ПАМЯТИ Б. Л. ПАСТЕРНАКА »…правление Литературного Фонда СССР извещает о смерти писателя, члена Литфонда, Бориса Леонидовича Пастернака, последовавшей 30 мая сего года, на 71 году жизни, после тяжелой и продолжительной болезни, и выражает соболезнование семье покойного». Единственное, появившееся в газетах, вернее, в одной – «Литературной газете», – сообщение о смерти Б. Л. Пастернака. Разобрали венки на веники, На полчасика погрустнели… Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели! И терзали Шопена лабухи, И торжественно шло прощанье… Он не мылил петли в Елабуге. И с ума не сходил в Сучане! Даже киевские «письмэнники» На поминки его поспели!.. Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели! И не то, чтобы с чем-то за сорок, Ровно семьдесят – возраст смертный, И не просто какой-то пасынок, Член Литфонда – усопший сметный! Ах, осыпались лапы елочьи, Отзвенели его метели… До чего ж мы гордимся, сволочи, Что он умер в своей постели! «Мело, мело, по всей земле, во все пределы, Свеча горела на столе, свеча горела…» Нет, никая не свеча, Горела люстра! Очки на морде палача Сверкали шустро! А зал зевал, а зал скучал – Мели, Емеля! Ведь не в тюрьму, и не в Сучан, Не к «высшей мере»! И не к терновому венцу Колесованьем, А как поленом по лицу, Голосованьем! И кто-то, спьяну вопрошал: «За что? Кого там?» И кто-то жрал, и кто-то ржал Над анекдотом… Мы не забудем этот смех, И эту скуку! Мы поименно вспомним всех, Кто поднял руку! «Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку…» Вот и смолкли клевета и споры, Словно взят у вечности отгул… А над гробом встали мародеры, И несут почетный… Ка-ра-ул! СНОВА АВГУСТ Посвящается памяти А. А. Ахматовой. «…а так как мне бумаги не хватило, я на твоем пишу черновике…» Анна Ахматова «Поэма без героя» Анна Андреевна очень боялась и не любила месяц август и считала этот месяц для себя несчастливым, и имела к этому все основания, поскольку в августе был расстрелян Гумилев, на станции Бернгардтовка, в августе был арестован ее сын Лев, в августе вышло известное постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» и т. д. «Кресты» – ленинградская тюрьма. Пряжка – район в Ленинграде. В той злой тишине, в той неверной, В тени разведенных мостов, Ходила она по Шпалерной, Моталась она у «Крестов». Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость – Привычно, как росчерк пера, Вот если бы только не август, Не чертова эта пора! Таким же неверно-нелепым [11] Был давний тот август, когда Над черным бернгардтовским небом Стрельнула, как птица, беда, И разве не в августе снова, В еще неотмеренный год, Осудят мычанием слово, Последнюю совесть – в расход! Но это потом, а покуда Которую ночь – над Невой, Уже не надеясь на чудо, А только бы знать, что живой! И в сумраки вписана четко, Как вписана в нашу судьбу, По-царски небрежная челка, Прилипшая к мокрому лбу. О, шелест финских сосен, Награда за труды, Но вновь приходит осень – Пора твоей беды! И август, и как будто Все то же, как тогда, И врет мордастый Будда, Что горе – не беда! Но вьется, вьется челка Колечками на лбу, Уходит в ночь девчонка Пытать свою судьбу. Следят, следят из окон За нею сотни глаз А ей плевать, что поздно, Что комендантский час. По улице бессветной, Под окрик патрулей, Идет она бессмертной Походкою своей. На праздник и на плаху Идет она, как ты! По Пряжке, через Прагу – Искать свои «Кресты»! И пусть судачат вздорные соседи, Пусть кто-то обругает не со зла, Она домой вернется на рассвете И никому ни слова – где была… Но с мокрых пальцев облизнет чернила, И скажет, примостившись в уголке: «Прости, но мне бумаги не хватило, Я на твоем пишу черновике…» КРЕСТЫ (Более ранний вариант предыдущей песни) Той лютой порой, что неверной В тени разведенных мостов Моталась она по Шпалерной, Ходила она у «Крестов» Ей в тягость… Да нет ей не в тягость! Привычно, как росчерк пера. Вот если бы только не август, Не чертова эта пора. Когда-то, когда-то, когда-то Такой же был август, когда Над черной водою Кронштадта Стрельнула, как птица, беда И разве не в августе снова В еще не отмеренный год Осудят мычанием слово И совесть отправят в расход. Но это потом, а покуда В которую ночь – над Невой, Уже не надеясь на чудо, А только бы знать, что живой! И в сумерки вписана четко Такая, как после, в строфу Седая девчоночья челка Прилипшая к мокрому лбу Ай сени мои, сени, Кленовы ворота, На кой тебе спасенние – Ты та или не та. Без счета и без края Пойдут пылить года Такая – не такая, А прежняя беда. Коротенькая челка Колечками на лбу Ступай, гуляй девчонка, Пытай свою судьбу А ночь опять бессветна, Разведены мосты. Я знал, что ты бессмертна, Что и другая – ты… И все еще случится, И снова, как теперь Невзгода постучится В незапертую дверь. И будет ночь, и челка И ветер, и мосты, Ступай, гуляй, девчонка Ищи свои «Кресты». И не устав ни капельки как будто, Задумчива, тиха и весела Она придет, озябшая под утро И никому ни слова, где была. Но с мокрых пальцев облизнет чернила И скажет, притулившись в уголке: Прости, но мне бумаги не хватило, Я на твоем пишу черновике. вернуться Вариант: Вот также, наверно, несносен Был давний тот август, когда У черных бернгардтовских сосен Стрельнула, как птица, беда. |
