Любой другой мужчина выглядел бы нелепо закутанным в стеганое одеяло с торчащими из-под него волосатыми ногами. Только не Джейк. У любого другого хватило бы благоразумия не соваться в гостиную или кухню, где Либби поставила на плитку кофе, или хотя бы посидеть в комнате Дэвида.

Только не у Джейка. Он слонялся повсюду. Обернувшись ниже пояса одеялом, позаимствованным у Дэвида, он расхаживал босиком из комнаты в комнату, изучая окна, которые требовалось зашпаклевать, краны, у которых стерлись прокладки, и даже обнаружил пару книжек, засунутых под холодильник, чтобы не открывалась дверца.

Либби, понаблюдав за ним в дверях, сообщила, что еще тридцать минут, и одежда его будет готова.

– Ладно, подождем, – пробормотал Джейк.

– Вот уж не думала, что без одежды ты вылитый римский император, – усмехнулась она. Когда Либби выбрала на кровать Дэвиду именно это, с изображением динозавра, одеяло, ей и в голову не пришло, что оно послужит тогой мускулистому подрядчику ростом в шесть футов и в два фута шириной.

Джейк кинул на нее сердитый взгляд. Она проскользнула в ванную, захлопнула за собой дверь и, прислонившись к косяку, с минуту постояла, прижимая к себе халат с сухим бельем и улыбаясь. Он такой… такой…

Она сама не знала, какой. Знала только, что рядом с ним у нее возникало странное ощущение – не то чтобы тревога и не то чтобы боль. Будто она вот-вот разрушит нечто такое, что связывает ее с нынешней жизнью.

То, что она свалилась в пруд, а он вытащил ее на грязный берег, еще не самое страшное, с грустью размышляла она. Естественно, пришлось разрешить ему отвезти ее домой, постирать и высушить его одежду. Теперь же, стоило войти в ванную, ей показалось, что он здесь, рядом, обливается водой, намыливается, наклоняет голову, чтобы смочить волосы, поднимает руку, другую, взбивает пену на своем плоском и упругом животе…

– О Боже, – простонала она, зажмурив глаза из-за попавшего в них шампуня.

Раздумывая, как выставить его из дому, пока между ними ничего не произошло, Либби, немного помедлив, завязала купальный халат на еще влажном теле и, минуя прихожую, поспешила в подсобку.

Осталось переложить белье из стиральной машины в сушильную. Еще тридцать минут, и все будет готово, рассуждала она, можно будет ехать.

Чтобы ускорить процесс, она перевела сушильную машину на максимальный режим работы и кинула в нее самые тяжелые вещи. Джинсы, свитер, джинсы Джейка и его рубашку. Мелкие вещи можно подбросить в самом конце – лифчик, носки, голубые нейлоновые трусики и…

– Джейк! Что делать с этими шерстяными носками? – крикнула она, не оборачиваясь.

– А что такое?

Он находился так близко, что от неожиданности она чуть не подскочила.

– Я не слышала, как ты вошел, – с укором сказала она.

– Я босиком. В следующий раз буду звенеть мелочью.

Она бросила взгляд на одеяло, артистически обхватывающее его бедра, и тут же отвела глаза. Лицо ее пылало, и она повернулась к выключателю и захлопнула дверцу сушильной машины.

– Может, они высохнут, если их положить сверху? – пробормотала она и поспешно сунула носки в машину, лишь бы поскорее выбраться из тесной комнатушки.

Джейк загораживал ей дорогу.

– Позволь мне пройти, – сухо проговорила она.

– Не позволю.

– Джейк, – она посмотрела на него умоляюще.

Приблизившись, он откинул ей за спину влажные волосы. Она ощутила на плечах тепло его рук, и ей показалось, что они самой судьбой предназначены друг для друга.

– Ко… кофе, наверное, уже готов, – прошептала она, чтобы хоть чем-то его отвлечь.

– Иди ко мне. – Джейк не клюнул на ее уловку. Темный блеск его глаз и кровь, прихлынувшая к худощавому выразительному лицу, говорили сами за себя.

Либби вроде бы и рванулась из его рук, а вроде бы и осталась на месте. Тело ее оказалось в разладе с самим собой.

– Знаешь, когда мы будем покупать какао, можно прихватить зефир. – Ее слова прозвучали до смешного нелепо. Так оно и было.

