Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Еще две вы не получите! — заорал Бедлстоун. — Мои цистерны пусты.

Хорнблоуэр слушал их перебранку с незнакомым чувством отстраненности. Его плечи больше не давил тяжкий груз ответственности, хотя услужливый мозг мгновенно подсчитал, что залитой в бочки пресной воды хватит «Пришпоренному» на сорок суток. Но теперь Мидоусу придется ломать голову, как растянуть этот скромный запас. Перемена ветра потребует подвести шлюп вплотную ко входу в Гуле, но и эта задача теперь висела на шее Мидоуса. Что касается его, Хорнблоуэра, то он сильно сомневался, что когда-либо в будущем ему придется ее решать.

Матросы со шлюпа, работавшие у насосов, уже торопились обратно, резво перебегая по сходням на палубу «Пришпоренного», а двое с «Принцессы», следившие за шлангами, вернулись на баржу, таща за собой их брезентовые рукава. Последним покинул палубу помощник Бедлстоуна с подписанными документами о приеме воды.

— По местам стоять! — закричал Бедлстоун. — Эй, мистер, подтянуть фалы кливера.

Сам шкипер встал к штурвалу и весьма аккуратно отвел неповоротливую баржу от «Пришпоренного».

Он занимал позицию рулевого все то время, что понадобилось полдюжине его подчиненных на уборку матов и мешков с песком, свисавших вдоль борта и служивших амортизаторами. Прошло меньше минуты, а оба судна уже разделяла широкая полоса воды, и чтобы докричаться до соседа, требовалось поднапрячь голосовые связки. Хорнблоуэр бросил последний взгляд на удаляющийся шлюп. Похоже было, что Мидоус решил еще раз собрать и построить экипаж, чтобы на этот раз торжественно произнести свою инаугурационную речь. Ни одна пара глаз не повернулась в сторону баржи и одинокой фигуры стоящего на палубе Хорнблоуэра. Узы морского братства чрезвычайно крепки, но и они порой рвутся в мгновение ока. Весьма вероятно, решил Хорнблоуэр, что ему не придется больше встретиться с Бушем.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пребывание на борту водоналивной баржи «Принцесса» сопровождалось для Хорнблоуэра исключительным дискомфортом. Опустошив свои цистерны, и не имея возможности загрузиться балластом, так как пустые емкости были слишком дороги, чтобы заливать в них морскую воду, баржа превратилась в легкую игрушку для ветра и волн. Несколько мешков с песком не могли существенно повлиять на остойчивость корпуса судна. Впрочем, при постройке баржи подобная ситуация была принята во внимание: корпус ее имел овальную, блюдообразную форму, так что даже с пустыми цистернами перевернуть ее вряд ли удалось бы самому сильному урагану. Но это было единственным достоинством опустошенной «Принцессы», быстро меркнувшим на фоне великого множества недостатков. Качало ее немилосердно, да еще и непредсказуемо. Новому человеку на ней почти невозможно было за короткий срок приспособиться к замысловатым траекториям, описываемым каждой частью судна как бы по отдельности. Обычный плот лишь самую малость уступал по мореходным качествам «Принцессе». Ее постоянно сносило под ветер, и все попытки бороться с этим были заранее обречены на провал. Такое поведение судна сулило массу препятствий на пути к Плимуту, особенно, если преобладающим направлением ветра будет ост.

Хорнблоуэр, как уже было сказано, испытывал на борту баржи массу неудобств. Два первых дня плавания он находился на грани морской болезни в результате весьма непривычного поведения палубы под ногами. Экстремальных проявлений этого недуга ему удалось, однако, избежать, благодаря предыдущему многонедельному пребыванию в открытом море, хотя порой он думал, что лучше бы его вывернуло наизнанку, чем постоянно находиться в ожидании приступа. В глубине души, впрочем, Хорнблоуэр радовался, что этого так и не произошло.

Для него был подвешен матросский гамак в крошечной каютке площадью шесть на шесть и высотой в пять футов. Единственным утешением служило ему зрелище пустых крючьев, предназначенных для крепления еще семи подвесных сеток, расположенных в два яруса по четыре. По крайней мере, сейчас он был единственным пассажиром. Капитан успел подзабыть, когда в последний раз спал в гамаке, и его позвоночник болезненно реагировал на изменение обстановки. Скрюченное положение тела усугублялось экстравагантными прыжками на волнах проклятой посудины. Они отдавались в каждой косточке и заставляли Хорнблоуэра с нежностью вспоминать узкую спартанскую койку в капитанской каюте «Пришпоренного».

