Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Как ты, Ричард?

Дурацкий вопрос, но что еще можно было спросить?

– Убери пистолет, Анита. Все кончено.

– Она пыталась тебя убить.

– Все кончено. – Он повернулся ко мне лицом, и глаз Ричарда на этом лице уже не было. Голос его упал до рыка. – Убери.

Я смотрела на Райну и понимала, что, если я не убью ее сейчас, придется это делать потом.

– Ричард, она будет искать нашей смерти. Я не успела заметить движение руки Ричарда. Меня ударило по руке, пистолет вылетел, кувыркаясь. Рука онемела. Я попыталась отскочить, но Ричард схватил меня когтистыми пальцами за руки ниже плеч.

– Убийств больше не будет... сегодня. – Он задрал голову и взвыл. В пасти было полно клыков. Я вскрикнула.

– Анита, седлай силу. Или уходи.

Его руки стиснули мне бицепсы. Я откинулась назад, упираясь ногами в землю, и попыталась освободиться. Он свалился на меня, слишком сильный, чтобы бороться, слишком поддавшийся изменению, чтобы сопротивляться ему. Его сила ревела надо мной и во мне. Я ничего не видела, кроме сияния силы под собственными веками. Если бы я могла дышать, я бы закричала опять, но в мире не осталось ничего, кроме мощи этой силы, и она кругами расходилась от Ричарда, как от камня в воде. Волны ее коснулись стаи, и там, где плескала эта волна, вырастал мех. Ричард перекидывался и увлекал с собой всех. Всех. Я чувствовала, как сопротивляется Райна. Я ощущала ее борьбу, но и она в конце концов взвизгнула, упала и перекинулась.

Я держала Ричарда за руки, и мех перетекал у меня под пальцами, вздувались и опадали мышцы, ломались и срастались кости. Нижняя часть моего туловища оказалась прижата к земле, и из тела Ричарда хлынула прозрачная жидкость, обжигая почти кипятком. Я закричала, попыталась выбраться из-под него, но сила гнула меня вниз, наполняла меня, и мне казалось, что кожа сейчас лопнет, не выдержит ее, не может выдержать.

Он поднялся с меня, не волк, но человеко-волк, покрытый шерстью цвета корицы и золота. Большие полновесные гениталии висели у него внизу. Он поглядел на меня желтыми глазами и протянул когтистую руку, стоя на чуть согнутых ногах.

Я не взяла руку и отползла назад, встала на неверные ноги, не сводя с него глаз. В волчьем образе он был выше, футов семь, мускулистый и чудовищный. От Ричарда не осталось ничего, но я знала, как это приятно – выпустить своего зверя на свободу. Я ощутила, как зверь поднимается из него как второй разум, вторая душа, поднимается вверх, наружу, заполняет его и выплескивается из его оболочки.

И тело еще пощипывало там, где коснулся этот зверь. Сенсорная память густой мягкости его меха под пальцами будет преследовать меня отныне.

Очень похожее на человеческое, тело Маркуса лежало у ног Ричарда. Аромат свежей крови пронзил всех, и даже у меня пробежала по телу дрожь. Я глядела на мертвеца, и мне хотелось пасть на колени и жрать. Мозг не отпускало видение разрываемой плоти, теплых внутренностей. Это была память. И она заставила меня шагнуть назад.

Глядя на человеко-волка, на Ричарда, я затрясла головой:

– Я не могу жрать. Не буду.

Он заговорил, но слова получались гулкие и нечеткие:

– Ты не приглашена. Будет пир, потом охота. Можешь смотреть. Можешь охотиться или можешь уйти. Я медленно пятилась:

– Я ухожу.

Стая подползла ближе. В основном – гигантские волки, но были и люди-волки, глядящие на меня чужими глазами. Браунинга, который выбил у меня Ричард, нигде не было видно. Вытащив “файрстар”, я стала пятиться.

– Тебя никто не тронет, Анита. Ты – лупа. Подруга. Я поглядела в холодные глаза ближайшего волка.

– Сейчас я просто жратва, Ричард.

– Ты отвергла силу, – сказал он. Он был прав. К концу я сдрейфила и не получила полной дозы.

– Как бы там ни было.

Я пробиралась среди волков, но они не шевелились. Я шла, терлась о мех, как на фабрике шуб. И каждое касание к дышащему живому животному меня пугало. Страх лез вверх по горлу, и во мне все еще оставалось достаточно силы, чтобы ощутить: мой страх их возбуждает. Чем сильнее я боюсь, тем сильнее от меня запах жратвы.

