— Джон, я делюсь с тобой секретами, за которые другие мужчины дорого бы заплатили. Именно это девушки обсуждают в дамских комнатах, когда собираются вместе. С этими знаниями ты сможешь соблазнить и бросить всех красивых девушек страны. Или даже мира, — убеждала Трейси.

— Значит, я должен нарочно делать им больно?

— Ты не понимаешь, Джон. Это только часть большой картины, — объяснила она. — Это то, чего они хотят. Но в один прекрасный день девушка вырастает из этого и понимает, что ей нужен мужчина, который будет с ней хорошо обращаться.

Трейси хотелось бы знать, когда этот момент наступит в ее жизни. Потом вспомнила о том, что нужно еще обсудить тонкие сексуальные вопросы, к которым она никак не могла приступить. Ну нет, с нее хватит. И кто знает? Может быть, Джон вполне хорош в постели? Хотя скорее всего он потерял невинность не так давно. Может быть, она должна спросить его об этом? Трейси решительно положила в рот последний кусочек мяса.

— Скажи, пожалуйста, — сказала она, прожевав и проглотив мясо, — кто была твоя первая девушка?

— Ты имеешь в виду первую любовь или первую женщину?

— Первую любовницу, — терпеливо объяснила Трейси.

— Майра Фишер.

Теперь пришла ее очередь удивленно переспрашивать:

— Майра Фишер? Но я не помню никакой Майры Фишер.

— Но мы с тобой тогда не были знакомы. Майра была давно, в восьмом классе [18].

Трейси от удивления широко раскрыла рот.

— В восьмом классе! — Джон, наверное, все-таки ее не понял. — Да нет, я имела в виду, кто была первая девушка, с которой ты спал.

— Ну, спали вместе мы с ней в первый раз, когда в девятом классе ездили на экскурсию. Но мы занимались любовью у нее дома весь восьмой класс, а потом летом на каникулах.

— Ты мне никогда об этом не рассказывал!

— Понимаешь, я считал неэтичным рассказывать кому-нибудь о моих, как ты это называешь, победах, — спокойно объяснил Джон. — Это очень интимные вещи. Я вообще никому об этом не говорил.

— Неужели никому? — спросил Трейси.

— Да нет. Я думаю, ты тоже никому не рассказываешь?

— Ну, в общем, нет.

Трейси надеялась, что не покраснела. Она посмотрела на Джона новыми глазами.

— Подожди-ка, — сказала она. — А эта очень высокая девушка в колледже, с длинными волосами…

— Хейзел, — подсказал Джон. — Хейзел Флейглер.

— Да, а ты и она…

— Конечно, — ответил Джон.

— Ты мне никогда не говорил!

Теперь Трейси была по-настоящему потрясена.

— А что, ты думала, я с ней делал? Она не играла в шахматы!

— Ты мне никогда не говорил, — повторила она.

Трейси задумалась, прикидывая, с кем еще у Джона были близкие отношения, о которых он ей не рассказывал.

— Трейси, я вырос, слушая жалобы женщин на то, как плохо обращаются с ними мужчины. Я видел, как ведет себя с ними мой отец. И после этого ты ждешь, чтобы я трезвонил о своих победах?

— Трезвонил о своих победах? Джон, ты живешь не во времена королевы Виктории. Ты что, никогда не смотрел телевизор? На дворе двадцать первый век. О чем же тогда еще говорить?

— Мне есть о чем говорить и без этого, — сказал Джон с достоинством.

В первый раз в жизни Трейси подумала, что очень мало знает своего самого близкого друга.

В среду на следующей неделе они встретились, чтобы вместе пойти в парикмахерскую и наконец сделать ему стильную прическу. Когда они открыли дверь салона, его оглушила музыка и он инстинктивно отшатнулся.

— Пошли, — сказала Трейси. — Современные прически не для слабонервных.

Она взяла Джона за руку и потянула за собой.

— Не волнуйся, — успокоила его Трейси. — Стефан позаботится о тебе.

В первый раз в жизни Джон усомнился в ее словах. Это ощущение возникло, когда она употребила мафиозный оборот «позаботится о тебе». Что за черт. Он уже чувствовал себя полумертвым.

Неужели все это необходимо, чтобы завоевать женщину? На это уходила масса времени и сил. Ему всегда казалось, что для близких отношений нужны чувства, а не одежда и прическа.