Ветер устойчиво дул в северо-восточном направлении, неся на своих крыльях ясную солнечную погоду, но не доставлял этим никакого удовольствия Хорнблоуэру, за исключением того, что питаться за счет Бедлстоуна придется куда больше трех дней. Удовлетворение от маленькой победы было, правда, весьма сомнительного свойства, так как больше всего на свете он хотел сейчас поскорее очутиться в Лондоне, в Уайтхолле, чтобы лично удостовериться в подтверждении производства в капитанский чин, пока какие-нибудь непредвиденные обстоятельства не встали на его пути. Поэтому он с плохо скрываемым недовольством мрачно наблюдал, стоя на палубе, как баржу все дальше и дальше сносит под ветер, сильнее даже, чем громадные и неуклюжие линейные корабли, старающиеся обогнуть Уэссан с наветренной стороны.

Читать было нечего, делать тоже было нечего, и даже более или менее комфортабельного местечка, где он мог бы ничего не делать, на борту также не нашлось. Хорнблоуэр, устав валяться в осточертевшем гамаке, вылез из люка, ведущего на палубу, и оказался на ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как Бедлстоун поднимает подзорную трубу, прикладывает ее к глазу и направляет в наветренную сторону.

— Вот они, красавчики, идут! Идут! — объявил во всеуслышание обычно немногословный и замкнутый шкипер.

Он снизошел даже до того, что милостиво протянул свой инструмент капитану. Последний в полной мере оценил этот великодушный жест, по собственному опыту хорошо зная, как тяжело любому моряку, а тем более капитану, расстаться с подзорной трубой хоть на минуту, когда на горизонте появляется что-нибудь интересное.

На этот раз зрелище и впрямь было впечатляющим: не просто эскадра, а целый флот величаво шел им навстречу. Четыре фрегата под всеми парусами неслись впереди, а за ними двумя колоннами следовали могучие линейные корабли. В одной колонне их было семь, во второй — шесть. Хорнблоуэр отметил, что на них уже подняты лиселя, а значит, и походный порядок тоже уже определен. Ветер дул приближающимся судам прямо в корму, и расстояние, отделяющее их от «Принцессы», сокращалось буквально на глазах. То была действительно великолепная картина: полощущиеся на ветру кормовые флаги и гордо реющие на мачтах вымпелы, словно соперничающие друг с другом. Пенный след возникал под форштевнем каждого из кораблей, мгновенно уносясь вдоль борта и исчезая, растворяясь в синеве моря. Это было живое олицетворение морского могущества Англии, достигшего небывалых высот. Передовой фрегат прошел совсем рядом с ковыляющей против ветра баржей.

— «Алмаз», 32 орудия, — сообщил Бедлстоун, каким-то образом успевший вновь заграбастать свою подзорною трубу.

С завистью и вожделением смотрел Хорнблоуэр на прекрасный корабль, находящийся на расстоянии пушечного выстрела. Ему хорошо были видны матросы, ринувшиеся вверх на фок-мачту. В считанные секунды, пока фрегат проходил мимо, был спущен и вновь поднят фок-брамсель, причем даже наметанный глаз Хорнблоуэра не заметил ни единой помарки в исполнении этого маневра. Помощник «Принцессы» едва успел поднять в знак приветствия грязный вымпел некогда красного цвета. В ответ на мачту фрегата взлетел белый вымпел Военно-морского Флота Его Величества. Вслед за фрегатом мимо баржи прошла правая колонна линейных кораблей. Первым шел величественный трехпалубный корабль, возвышаясь своей громадой. Три ряда задраенных орудийных портов свидетельствовали о могучей огневой силе. На брам-стеньге фок-мачты развевался синий адмиральский вымпел.

— «Принц Уэльский», 98 орудий. Вице-адмирал сэр Роберт Колдер, баронет, — прокомментировал Бедлстоун. — Между прочим, кроме него здесь еще двое адмиралов.

3
{"b":"8998","o":1}