– Беатрис, вы должны нам все объяснить, – сказала миссис Инкберри, отхлебнув чаю. – Как миссис Бартлби способствовала вашей помолвке?

– О да, вы же были в Йоркшире и ничего не знаете. – Беатрис приняла чашку из рук миссис Моррис и потянулась к подносу с пышками. – Вы читаете миссис Бартлби?

– Конечно! – кивнула миссис Инкберри. – Я стараюсь не пропускать ни одной ее колонки, но в Йоркшире трудно достать «Соушл газетт».

– Ну, – продолжила Беатрис, – мистер Джонс уже давно просил позволения проводить меня домой с работы, но миссис Моррис говорила, что гулять вдвоем нехорошо, ведь мы оба не состоим в браке. Люди могут всякое подумать.

– Вы абсолютно правы, Абигайль, дорогая, осторожность никому не повредит, – одобрила миссис Инкберри. – Молодой леди лучше перестраховаться в том, что капается противоположного пола. Она должна заботиться о своей репутации.

– Знаю, Жозефина, – ответила миссис Моррис, – но я ошибалась. Миссис Бартлби в своей колонке утверждает, что прогулка с молодым человеком вполне допустима для Беатрис.

– Правда? – ошарашенно уставилась на подруг миссис Инкберри. Собеседницы согласно закивали.

– Она, конечно же, не лично ко мне обращалась, – сказала Беатрис и разъяснила правило, о котором Эмма писала в статье шесть недель тому назад. – Вот видите, миссис Инкберри, все было в порядке. Я знаю мистера Джонса уже пять лет. То есть мы с ним практически каждый день видимся, я почти каждый вечер в шесть часов закрываю магазин за миссис Уилсон, а он в это же время выходит из адвокатской конторы, живем мы в двух улицах друг от друга и идем домой в одном направлении. Что касается порядочности, мистер Джонс, мне думается, обладает ею, он ведь помощник адвоката. И временами, когда мы стоим в очереди за ленчем у уличного лотка, я вижу, как он покупает два пирожка со свининой, чтобы один отдать бедной нищенке, которая частенько роется в мусорной куче на аллее. Это о многом говорит, не так ли?

Эмма была абсолютно согласна с ней. Дабы несчастная Беатрис могла пройтись до дома со своим кавалером, Эмма взялась за эту тему и немного ослабила правила. У миссис Моррис доброе сердце, но, по правде говоря, женщина она недалекая и чересчур щепетильна в таких вещах. Даже тетушка, долгие годы дружившая с миссис Моррис, считала ее слишком ограниченной.

– Ну, – протянула миссис Инкберри, – если миссис Бартлби уверена, что ничего страшного в этом нет, Беатрис, то вопрос решен.

– Я так обрадовалась, прочитав ту колонку, – мечтательно вздохнула Беатрис, – такое облегчение испытала! И немедля рассказала об этом мистеру Джонсу. Если миссис Бартлби пишет, что все в порядке, говорю я ему, то мы можем не сомневаться. С тех пор мы с ним каждый день ходили с работы домой, миссис Инкберри. И по воскресеньям в парке гуляли. Там он и сделал мне предложение час тому назад. – Она посмотрела на колечко и покрутила рукой, чтобы полуденное солнце заиграло на его гранях. – Мы поженимся перед Рождеством.

Эмма улыбнулась и сделала глоток чаю. Да, решила она, ее новая жизнь действительно хороша.

Ощущение счастья еще не покинуло Эмму, когда в четверг посыльный из «Соушл газетт» пришел забрать ее статью. Она пребывала на седьмом небе, несмотря на четырехдневный ступор, называемый «творческим кризисом». И вот теперь, когда мистер Хоббс уже стучался в дверь, она лихорадочно допечатывала заключительный абзац.

– Подождите секундочку, Хоббс, – крикнула она, вытягивая из машинки последнюю страницу. – Я сейчас.

Она сложила листочки, сунула их в конверт и запечатала края, в спешке закапав весь стол воском. Подбежала к двери, распахнула ее и со вздохом облегчения вручила концерт посыльному:

– Держите, мистер Хоббс.

К ее удивлению, он не взял конверт, а лишь покачал половой.

