Ватага собралась почти вся. Не хватало четверых погибших: Ярмата, Ингольма, Таберга, Ульфа — и пропавшего без вести атамана. Куда подевался Неслав, никто не мог сказать. Уходил он позже Крейна, мог застрять в колодце, когда обрушились прогоревшие стены. Мог просто попасть на глаза разбойникам, а там уж — сбежал, не сбежал, поди узнай! От таких новостей Дален даже перестал напевать.

Прочие тоже понуро молчали весь вечер. Спарк хлебал ужин вместе с ватагой, не чувствуя вкуса. От усталости и горечи пламя костра казалось ему темным.

Костерок в ложбине почти угас. Дрова прогорели и осыпались. Лениво потрескивали угли. Печально шумели над головами невидимые кроны; изредка в невообразимой выси сверкала звезда.

«Совсем, как наша жизнь» — думал Спарк. — «Тьма, невнятное движение на зыбкий свет придуманного самим собой маяка… Гонишься за одним огоньком, потом за другим… Мечта о покое прогорела, как те дрова в костре. Теперь…»

— Теперь надо мстить! — угрюмо сказал Ингольм в темноте. Да нет, какой Ингольм! Ингольм ведь убит. Это у Остромова, оказывается, такой же низкий тяжелый голос, как у бывшего кузнеца…

Черный силуэт воздвигся по правую руку, зашуршали листья — человек дошел до грязно-серого шатра, исчез внутри. Долго рылся там в уцелевших вьюках, звякая металлом. Наконец, вернулся к огню; осветились устало опущенные губы, нехорошо поджатые уголки глаз… Ратин. В левой руке атаман держал белую посудину — широкую серебрянную чашу на столь же широкой ножке.

— На месть долевой грамоты недостаточно, — спокойно пояснил Ратин. — Думаю, надо всем кровь смешать. Чтобы мы теперь уже не ватага, а братство.

— Братство Волчьего Ручья! — подал голос Сэдди, невидимый за пламенем.

— Крейн вокруг сторожит, — Йолль Исхат протянул руку к свету, стряхнул с рукава невидимые соринки, Нам не помешают.

— Не ждал, что так плохо будет… — тускло пробормотал Рикард.

— Вынь усищи из огня, — попросил Спарк, отстраняя мрачные мысли, — А то еще хуже станет…

Против воли, ватажники улыбнулись. Проводник с удивлением почувствовал, как разгибается спина.

— Слез наших эти туманные выродки не увидят! — Парай выразил овладевшее всеми настроение.

Ратин надрезал правое предплечье. Серебро прочеркнуло первой темной струйкой. Братина поплыла из рук в руки, по ходу солнца. Спарк волновался: не знал, ни где резать, ни как. Посмотрел на Далена, сидевшего справа, и сделал, как он: царапнул мякоть у самого локтя. Ничего, накапал не меньше прочих. Пока посудина обошла полный круг, кто-то позвал Крейна, чтобы и тот принял участие. Еще кто-то уже принес воды в чашке, влил. Ратин размешал питье острием ножа. Пригубил. Задержал в руках:

— Положено брать тайные имена. Но я не хочу. Зовите меня, как и прежде. Только знайте, что на самом деле я Ратин, сын Ратри Длинного.

Некст и Огер разом подскочили:

— Это ж наш боярин!..

— Был…

— Ну, отец рассказывал! — заговорили он наперебой.

Ратин остановил их взмахом ладони:

— Что было, того нет больше. Теперь я — Ратин с Волчьего Ручья! — и передал чашу влево от себя, в руки Параю.

— Я жил в ГадГороде. Но я туда не вернусь. Парай с Волчьего Ручья.

— …Крейн с Волчьего Ручья!

— …Арьен.

— … Сэдди Салех с Волчьего Ручья, к вашим услугам и к услугам ваших родственников.

— Ну, я это… Беглый, в общем. Был. Теперь я Некст с Волчьего Ручья.

— Я тоже. То есть, мы вместе бежали. Зовите меня Огер с Волчьего Ручья.

— … Рикард Олаус, бывшая Кузнечная улица ГадГорода. Сегодня — Волчий Ручей.

— Остромов, Волчий Ручей.

— Дален Кони ап Райс. Был лесником, выгнали: не устерег. Теперь Дален с Волчьего.

— Йолль Исхат Ниеннах. А я садовником был. На чем с Даленом и дружим. Зовите Йолль с Волчьего Ручья.

— Хлопи сын Бобреныша. Из Щурков. Я не беглый. Я так, свободно ушел. Не хочу на земле сидеть. Сердце не принимает. Братьям оставил, что было. Теперь — Хлопи с Волчьего Ручья.