Проходя на буксире по вибрирующему от технорока холлу, освещенному яркими лампами и напоминающему телестудию для чудовищно бездарной игры, он почувствовал, что решимость со скоростью света покидает его. Но в этот момент мимо прошла длинноногая девушка с золотистыми волосами до талии. Она кивнула Трейси и улыбнулась — на самом деле улыбнулась — ему. Самая красивая девушка из всех, каких ему приходилось когда-либо видеть.

— Привет, Эллен, — небрежно бросила Трейси, как будто мимо них прошла не сама богиня любви, а обыкновенная женщина.

— Кто это? — прошептал Джон.

— Что? — спросила Трейси, перекрикивая музыку и продолжая тащить его за собой.

— Кто это? — На этот раз Джон кричал.

Он влюбился. Она была прекрасна как мечта. Если бы не адская музыка, Джон бы представил, что они в раю.

— Кто? — снова закричал он.

— Эллен? Это Эллен, — повторила Трейси, словно это что-то объясняло.

Они пересекли холл, прошли через полный суеты зал с креслами и зеркалами, а затем Трейси повела его дальше по коридору, в котором продолжала греметь музыка. Каждый шаг отдалял его от возлюбленной богини. Еще две девушки прошли им навстречу. Ни одна из них не могла сравниться с Эллен, но обе были красивы. Они кивнули то ли Трейси, то ли ему, и на всякий случай, если на него распространялось это приветствие, Джон кивнул в ответ. Ни одна из них не хихикнула и не покрутила пальцем у виска, приняв его жест как должное. «Может быть, Трейси знает, что делает», — подумал он. Но Эллен не выходила у него из головы.

— Кто такая Эллен? — переспросил он, когда обе нимфы отошли на безопасное расстояние.

— Жена Стефана, — равнодушно прокричала Трей-си, как будто не разрушила этим все его мечты и надежды.

Они миновали еще несколько дверей, пока Трейси не открыла заветную, ведущую в святая святых этого храма красоты.

— Разве Стефан не голубой? — Джон продолжал перекрикивать оглушительную музыку, но дверь уже закрылась за ними, отрезая все посторонние шумы, и его вопрос прозвучал в абсолютной тишине.

Они оказались в маленькой квадратной белой комнате с единственным парикмахерским креслом в середине, напоминающим кресла в космическом корабле из «Звездных войн». У кресла стоял высокий мужчина и смотрел прямо на Джона.

Он выглядел очень внушительно: баскетбольный рост, очень короткие вьющиеся волосы и шрам, пересекающий светлую бровь. Жесткий и властный. Джон отважился нарушить молчание.

— Привет, — сказал он, его голос чуть не сорвался. — Вы, наверное, Стефан.

— Ты даже представить себе не можешь, чем я жертвую для тебя, — говорила Трейси, усаживая Джона в кресло. — Только посмотри на меня. Это мне смертельно нужно подстричься. Так что помни: ты у меня в неоплатном долгу.

Она отошла и облокотилась на рабочий столик. После этого к Джону приблизился Стефан и принялся щелкать ножницами, притоптывая ногами и подпрыгивая. Джон беспокоился, безопасны ли такие упражнения для самого парикмахера: можно ли прыгать с ножницами, которые так близко к глазам, но он надеялся, что Стефан знал, что делает.

В конце концов, Трейси бы вмешалась, если бы кому-то из них угрожала травма. Она же тихо сидела, наблюдая все эти щелчки и прыжки, и не обращала внимания на отсутствие зеркала, шума и людей. Только Стефан и его тяжелое дыхание и дикие скачки вокруг. Самая странная стрижка в жизни Джона.

Джон почти час просидел в кресле у человека, которого оскорбил. Тем временем Трейси, которая, казалось, не сознавала, какой ужасной опасности подвергается ее друг, сидела на крошечной табуретке у его ног, непрерывно болтая.

Джон хотел только одного: удрать с этого кресла, из этой комнаты, пулей пронестись мимо роковой Эллен, жены этого балканского сумасшедшего, и лучше всего покинуть Сиэтл навсегда. Но Джон боялся даже пошевелиться из-за острых ножниц, которые продолжали летать вокруг его головы.