– Меня просили передать, чтобы вы сами принесли статью в «Газетт». Я пришел за вами.

– Но… – Эмма озадаченно нахмурила брови. Такого поворота событий она никак не ожидала, но Хоббс, похоже, ничего больше не знал. Она взяла шляпку, надела перчатки, опустила конверт в карман юбки и отправилась с посыльным в контору «Соушл газетт» на Бувери-стрит.

За порогом двери посыльный исчез, а служащий с озабоченным выражением лица проводил ее в кабинет Барринджера. Эмма еще больше удивилась, когда застала секретаря графа, мистера Эша, за сбором вещей.

– Добрый день, мистер Эш, – поздоровалась она. – Что это вы делаете?

Секретарь положил серебряную чернильницу в стоявший на столе деревянный ящик и только потом ответил:

– Лорд Барринджер продал газету. Мне предложили место секретаря у нового владельца, но я слишком долго работал с лордом Барринджером и предпочитаю остаться у него. Поэтому, как видите, пакую вещи.

– «Соушл газетт» продана? Кому?

– Мне, мисс Дав.

Голос за спиной оказался до боли знакомым. Она на мгновение прикрыла глаза, моля Господа об ошибке, но стоило открыть их снова и повернуться, и Эмма поняла – никакой ошибки быть не может. В дверях, привалившись плечом к косяку и сложив руки на груди, стоял ее бывший хозяин.

Эмма молча взирала на Марлоу, внутри у нее похолодело от ужаса – новой прекрасной жизни пришел конец.

– Лорд Барринджер уступил «Газета» вам? Это… – Эмма помолчала, собираясь с силами. – Это очень неожиданно.

– Мы с Барринджером несколько месяцев кряду обсуждали возможную продажу. На прошлой неделе пришли к соглашению, а вчера подписали договор. – Он выпрямился и махнул рукой в сторону кабинета. – Мне хотелось бы обсудить с вами создавшееся положение.

Эмма прошла за ним в бывший кабинет Барринджера. Мебель осталась прежней, но все личные вещи графа исчезли. Книжная полка пуста, элегантный стол девственно чист, картины покинули свои крючки на стенах, и ковра на деревянном полу тоже не наблюдалось.

Марлоу закрыл дверь и встал позади стола, который теперь стал его собственностью.

– Прошу садиться, – указал он на кресло напротив.

Эмме вовсе не хотелось садиться. Ей хотелось побыстрее закончить все это и уйти. Она извлекла из кармана свою последнюю статью:

– Для следующего выпуска.

Она протянула ему конверт, ожидая, что Марлоу отвергнет ее труд. Ее глаза впились в его зрачки, призывая Гарри сказать, что глупая колонка миссис Бартлби аннулирована и Эмма осталась без работы.

Ну и ладно. Она все равно не стала бы писать для Марлоу, будь он последним издателем на земле. Кроме того, за два предыдущих месяца она добилась ошеламительного успеха и ей наверняка не составит труда найти себе другое место.

Немного приободрившись, Эмма заговорила:

– Не хотите брать? Господи, о чем я только спрашиваю! Конечно, нет. Это же о столовых приборах. О раздаточных ложках, рыбных ножах и тому подобном. Скука смертная. Кто станет это читать?

Она собралась было отправить конверт обратно в карман, но, к ее изумлению, Марлоу протянул руку. Эмма отдала ему статью, он положил ее на край стола и снова показал на кресло.

– Мисс Дав, мне хотелось бы поговорить с вами в более приятной обстановке, но, как джентльмен, я не могу сидеть в вашем присутствии. Этикет, знаете ли.

Эмма скептически приподняла брови, выражая недоверие к его познаниям в данной области.

– Мне и в самом деле не чужды хорошие манеры. – На его губах заиграла печальная улыбка, и тонкие морщинки разбежались от уголков глаз. – Хотя кто-то недавно намекнул мне, что я мог бы пользоваться своими знаниями и почаще.

Эмма напомнила себе, что очаровательно умалять собственные достоинства – один из его талантов, с помощью которого виконту не раз удавалось задобрить ее, и не улыбнулась в ответ. Она вздохнула и решила, что не стоит безропотно ждать удара топора. Поэтому села в предложенное кресло и взяла инициативу в свои руки.