– Хотите сказать, что правда скрывается в сердце?

– Нет. Правда обо всем на свете кроется в солнечном сплетении. Сердце может солгать. Интуиция, инстинкты – никогда.

– И вы всегда руководствуетесь этим правилом?

– Часто. – Он опустил руку и помолчал. – Не всегда.

Это было не ее дело, но Эмма все же спросила:

– Что случилось, когда вы прислушались к сердцу вместо инстинктов?

– Я женился.

– Понятно. – Она помедлила немного, не решаясь задать следующий вопрос. – А что – сердце или солнечное сплетение – привело вас к разводу?

Он хмыкнул.

– Полагаю, как и все остальное общество, вы осуждаете меня за этот поступок. Несмотря на то что пострадавшей стороной был я.

– Меня воспитывали на вере в то, что произнесенные перед Господом брачные клятвы священны и нерушимы.

– Вам легко говорить.

– Если я старая дева, это не значит, что я не могу составить собственное мнение о разводе! – огрызнулась она.

– И по вашему мнению, я не имел права разводиться с женой, невзирая на ее поведение?

– Не мне высказываться по этому поводу.

– Не вам? – Он рассмеялся, но смех получился резким, невеселым. – Миссис Бартлби только и делает, что учит людей правильному поведению, так что же правильно в моем случае? – Голос его дрожал от гнева, Эмма никогда не видела Марлоу таким. – Какую линию поведения следует принять мужчине, когда его жена каждый день их совместной жизни пылает ненавистью к мужу и сохнет по другому? Прикинуться добрым светским парнем и сделать вид, что ему не больно? Стать святым или мучеником и покориться судьбе?

Он повернулся к ней, и в его синих глазах сверкнули холодные льдинки.

– Когда она убегает с любовником в Америку, публично унижая мужа и бросая его родных в пропасть скандала, следует ли по-прежнему притворяться? Притворяться, что ему это безразлично? Или лучше заявить о раздельном проживании? Дать обет безбрачия? Взять себе любовницу?

Ее поразила боль, исказившая его лицо.

– Вы любили свою жену, – сказала она, впервые осознав этот факт.

– Конечно, любил! – Он отвернулся и сделал глубокий вдох. – Иначе бы я никогда на ней не женился.

– Я не понимала этого. Я думала… – Она запнулась. – Понимаете, я всегда думала, что если бы вы любили ее, то отправились бы за ней.

– Поехал бы за ней в Нью-Йорк? Вырвал бы ее из рук любовника и обрек себя на жизнь в аду? Это было бы правильнее, чем развод?

Эмма беспомощно смотрела на него, ответа не находилось. Развод был для нее вещью немыслимой, такой же невероятной, как прогулка без корсета или непосещение церкви по воскресеньям. С другой стороны, что она понимала в отношениях между мужчиной и женщиной? Практически ничего.

– Я влюбился в Консуэло с первого взгляда. – Он притомился спиной к кирпичной стене. – Я не знал ее характера, не знал ее образа мыслей, не знал ее темперамента, по мне было все равно. Я полюбил, как только заглянул в её глаза. У нее были самые большие, темные и грустные глаза в мире. Я решил жениться на ней еще до того, как прозвучали официальные представления. Все случилось слишком быстро.

Эмма пораженно смотрела на него, припомнив далекий день в гостиной тети, когда мистер Паркер точно так же откровенничал с ней.

– Я тоже была когда-то влюблена, – выпалила она.

– Правда?

Эмма кивнула и прислонилась к двери. Она смотрела на улицу, но видела не аккуратные кирпичные дома, а Ред-Лайон-сквер в шести кварталах отсюда.

– Его звали Джонатан Паркер, он был другом семьи моей матери. Я смутно помню наши встречи в детстве, но после смерти матери отец оборвал все связи с ее родными и знакомыми, и я больше не видела его, пока не переехала к тете в Лондон. Мы с мистером Паркером стали друзьями. Хорошими друзьями.

– Вы любили друг друга?

Эмма тяжко вздохнула.

– Я так думала.

– И что случилось?

