Если вы скитались по пустыне, вы поймете, что значит скитаться сорок лет без пищи, без воды, просто испрашивая подаяния везде, где можно найти людей, какой-нибудь караван, какой-нибудь оазис. Люди умирали от голода, люди умирали от жажды. Люди просто умирали оттого, что год за годом они брели по пескам. Сорок лет — большой срок.
И запомните, Моисей остановился не потому, что он нашел Израиль. Он остановился потому, что сам уже пресытился; он должен был остановиться где-нибудь. Теперь он понял, что очень просто спровоцировать людей, дать им прекрасные мечты, ободрить их, дать им надежду, но очень трудно материализовать это. Поэтому он должен был дать им новые надежды снова; это лишь опиум, как-то поддерживающий в людях жизнь. Поэтому он сказал: «Не беспокойтесь, наши усилия не напрасны. Мы достигли земли».
А какой земли он достиг? Иерусалим — ничто, пустыня. А люди думали о реках из меда, о реках из молока. Они думали о рае — вот что нарисовал им Моисей. И когда они остановились в Иерусалиме, почти мертвые, поскольку отказались двигаться куда-нибудь дальше... с них было достаточно. Сорок лет их тащили, подталкивали и говорили: «Мы достигаем, уже близко, еще всего несколько дней».
Несколько людей были настолько разочарованы, что оставили Моисея. Это то, что называют последней трибой, племенем, то, что не потеряно; они просто ускользнули, видя тщетность всего дела. Они ускользнули и по счастью добрались до лучшего места: они добрались до Кашмира в Индии. Сам Моисей устал, его люди устали.
Он снова дал им надежду — так делают все лидеры, лидеры всегда делали только это — опиум, называемый надеждой, надеждой на то, что завтра будет лучше. «Забудьте вчера, с ним покончено, и не слишком беспокойтесь о сегодня, оно увядает. Завтра, пусть наступит завтра, и все будет хорошо», — но завтра никогда не наступает.
Моисей поступил так же. Он сказал: «Не беспокойтесь, мы нашли то место». Глубоко внутри своего сердца он знал, что ошибся, полностью ошибся; зная то или не зная, он обманул этих бедных людей. Они были в нищете, они страдали, но то были не такие нищета и страдания, как теперь. Но Моисей не мог признаться в этом; сказать так было бы по-настоящему фатально. Поэтому он сказал: «Мы нашли то место. Я теперь стар. Мессия придет скоро. Бог обещал мне; Он пошлет мессию, который спасет вас, который будет вашим спасением». И лишь чтобы дипломатично скрыть свое лицо, он сказал:
«Я должен вернуться назад, поискать потерянную трибу».
То была просто стратегия бегства от реальности, вставшей перед ними. Рай не открыл своих дверей, и люди приходили в гнев. Возможно, они убили бы Моисея. Было опасно, поскольку это был человек, из-за которого и возникла вся это проблема. Иначе они жили бы как-нибудь и были бы удовлетворены, смирились бы со своей судьбой.
Я знаю бедных людей, предельно бедных, у которых ничего нет; им даже трудно добыть себе пищу на один раз в день. Иногда они просто вынуждены пить воду и спать, чтобы наполнить свои пустые желудки и почувствовать, что там что-то есть. Но они по-своему удовлетворены, они смирились со своей судьбой, они не думают, что может быть лучше, чем есть. Можно спровоцировать их. Можно очень легко заронить искру в их умы — просто дайте им надежду. Но рано или поздно они возьмут вас за горло: «Где наши надежды?»
Такой была ситуация, когда после сорока лет Моисей оставлял их. Оправдание было таким: «Я собираюсь искать людей, потерявшихся где-то». Он не вернулся — он умер в Индии. Я был на его могиле. Вы удивитесь, узнав про это великое совпадение: что и Моисей, и Иисус — оба умерли в Индии. И могилы обоих находятся в одном месте, в Кашмире.
