Вода в ручье все еще была высокой, хотя весь снег в лесу растаял уже давно. Прошлогодняя листва и стебли плыли но течению, и он подумал, что ведь у них тут тоже нет ни минутки, которую можно было бы потратить зря. Если они хотят достичь моря, если они хотят куда-нибудь успеть, они должны теперь использовать каждую секунду. Сейчас как раз время стремления вперед, время весны, время напора. И когда он подумал так, ноги, словно сами собой, зашагали к школе.

И затем он положил учебники в парту и мысленно пролетел по всем шести урокам, и затем прозвучал звонок на первый урок, и затем пришел учитель истории и сразу же начал опрос с конца списка. А он слушал, ждал и был совсем спокоен, потому что на сей раз ему было абсолютно все равно, спросят ли у него начало главы или конец.

Но когда Петр уже построил первые корабли и отвоевал первые войны, назначил боярам налог на бороды, а Вилепилль, Варбик [3], Туукер и Ыйспуу получили свои тройки-четверки, старик Тутанхамон по-прежнему продолжал водить своим карандашом в нижнем конце списка. И тут его внезапно охватил страх. Господи помилуй, а что, если старик вдруг забыл, кого еще он сегодня обязательно должен спросить? На намять учителей никогда нельзя полагаться. И он быстро поднял руку, чтобы учитель вспомнил о его обещании.

Но Тутанхамон и внимания не обратил на его поднятую руку. Даже и тогда, когда Калью начал шевелить пальцами. Еще чего не хватало, подумал он, неужели у Тутанхамона и впрямь склероз? И, помахав рукой, он пискнул: «Учитель! Учитель!» Но старый фараон оставался глух и слеп к его усилиям напомнить о себе. И тут в коридоре затарахтел звонок на перемену.

Хорошо, что без зеркала человек не может увидеть своего лица. Если бы это было возможно, у Калью долго бы стояло перед глазами, как он просидел всю перемену за партой, словно получил поленом по башке. Но поди знай, может быть, это была и не такая уж грустная картина. И может быть, он был не так уж подавлен. Во всяком случае, второй урок он начал гораздо активнее. Как только учительница села за стол, он поднял руку. Но и теперь на него не обратили никакого внимания. Учительницу ни капельки не интересовало, что он знает о курах-банкива. Учительнице так не терпелось пройти материал дальше, что она вообще никого не стала спрашивать.

— Кальтс! Кальтс! — опять кричали с крыльца школы. И как вчера, он плотнее втиснулся между поленницами. Ему не хотелось сейчас никого видеть. Ему не хотелось ни с кем разговаривать. Он ждал, пока его оставят в одиночестве.

Но если вчера его ожидание было наполнено нетерпеливой просьбой: «Да уходите же!» — то сегодня казалось все равно, раньше или позже опустеет школьный двор.

— Кальтс! Ка-альтс! — позвали снова, но он почти не слышал. Вместо этого в ушах тикало, как часы, русское стихотворение. Раз-два, в ритме шагов:

Стихи тоже никто у него не спросил. И английские слова тоже. Казалось, учителя считают, будто Налью Йыкса вообще не существует. Похоже, словно в этот день все забыли о нем. До последнего урока и появления классной руководительницы.

К тому времени ему уже стало совершенно безразлично, спросят его или нет. Впрочем, не все равно. Он уже хотел, чтобы не спрашивали. Очевидно, это можно было прочесть и по его лицу. Может быть, именно поэтому не успела классная руководительница усесться за стол, как уже вызвала:

— Йыкс!

И сделала при этом свой характерный жест: махнула рукой за плечо в сторону доски.

Ну да, теперь у него больше не было ни малейшего желания идти отвечать. Пружина уже раскрутилась. Но конечно, нельзя было сказать об этом классной руководительнице.

— Йыкс! — вызвала учительница, и он пошел. — Сумма двух сторон треугольника? — спросила учительница, и он ответил.

— Сумма внешних углов выпуклого многоугольника? — потребовала учительница, и он ответил.

На один-единственный вопрос он не ответил, и сейчас этот вопрос остался без ответа, но он был задан позже.

На его первое доказательство классная руководительница сказала:

— Ишь ты! Ишь ты!

А после второго:

— Верно же, Йыкс может, если Йыкс хочет?

