноздри, слышали хруст суставов сжатых до боли кулаков…

— Не опер, — наигранно подмигнул дружкам Хлебопёк. — Так ты, значит, не в курсах кто я?

Дружки встали вровень со своим предводителем, но и Палермо с Клавой сделали по шагу вперед. Теперь трое стояли против троих, а позади Бритого наличествовал еще и резерв — Валерон с Ганджубасом. Оставшаяся на последней ступеньке Юлька в расчет, конечно же, не шла.

Решительность молодой бандитской поросли не поубавила пыла Хлебопёка с бойцами, а скорее позабавила их, заставила показать сверкавшие золотом коронки. Мощные челюсти пришлых бандитов непрестанно работали, перемалывая жвачку; налитые кровью глаза от недосыпанья или чрезмерного употребления алкоголя, казалось, были неподвижны и могли смотреть лишь туда, куда поворачивались головы.

— Если ты, сявка, не знаешь в лицо местных авторитетов — долго не проживешь, — зловеще пообещал недавно мотавший срок. — В последний раз спрашиваю: хозяина магазина ты побеспокоил?

— Ну, скажем, я, — вызывающе протянул Серега. — Чё дальше-то?

— Х-хе, — опять прищурился Хлебопёков и тронул пальцами свою покрасневшую на морозце порванную мочку уха. — А вот чё… сроку тебе, пионер, сутки. Либо возместишь ему убытки, либо все пятеро — трупы.

— Языком-то во рту не полоскай, долбогрыз, пока второе ухо не оторвали. Ты мне не указ, понял? — совсем осмелел Бритый и, входя в роль, поинтересовался: — Где и когда забиваем стрелку?

— Борзый щенок!.. — вновь сплюнул тот, усмехаясь. — Значит, отказываешься… Тогда на северном пустыре у ТЭЦ-5. Через два дня. Ровно в четыре.

— По сколько человек с каждой стороны?

— По трое.

Если бы в автобусном чреве находились только хмурые спецы, подавляющие обычного человека одним до жути невозмутимым видом, провинившийся связист, пожалуй, не сдержался бы — закатил истерику или, разбив головой окно, сиганул бы рыбкой в неизвестность. Этот вариант представлялся ему более подходящим, чем трястись неизвестно куда!..

Но, слава богу — в креслах помимо вооруженных угрюмых мужиков сидело десятка полтора людей штатских. Граждане беззаботно переговаривались; улыбались; вертели головами, обозревая местные красоты. Цветастая, яркая и подчас вызывающая фасоном одежда, так не похожая на военную; умиротворенная речь, безбоязненное поведение и громкий смех, напоминавшие о далекой мирной жизни — успокаивали и придавали мальчишке уверенности. Нет, не должны эти неразговорчивые ребята переломать ему ребра за нелепую оплошность, за разговор по рации без использования кодовых таблиц. Не станут здоровяки спецназовцы калечить его при таком скоплении женщин и смазливых девушек. Упоминание же грозным майором о каких-то пулях было скорее профилактической мерой.

Произведя свой наивный анализ, солдатик в застиранной формяшке ненадолго приободрился, приосанился. Осторожно обернувшись, встретился взглядом с красавицей блондинкой; покраснел, заерзал на сиденье. Изрядно томившие душу неприятности сразу утратили остроту, остались за одним из дорожных поворотов…