Люди, сбежавшие от Моисея, а караван был длиной в мили, нашли лучшее место. Возможно, если бы Моисей повернул к Кашмиру, он мог бы рассказать своим людям, что это рай. Это рай. Он так прекрасен, так потрясающе прекрасен, что сбежавшие люди никогда больше не беспокоились, куда же ушла вся компания, где Моисей. Они просто осели в Кашмире. Кашмир еврейский — позднее их заставили принять ислам и они стали мусульманами, но можно взглянуть на их лица, на их поведение и станет так очевидно, что они не принадлежат к Индии. Они не арии, и они не мусульмане; они евреи. Как раз несколько дней назад была убита Индира Ганди. Она была потомком этих евреев — посмотрите на ее нос.
Только Моисей один несет ответственность за идею грядущего мессии. И тогда многих объявляли мессиями; Иисус не был единственным. Было много других, и все они страдали. Иисус являл собой наиболее возмутительный случай. Он объявил, что он и есть обещанный мессия, в этом было его преступление. Почему евреи думали, что это преступление? Я чувствую, что, возможно, они были правы.
Я не могу сказать, что они были правы, распиная Иисуса, — я не поддерживаю никакого насилия, и это было абсолютно незаконно. Они могли разрешить ему, допустить его... Он разъезжал на своем осле, объявляя себя мессией; можно было бы посмеяться и порадоваться тому, что казалось правдой. И кто следовал за ним? Всего несколько человек, необразованных, некультурных, попавшихся в его сети, поверивших, что он искупит их прегрешения, что он покажет им путь и поведет их к Богу, — совсем немного, даже не сотня. Его можно было терпеть. Он не представлял никакой опасности для иудаизма.
Но я могу понять, почему иудеи не могли терпеть этого человека. Иначе он был бы просто шутом, они могли бы смеяться над всем этим: «Посмотрите на мессию с его ослом и двенадцатью глупыми последователями. Вот мессия, вот обещанный мессия!»
Но есть некоторая психологическая причина, по которой они должны были распять этого человека. Они не хотели, чтобы была разрушена их надежда. Запомните, они никогда и никого не примут как мессию. После Иисуса пытались и некоторые другие.
Но евреи не примут никого в качестве мессии, потому что принять кого-то означает потерять надежду, а они так много страдали, что надежда — единственное их сокровище. Иисус — хороший парень, но психологически неуравновешенный. Иначе он постарался бы помочь людям стать более целостными, более земными, более центрированными, более медитирующими. Если бы у него что-то было за душой, он должен был бы разделить это с другими. Не было нужды объявлять себя мессией и вызывать ненужное распятие.
В этой ситуации, кажется, был некоторый элемент самоубийства. Он прекрасно все понимал; день его распятия не был неожиданным. Он знал о нем заранее. На последнем вечере со своими учениками он сказал себе: «Завтра придут схватить меня. Завтра я буду распят». И какая была потребность идти в Иерусалим? Если вам уже известно то, что вас ждут, чтобы распять... Не было у него никакой причины идти в Иерусалим. Но его тянуло: как магнит притягивает кусочки металла, его тянуло к своему распятию.
В нем, кажется, была склонность к самоубийству, и я, по крайней мере, не могу простить ему этого. Ему было только тридцать три; после семидесяти все в порядке, можно наслаждаться идеей смерти, но в тридцать три года — это начало жизни. И он учил только три года. Что можно сделать за три года? Скольких людей он убедил? Сколько людей было с ним? За три года он не мог дать философскую систему, целую идеологию, методологию преобразования человека — ничего.
Все, что он дал, — это очень простые сентенции, более или менее усвоенные от вековой мудрости. Они не новые, в них нет ничего нового. Да, он снова и снова говорит: «Старые пророки говорили вам: «Следуйте закону око за око», — или что-то подобное, но я говорю вам, что, если кто ударит тебя в одну щеку, обрати к нему другую. Я говорю вам: «Любите врагов ваших, как любите вы себя»». Это выглядит основательно, но это не слишком оригинально.
До своих тридцати лет он путешествовал в Египет, в Индию, в Ладакх, в Гималаи. Я был в Ладакхе и видел древнюю библиотеку ламаистского монастыря в Ладакхе, в которой есть запись, в которой есть запись всех посетителей, приходивших в монастырь — в буддийский монастырь в Ладакхе. Иисус был одним из посетителей. И все его данные прекрасно описаны: время посещения, его возраст, как он выглядел, каковы особенности его учения — все описано. И ученые просмотрели эти старые страницы — они как листья определенного дерева — и нашли, что им точно две тысячи лет, они не новы.