– Зефир. Ладно. Запишу. А теперь иди ко мне, Либби.

Что ей оставалось делать? Разве может прилив противостоять лунному притяжению? Делая последнюю отчаянную попытку прислушаться к голосу рассудка, она взмолилась:

– Джейк, пожалуйста, только без глупостей! Это все усложнит, а нам с тобой не нужно…

– Я сам знаю, что мне нужно, Либби. А также, думаю, знаю, что нужно тебе.

– Нет, не знаешь! Это мне нужно меньше всего!

Он стоял так близко, что она могла разглядеть морщинки в уголках его глаз и даже намечающуюся седую прядь в темных густых волосах.

– И что же тебе не нужно? Ты даже не знаешь, что я хотел предложить, – промурлыкал он.

Но она знала, и он знал, что она знает. Потому что они оба этого хотели. В какое-то мгновение Либби почти сдалась. Да, она его хочет. Мечтает ощутить прикосновение его тела, мечтает провести в его объятиях всю ночь, любоваться его мимолетной улыбкой и еще более мимолетным смехом. Разделить его глубокую печаль, а если не удастся, то, по крайней мере, на время его утешить.

Это не любовь, говорила она себе. Джейк никогда и не притворялся, что любит. Но, как бы там ни было, почему бы ей не согласиться хотя бы на то, что он предлагает? В конце концов, никто от этого не умрет. И никому никакого вреда. Все будет как прежде. И завтра, как всегда, взойдет солнце.

Не сводя с нее глаз, Джейк наклонился и поднял ее на руки. Его глаза говорили лучше слов. И оттого, что они говорили, ее снизу доверху прожигало огнем. Плечом он открыл дверь в спальню и медленно поставил ее на вышитый прикроватный коврик.

Она спустилась на землю в прямом и переносном смысле: отголоски прошлого пробудили в ней знакомое чувство неполноценности, от которого ей так и не удалось избавиться, и неважно, сколько килограммов она сбросила и насколько лучше стала одеваться.

Мнение о себе у нее сложилось давно. Время не освободило ее полностью от комплекса неполноценности, лишь приглушило его голос. Обнаружив в Либби уязвимое место, Уолт сразу же воспользовался им. До сих пор она стеснялась своей наготы. Слишком маленькой груди. Слишком широких бедер. В сравнении с ее ногами даже ножки рояля показались бы совершенством. Когда Джейк смотрел на них, она чувствовала себя не в своей тарелке и начинала сомневаться, может ли ее тело доставить удовольствие мужчине хотя бы на несколько минут.

Либби закрыла глаза, как будто от этого могла стать невидимой. Заметив в ней какое-то смятение, Джейк не торопил событий. В своем нелепом облачении он бессознательно вышагивал по спальне, трогал ее зеркальце в серебряной оправе, расческу, флакон с туалетной водой, стоящий рядом со школьным рисунком Дэвида. И не мог припомнить случая, когда еще ему приходилось ощущать себя одновременно и покровителем, и насильником.

Конечно, она волновалась. И он тоже. Но чему быть, того не миновать, и вряд ли стоит тянуть время, полагая, что кому-то от этого станет легче. Пропади все пропадом, находясь рядом с ней, он почти никогда не выходит из состояния возбуждения. До чего же глупо, в его-то годы!

Вот положеньице! Взглянул бы кто-нибудь со стороны – она стоит в одном конце комнаты и разглядывает столбик кровати, он тайком кидает на нее взгляды из другого угла – ни дать ни взять два сконфуженных подростка.

Откровенно говоря, она не красавица. В жизни ему не понять, где таится в ней эта… эта изюминка. Но как-то она все-таки проявляется, в незаметных мелочах. Хотя бы в том, как она вздергивает подбородок. Или как пружинит и переливается копна ее волос. Или как взгляд ее, сначала ласковый, становится серьезным, и вдруг в глазах зажигаются искорки смеха.

А главное, что он чувствует рядом с ней. Тепло, уют и безмятежность. Она принимает его таким, каков он есть, без объяснений.

Обойдя вокруг кровати, он подошел к ней и взял связку из нанизанных английских булавок, приколотых к отвороту ее халата.

– Великолепное украшение. Если не сказать больше.