— Вот что мы сделаем, — сказал он, разрезая ленту на лодыжке парня. — Я перережу эти штуки, ты наденешь мою куртку, и мы выйдем через боковую дверь. У меня на той стороне улицы стоит «шеви».

Зря он предложил парню бежать.

Он освободил ему другую ногу. Парнишка уже пытался встать, хотя еще был привязан к креслу.

— Погоди. Да погоди ты, бога ради!

Голоса теперь ближе — или нет? Одно запястье он ему отвязал и не успел покончить со вторым, как парень сорвал ленту со рта и снова заорал как безумный. Выдра зажал ему рот рукой и погрозил ножом, но поздно: голоса наверху вдруг стали беспокойнее, раздались быстрые тяжелые шаги.

Выдра взялся за остаток ленты — черт бы побрал его крики, — но мальчишка и не думал ждать, пока он закончит. Он встал, все еще привязанный к креслу за одно запястье, и двинулся мимо Выдры, волоча за собой кресло. Рывком открыл дверь, за ней оказался похожий на хорька тип с пистолетом в руке.

Парень ринулся мимо него, кресло громыхало по ступенькам.

— Ты не выйдешь, — бросил хорек через плечо, но глядел он на Выдру. Парень уже поднялся по лестнице, колотил плечом в дверь, но Выдра знал, что на свете нет ни одной двери, которая ломалась бы, как в кино.

— Остынь, — сказал Выдра этому типу. — Насилие ни к чему.

Хорек смерил его взглядом с головы до ног, он не спешил.

— Может, я люблю насилие.

— Предлагаю условие: я оставлю видак и прочее барахло, а ты отпустишь парня. Не знаю, что он там натворил, может, ты имеешь полное право его метелить, но связать человека по рукам и ногам и держать его в подвале нельзя. Неправильно это.

Мальчишка все еще ломился в дверь, завывая, как привидение.

— Заткнись, — призвал мужчина, обращаясь к лестнице. — Это недоносок — долбаный истерик.

— Да, видно, что он расстроен. Слушай, друг, мне надо двигать.

Хорек отошел от двери, приблизился к лестнице.

— Кийт, — приказал он резко, — спускайся немедленно.

— Еще чего! Я сваливаю!

Мужчина стал на нижнюю ступеньку, держа пистолет в тридцати сантиметрах от ляжки парня, и нажал на спуск.

Тот взвизгнул и свалился по ступенькам, зажимая бедро. Он покатился по бетонному полу, где мужчина пнул его в подбородок с такой силой, словно хотел забить гол. Парень замер.

— О господи. — Вот и все, что смог выдавить из себя Выдра; он повторил это раза два. — Не надо вам было это делать.

— Сядь в это кресло.

— Нет, сэр. Возражаю. Очевидно, вы не в себе, но давайте реально смотреть на вещи. — Нет уж, он ни за что не даст себя связать. Помешанный хорек.

— Сядь в кресло — или тоже получишь пулю.

— Он разбудил бабусю, — неожиданно донеслось с верхней ступеньки лестницы, где, ухватившись за перила, стояла теперь женщина. — Чертовы крики. — Она спустилась на две ступеньки и встала над Кийтом. — За это я тебе всю рожу мочой залью.

— Этот тип проник к тебе в дом, Эди. Он хотел украсть твой видеомагнитофон.

Женщина посмотрела на Выдру:

— Между прочим, этот видеомагнитофон очень много для меня значит. С ним связаны сентиментальные воспоминания.

— Хорошо. Ясно. Считайте, я его уже вам вернул за вознаграждение, понимаете, о чем я?

— Хрен знает что, Эрик. Давай его убьем.

— Я тоже балдею от видео, слышите? Мы с женой все время берем в прокате Клинта Иствуда. Мне сам Клинт нравится, а она тащится от историй про всяких его сестренок и подружек. Поглядеть классный фильмец, да под попкорн, мы это обожаем! — Заговори им зубы, пробуди в них доброе, с копами этот трюк иногда творит чудеса.

— Стреляй в него, Эрик, — с чувством произнесла женщина. — Пальни ему в живот.

— Послушайте, ребята… Эди, Эрик… Я так понимаю, меня тут не жаждут видеть, так я просто уйду, а? Отправлюсь восвояси. Простите за неудобство и там прочее. Приношу извинения.

— Фургон у дома, синий, это твой?