И затем:

— Ну сегодня Йыкс и впрямь заработал по геометрии пять!

«Только по геометрии! — с горечью подумал он. — Только по геометрии!» И хотел уже пойти за свою парту, но в классе поднялся шум.

— Учительница, учительница! — забубнил Вилепилль. — У него и все остальные уроки были сегодня выучены на пять!

— Учительница, учительница! — вскочил со своей парты Йыспуу. — Вы ведь обещали, что сегодня все учителя спросят Йыкса!

И тут еще Сента Оянере добавила:

— Вы, наверное, позабыли о своем вчерашнем обещании?

Как в кино, все снова пробежало у него перед глазами: и выражение лица вспоминающей учительницы: «Неужели, Йыкс?», и его хмурое: «Да», и допрашивающее: «Английский тоже?», и его еще более мрачное: «Да!», и сочувствие одних, и злорадный смешок других, и улыбка изумленной учительницы, и затем ее вопрос:

— Ну так что же теперь не так?

Во дворе все затихло. Подождав еще несколько секунд, он выбрался из-за поленницы. Головы уходящих виднелись уже на большом шоссе. Теперь и он мог потихоньку пуститься в путь.

Так что же теперь не так? Ну да, если задуматься, если глянуть поглубже и разобраться, как велела Куузеке, то, действительно, пожалуй, ничего. Разве же кто-нибудь сможет отнять у него то, что выучил? Никто не сможет отнять у него знаний. Для кого мы учимся? Знаем, знаем: для себя. Важнее всего действительно иметь знания, а не оценки, которые за них получают. Только вот... почему, когда он думает об этом, кривятся губы?

Он лег грудью на перила моста и долго глядел на желтовато-глинистую воду.

Он снова думал об отвесной стене скал Тредор, по которой никто раньше не взбирался, и о хребте Эльбасар. И о том, как они потеряли провизию и теплую одежду, и о том, как, пробираясь ползком по плоскогорью, тащили за собой тело Джека, чтобы, достигнув леса, все же похоронить товарища, завалив труп горой камней.

И затем они затаились между стен старой крепости, откуда было рукой подать до чудовищных стороживших море пушек. Переодевшись во вражеские мундиры, они проникли за последнее препятствие. Он, Калью Йыкс, он тоже. И предназначенная для пушек адская машина была установлена на место.

А когда земля вздрогнула от взрыва и черная туча закрыла солнце, они были уже далеко. В рубцах с ног до головы, они стояли на прибрежных камнях у моря. Семь дней они были в пути. Они терпели голод, и холод мучил их. И за то, чтобы достигнуть цели, заплатили жизнью двух своих товарищей. Но теперь задание было выполнено.

Не отрывая глаз, смотрели они на косу, из-за которой сейчас должны были выплыть десантные баркасы.

Батарея взорвана. Проход в залив был свободен. Десантные суда могли пройти и сейчас и позже, в любую минуту.

«Я уже не в том возрасте, — думает Вики. — Морские свинки, черепахи — животные, лучшие игрушки! — все это скорее забавы для младшего поколения. По-настоящему следовало бы сказать той женщине: «Нет, спасибо!» Мол, очень любезно с вашей стороны, но, к сожалению, у меня нет маленькой сестренки или братика. Однако вместо этого она ухватилась за банку, будто опасалась, что позади, за спиной, может внезапно возникнуть девчонка, у которой есть такая сестренка или братик. Несбывшиеся мечты детства, вот, очевидно, в чем было дело».

Когда-то давно она мечтала иметь тайную подругу. Такую, о которой другие не знали бы. Эту мечту она вычитала в одной старинной книге, доставшейся ей в наследство от тетушки. То был роман, в котором рассказывалось о том, как девушка, внезапно потерявшая родителей, была вынуждена жить в чердачной комнате и делиться с мышами своим скудным сиротским хлебом. Мыши выходили на ее зов из норки, играли у ног и даже взбирались к ней на колени. Они радовались, если девушка была веселой, и огорчались, если она грустила. Можно ли надеяться, что хомячок станет таким же другом? Будет огорчаться, если она загрустит? Будет становиться на задние лапки, если Вики позовет? Задавать такие вопросы сейчас, разумеется, рано. Прежде надо дать зверьку имя.