– Он почти каждый день приходил к тете. Обедал с нами два-три раза в неделю. Удивительно, как много общего было у нас с ним. Наши мнения сходились по всем вопросам. Если на вечеринках планировались танцы, мы всегда составляли пару в вальсах и были идеальными партнерами. Нас постоянно видели вместе, все пришли к заключению, что однажды мы непременно поженимся. Все так думали.

– И?.. – спросил он, когда она замолчала.

– А потом он однажды пошел на бал. Я должна была сопровождать его, но подхватила жуткую простуду и не пошла. Тетя осталась дома со мной, а на следующее утро я услышала, что мистер Паркер протанцевал все наши вальсы с другой девушкой, миловидной блондинкой. Анни Монкрифф, родом из Йоркшира.

Рассказывая Марлоу эту историю, Эмма, к своему облегчению, заметила, что воспоминания больше не причиняют ей боли.

– Три дня спустя, когда я поправилась, мистер Паркер поделился со мной, своей дорогой подругой, радостной новостью. Он влюбился в Анни. Она была самым красивым, самым жизнерадостным, самым очаровательным созданием на свете, и он собирался сочетаться с ней узами брака. – Она покачала головой, до сих пор удивляясь, как такое могло произойти. – Едва познакомившись с ней, он тут же решил жениться. Три дня с незнакомкой перечеркнули шесть лет нашего близкого общения.

– Мне жаль, что он разбил вам сердце.

– Дело не только в разбитом сердце. В тот день я потеряла друга. Предательство сильно ранит, знаете ли.

– Да, – согласился он.

– Как? – спросила она в надежде, что Марлоу объяснит ей феномен, которого она не понимала. – Как такое вообще может случиться? Как человек может влюбиться с первого взгляда?

– Не знаю. Учитывая свой, собственный опыт, я могу сказать лишь одно – это своего рода безумие. Наваждение.

– А потом, оно проходит?

– Да. Если повезет, то до свадьбы. Мне не повезло, как насчет вашего мистера Паркера? Он счастлив в браке?

– Когда я в последний раз слышала о нем, да, он был счастлив. Правда, – не без злорадства добавила она, – он живет в Лондоне, а его жена – в Йоркшире.

Марлоу разразился хохотом:

– Вот рецепт настоящего семейного счастья!

– Точно. – Она тоже рассмеялась. Внезапно стало легко на сердце, словно с него сняли непосильный груз. Она повернула голову и посмотрела на Марлоу. – Странно, но вы первый, кому я рассказала эту историю. Тетя, конечно же, знала, что произошло, и наши друзья тоже, но никто никогда не говорил об этом, включая меня. Леди, видите ли, не полагается раскисать перед публикой, а близкие не задают друг другу неприличных вопросов. Я не могла поделиться своей болью.

– Безответная любовь всегда причиняет боль.

– Ваша жена никогда не любила вас?

– Нет. Причем я это знал. – Он прижал кулак к солнечному сплетению. – Нутром чувствовал. Но отмахнулся от интуиции. Я слушал сердце. Прислушайся я к инстинктам, то уберег бы от несчастья и себя и Консуэло. – Он вдруг помотал головой и оттолкнулся от стены. – Темнеет. Мне пора.

– Да, конечно. Спокойной ночи, милорд. – Она повернулась к двери и взялась заручку, но его голос остановил ее:

– Эмма?

Она оглянулась.

Он стоял на тротуаре и смотрел на нее.

– Если вы действительно считаете мой поступок непристойным, то почему не остановили меня?

Не дожидаясь ответа, он развернулся и направился к ожидающему его экипажу. Карета уже была на полпути к углу улицы, когда Эмма признала правду:

– Потому что знала, что это неприлично, но чувствовала, что все правильно. И это пугает меня.

Она подождала, пока экипаж скроется за поворотом. В ее арсенале имелись правила на все случаи жизни, и все же Эмма не могла не задаться вопросом: а имеют ли они какое-нибудь отношение к тому, что хорошо, а что плохо? Хуже того, она начала подозревать – несмотря на зрелый возраст, она абсолютно не разбирается в жизни.