— «Шеви», да. На самом деле, Эрик, я припарковался в плохом месте. Тачка мешает убирать снег. Ее отбуксируют, если я ее не передвину.

Мужчина никак на это не отреагировал. Он опускал ствол, целясь Выдре в живот.

— Эрик… — Женщина спустилась еще на две ступеньки и пристально посмотрела на Эрика и Выдру. Что-то у нее было не то с лицом. — Может, сломаешь ему нос?

Выдра прикинул на глаз расстояние до пистолета. Хорек держал его в руке и продолжал целиться ему в живот.

— Хочу увидеть такую штуку, — продолжала женщина. — Услышать, как кость ломается, и все такое.

Мальчишка пошевелился, и Эрик, повернувшись, пнул его по голове. Теперь или никогда. Выдра врезал хорьку от души, погрозил рукой женщине — и вот он уже наверху, пальцы на ручке двери. Дверь уже распахивалась, когда сзади, куда-то между бедер, в него вошла пуля. Он опрокинулся навзничь, упал на парня и зверски ударился головой о бетонный пол.

Один сокамерник однажды рассказывал Выдре, каково это, когда в тебя стреляют. Пули, эти маленькие паршивки, страшно горячие, и тебя словно каленым железом протыкает. Теперь Выдра убедился — так оно и есть.

Мужчина высился над ним, громадный, как Кинг-Конг. Таким, наверное, я кажусь Самосвальчику, подумал Выдра. Интересно, Марта скоро начнет беспокоиться?

Руки мужчины сомкнулись у него вокруг шеи. Сильные пальцы пережимают дыхательное горло.

— Сломай ему нос, — снова попросила женщина. — Зачем тебе его душить, если ты можешь сломать ему нос?

И — аккуратно, рукояткой пистолета, — мужчина именно это и сделал.

Делорм сидела в полутьме кухни, допивая третью чашку «Нескафе». Перед ней высилась стопка пересланных Дайсоном папок. Ей нравилось заниматься на кухне чем угодно, кроме готовки. На тарелке лежали забытые остатки ужина из полуфабрикатов.

Папки тоже были почти забыты, и Делорм размышляла о трех «Ф». Если она собиралась что-то делать с квитанцией о покупке яхты, найденной в бумагах Кардинала, ей надо было пройти через эти «Ф»: февраль, франкоканадцы, Флорида. Как может подтвердить любой, кто бывал во Флориде в этом месяце, Флоридский залив в феврале превращается в Квебекский. Майами становится приморским Монреалем. Кубинский акцент резко идет на убыль, каждый второй автомобильный номер гордо заявляет: «Je me souviens» [26]. С приходом февраля официанты и коридорные в очередной раз принимаются костерить канадцев. От них, мол, чаевых дождешься, когда рак на горе свистнет.

За сорок пять минут Дёлорм сделала полдюжины телефонных звонков. Ей удалось поговорить с двумя франкоканадскими полицейскими, собиравшимися провести отпуск во Флориде. К сожалению, ни один из них не планировал побывать близ пристани для яхт Каллоуэй. Так что Делорм сделала еще несколько вызовов и в конце концов узнала номер Долларда Лангуа, с которым они вместе учились в полицейской академии. У них даже состоялась пара свиданий, и сейчас Делорм была очень благодарна себе тогдашней, что дело не дошло до постели. Неуклюжий долговязый юноша с большими мягкими руками и собачьими глазами однажды в Эйлмере, после кино, признался, что просто сходит по ней с ума. А ведь пока он этого не сказал, Делорм вполне готова была с ним переспать. Доллард Лангуа был юноша симпатичный, но она не собиралась на корню губить свою карьеру из-за романтической истории. Потом она частенько думала одинокими ночами, как он там поживает и что было бы, если… Ладно. Доллард Лангуа — дорога, по которой она не пошла, назовем это так.

Несколько минут они делились новостями—по-английски (возможно, потому что это был язык Эйлмера). Да, она очень довольна своей полицейской карьерой. Нет, она не вышла замуж.

— Очень жалко, Лиз. Брак — приятная штука. Но меня не удивляет, хотя… нет, я в хорошем смысле…

— Давай, Доллард. Расскажи мне, какая я неудачница и вообще ошибка природы.

— Нет-нет. Я просто имел в виду, что у тебя всегда на первом месте была работа. Независимый ум. Это хорошо.