— Неслава нет, — пожалел Сэдди.

— Найдется, примем. — успокоил Ратин. — Спарк, ты один остался.

Нагретое двумя десятками ладоней, серебро ткнулось в руки проводника. Тот бережно принял братину.

— Там осталось что? — вполголоса поинтересовался атаман. Проводник утвердительно кивнул. Тогда Ратин распорядился:

— Последний пьет до дна!

Спарк поднял голову:

— Знайте и вы, что я — Спарк эль Тэмр. Волчью куртку я не добыл на охоте и не купил. Получил от вождя в дар. Я принадлежу Тэмр, а Тэмр принадлежит мне!

И картинно опрокинул чашу в горло — сразу, чтоб не распробовать. Боялся — стошнит, испортит обряд. Обошлось.

Ратин принял опустевшую посудину, протер тряпочкой. Крейн молча растворился в темноте, возвращаясь к дозору. Тогда только Сэдди, наконец, сообразил:

— Еж-ж-жики в тумане! Это, выходит, мы на твоей земле? Ну, то есть, тут же волчья земля, земля Охоты?

Спарк кивнул:

— Тэмр меня тронуть не может: я один из них. А другие стаи не тронут, потому что не будут ссориться с Нером. Так что волки помогут нам отомстить… — выговорил, и спохватился: о чем это он? Какая месть? Куда он лезет, супермен недоделанный! Он же просто хотел дождаться Ирку, забрать ее и вернуться на Землю… И все! А получается?

— Получается не так уж и плохо. — Атаман пожал крепкими плечами. — Волки нам уже один раз помогли. Прошлой осенью. Я тогда еще подумал, ты просто колдовство какое на них знаешь…

Поднялся, отряхнул иголки с коленей, и направился в шатер — прятать дорогую серебряную братину. Проводник почесал затылок. Внутренний образ-Спарк удивленно вскинул брови: «Иринка Иринкой, но как же я теперь своих брошу? Ведь это моя идея была — строить Волчий Ручей, а не прятаться в лесу!»

— В лесу отночевали, утром взяли две повозки. Ткань там, вино всякое… — рассказчик пьяно икнул и повалился лицом в стол, не обращая внимания на колючие нестроганные доски. Стол качнулся. Сидевшая за ним шестерка бандитов молниеносно переглянулась. Общее мнение выразил крайний справа, высоченный и широкоплечий:

— Сейчас в степи шесть или даже семь караванов без охраны, которым на Волчий Ручей надеяться нечего! Ну Ильич, ну хва-ат! Мог бы про одного себя подумать, а подумал про всю ахтву!

— Собираемся! — подскочили двое.

Третий и четвертый поднялись молча. Пятый забрал подбородок в горсть, опасливо снизил глаза:

— Может, не ходить? Ильич хитер. Он, наверное, уже золота за Ручей от Пол Ковника взял. Думаю, все-таки взял. Уж больно Горкам выгодно, что Степну пощипали. А тут ведь сам знаешь: четверти дерутся, улицы плачут!

Вожак легонько ткнул его носком сапога в лодыжку:

— Вставай! Ты еще расскажи, что Ильич на этом вес зарабатывает!

— И зарабатывает, — хмуро огрызнулся недоверчивый. Поднялся, почесал немытую грудь через распахнутый ворот длинного кафтана. — Вон, сам ты про него говоришь: Ильич-де, про всех думает! Завтра скажут: давай-ка, пусть он нами и правит… Мы что ж, для того волю выбрали, чтобы теперь под Ильичем ходить, как прежде под…

Атаман молча огрел его по уху. Разбойник вывернулся, толкнул уснувшего пьяницу-рассказчика. Поднялся.

— Попомнишь! — сказал без злобы.

Вожак молча повернулся и вышел в дверь. За дверью начинался город Косак — младший, вредный и завистливый брат ГадГорода. А над Косаком раскинула черные крылья холодная, влажная и тоскливая — но все-таки уже весенняя, а не зимняя — ночь.

Ночь кончалась, когда волки, наконец-то, услышали Зов и подали ответ. Спарк утомленно запахнул хауто да Тэмр, прислонился к стволу. Зевнул. Сел, зевнул еще раз… Проснулся от того, что волк сунул мокрый холодный нос прямо в лицо проводнику.

Спарк разлепил глаза и мигом поднялся в рост: перед ним стояли Нер, Терсит и Глант. Вождь хмурился. Терсит слабо, словно извиняясь, улыбался. Лицо Гланта в рассветном полумраке казалось вырезанным из бурого ольхового бруса.