Я держала пистолет наготове, но знала, что, если они бросятся, меня уже нет. Их просто слишком много. Они смотрели, как я иду, и упорно отказывались двинуться. Я поняла, что они используют меня для разжигания аппетита, перча свой ужин моим страхом, присаливая погоню касаниями моего человеческого тела.

Миновав последнего мохнатого, я услыхала треск раздираемой плоти и не успела остановиться, когда рефлекторно повернулась. Ричард задрал к небу морду, скользкую от крови, и отбросил кусок мяса, который я постаралась не узнавать.

И я пустилась бежать. Лес, сквозь который я так легко проплыла с помощью Ричарда, превратился в бег с препятствиями. Я бежала, падала, вставала, бежала и наконец вылетела к стоянке. Я сама повела машину, потому что никто, кроме меня, этой ночью не едет домой. Они останутся здесь на пикник при луне.

А Эдуард и Харли смотрели на все это в приборы ночного видения с ближайших холмов. Интересно, как им понравилось.

38

Эдуард взял с меня обещание провести в Цирке еще одну ночь. Маркус погиб, и денег уже никто не заплатит, но если кто-то взял на себя контракт, он может еще об этом не знать. Это будет просто стыд и позор, если меня убьют после всех трудов, которые мы затратили. Я спустилась по этой проклятой лестнице до самой окованной железом двери и только тут поняла, что ключа у меня нет и никто меня не ждет.

Прозрачная жидкость, хлынувшая из тела Ричарда, засохла липкой и вязкой субстанцией – среднее между кровью и клеем. Надо помыться. Надо переодеться. Надо перестать видеть перед собой пасть Ричарда, отъедающую куски от Маркуса. Чем сильнее я старалась, тем ярче становился этот образ.

Я колотила в дверь, пока руки не потеряли чувствительность, потом стала бить ногами. Никто не открывал.

– Блин! – вырвалось у меня ни про кого и про всех сразу. – Блин!

Это ощущение – его тела на моем. Кости и мышцы переползают, как змеи в мешке. Теплый поток силы, тот миг, когда хотелось пасть на колени и жрать теплое мясо. Если бы я приняла силу целиком? Если бы не отступила? Я бы стала жрать Маркуса? Я бы жрала и радовалась?

Я нечленораздельно вскрикивала, колотя по двери руками, ногами, всем телом. Колени подогнулись, ноющие ладони уперлись в дерево, и я, прислонившись головой к двери, заревела.

– Что случилось, ma petite? – Жан-Клод стоял на ступенях у меня за спиной. – Ричард не погиб; я бы это почувствовал.

Я повернулась, прислонясь спиной к двери, и стерла с лица слезы.

– Нет, не погиб, даже близко не было.

– Тогда в чем же дело?

Он спустился по ступеням, будто в танце, слишком грациозно, чтобы можно было передать словами, – даже после ночи в компании оборотней это было заметно. Рубашка на нем была глубокого и сочного голубого цвета – не настолько темная, чтобы быть синей. Рукава полные, с широкими манжетами, воротник высокий, но мягкий, почти как шарф. Никогда раньше не видела на нем ничего голубого. От этого цвета полночной синевы глаза казались еще синее, еще темнее. Джинсы на нем были черные и облегающие, как вторая кожа, сапоги до колен с раструбами, чуть прихлопывающими при ходьбе.

Он присел возле меня, не касаясь, как будто – почти – боялся это сделать.

– Ваш крест, ma petite.

Я посмотрела на крест. Он не светился – пока что. Схватив крест рукой, я дернула, оборвав цепочку, и отшвырнула его прочь. Он упал у стены, серебряно поблескивая в полутьме.

– Довольны?

Жан-Клод глядел на меня.

– Ричард жив. Маркус мертв. Верно? Я кивнула.

– Тогда отчего же слезы, ma petite? Я никогда не видел, чтобы вы плакали.

– Я не плачу.

Он чуть коснулся моей щеки и отнял руку. На кончике пальца висела слезинка. Жан-Клод поднес ее к губам, чуть лизнул.

– Вкус такой, будто ваше сердце разбито, ma petite. У меня перехватило горло. Слезы не давали дышать. Чем сильнее я старалась, тем обильнее текли слезы. Я обхватила себя руками, и пальцы влипли в густую слизь, покрывшую меня с головы до ног. Руки отдернулись, будто вляпались в какую-то грязь. И я глядела на Жан-Клода, держа руки перед собой.

77
{"b":"9441","o":1}