Первым заговорил Адам, великодушный черный атлет, всем сердцем привязанный к Себастьяну. Он сочтет за честь служить графине и будет гордиться этим не меньше, чем доверием Себастьяна, оставившего Адама управлять Бакхорн-Хаусом на время своего долгого отсутствия. Адам всегда был рад доказать свою преданность графу, который подарил ему свободу.

– Добро пожаловать, леди Беренис, – сказал он, кланяясь. – Что бы вам ни понадобилось, только позовите Адама.

– А меня ты не собираешься представить, Себастьян? – этот голос, живой и мелодичный, казалось, зазвенел в воздухе.

Беренис повернула голову, посмотрела в сторону каменных ступеней у входа в дом и увидела женщину – высокую, приковывающую взгляд экзотической красотой, одетую в белую кружевную блузу с низким вырезом и малиновую юбку в складку. Золотые кольца сверкали у нее в ушах на фоне прямых, чернильно-черных волос, и ожерелья оттеняли оливковую кожу ее шеи. Она была хороша, стройна, полногруда, и сейчас с кошачьей грацией приближалась к ним. Ее черные глаза остановились на Беренис с холодным блеском, но когда она перевела взгляд на Себастьяна, теплота и нежность преобразили эти тонкие черты. Беренис увидела, как он улыбнулся в ответ, крепко пожимая ее руки:

– Джульетт! Cherie, как поживаешь? Познакомься с моей женой.

Застыв на месте с бешено колотящимся сердцем, Беренис заметила, каким собственническим жестом она оперлась на руку Себастьяна, в то время как он продолжал улыбаться, глядя в это темное, красивое лицо. Джульетт бросила на нее враждебный взгляд, и все надежды, которые Беренис питала в отношении своего мужа, разом рухнули в присутствии этой властной соперницы.

Это был самый ужасный момент в жизни Беренис, потребовавший неимоверного напряжения всех душевных сил. Она же до сих пор и не подозревала о существовании таковых. Все, что ей удалось – это укрыться за ледяным, спокойным безразличием, чтобы никто не догадался о той ярости, которая закипела в ее душе.

– Значит, ты и есть та английская леди, которая осмелилась войти в львиное логово? – насмешливо спросила Джульетт.

– Не по своей воле, – парировала Беренис.

– Разве? – Прекрасно очерченные брови недоверчиво приподнялись. – В это трудно поверить. Неужели ты недовольна своим мужем?

Не удостоив ее ответом, Беренис свысока взглянула на Джульетт и повернулась к Себастьяну:

– Мы собираемся тут стоять целый день? С меня достаточно жары. Я хочу принять ванну.

– Ванну, мадам графиня? – грубо вмешалась Джульетт, и ее брови взметнулись вверх. – Здесь вам не шикарный отель, к которым вы привыкли!

– Даже тебе иногда нужно мыться, – Беренис откинула назад свои растрепавшиеся волосы, злясь, что после долгого путешествия выглядит неподобающим образом, и как раз в тот момент, когда нужно твердо поставить эту женщину на место. – Полагаю, ты слышала о горячей воде и мыле?

Полнейшая тишина, которая последовала за этими словами, была почти оглушающей, затем мужчины расхохотались, Джульетт же чуть не взвилась от бешенства.

– Скажи ей! – завизжала она на Себастьяна. – Скажи ей, кто я!

Его улыбка погасла.

– А кто же ты, Джульетт? Не припомню, чтобы я давал тебе здесь какие-то особые права!

Джульетт бросилась вон, но прежде метнула на Беренис взгляд, полный неприкрытой злобы. Себастьян с Грегом переглянулись.

– Себастьян, тебе бы давно следовало указать ей на дверь, – сказал молодой доктор. – Я всегда говорил, что от нее нельзя ждать ничего хорошего.

Благодарение Богу, что Джульетт ушла прежде, чем Беренис поддалась искушению броситься на нее и выцарапать глаза. Это ужасно! Неужели Себастьян привез ее сюда, чтобы она встретилась с его любовницей? Она была убеждена, что эта женщина – подруга ее мужа. Мог ли он быть таким бессердечным, таким низким? Стыд охватил Беренис при воспоминании о прошлой ночи: как близка она была к тому, чтобы смириться со своей любовью, признать над собой власть Себастьяна, позволить ему упиваться сладостью победы. «Никогда больше, – молча поклялась она. – Будь он проклят, и эта женщина с ним! Пара бесстыдных дикарей, прекрасно подходящих друг другу… Пусть теперь Джульетт делит с ним постель».

Эти мрачные мысли пронеслись в ее голове, когда она смотрела на пришедшее в упадок великолепие холла. Штукатурка облетела с когда-то прекраснейшего потолка, краска на деревянной резьбе облупилась, а панели были источены жуком-короедом.

Большая кухня, видимо, использовалась как главная гостиная, и здесь виднелись следы ремонта. Огонь весело трещал в широком каменном очаге, где над горящими поленьями раскачивались подвешенные на железных прутьях котелки и закопченные чайники. На вертеле были нанизаны куски говядины, и брызгающий с них на горячие угли жир шипел и трещал. Вся обстановка состояла из длинного обеденного стола, заставленного кувшинами для вина, тарелками и кружками, и скамей, протянувшихся по обеим сторонам.

И повсюду были люди – женщины готовили, дети плакали, мужчины смеялись и разговаривали. По каменному полу бегали собаки и куры. Все вокруг было грязным и неопрятным, но даже враждебно настроенная Беренис не могла не признать, что здесь царила атмосфера тепла и дружелюбия, словно это был центр счастливого маленького сообщества.

Дом служил и местом временного отдыха охотников, которые уже заводили во двор своих навьюченных лошадей, предлагали Себастьяну меха, и он бросил все, чтобы уделить им внимание. Беренис решила, что ей совершенно не нравится Бакхорн-Хаус; она не могла постичь, почему он не разрушил этот дом до основания и не отстроил заново, если уж ему так нужно иметь собственность в этой глуши.

В то же время она начала понимать, почему он окружил себя головорезами. Эти заброшенные руины были, без сомнения, идеальным убежищем для банды разбойников и контрабандистов. Бухта защищала и укрывала корабли, перевозящие незаконные грузы, и мало кто из блюстителей закона рискнет сунуться на эту населенную индейцами территорию в поисках нарушителей. Не удивительно, что Модифорд жаждал прибрать к руками это место. Кажется, он хозяйничал здесь во время поездки Себастьяна за границу и в спешке убрался прямо перед их прибытием.

– Где он сейчас, Адам? – спросил Себастьян, когда, закончив дела с охотниками так, что все остались довольны, он подошел к бочке, стоящей в пустом углу, и налил себе кувшин крепкого пива.

Адам взглянул на свои босые ступни, прежде чем ответить:

– Он на другой стороне реки, хозяин. Это факт. Он перетрусил, когда услышал, что вы возвращаетесь, и быстренько убрался. Он хозяйничал здесь, и я ничего не мог поделать, никто из нас не мог. Он появился, словно ураган – мы ничего не могли сделать – это сущая правда, как на духу говорю вам!

Его жена, которая и содержала дом в таком беспорядке, стояла рядом, согласно кивая. Ее пышное тело так и выпирало из ярко-синего ситцевого платья. Себастьян медленно кивнул. Все так и было.

Он не ожидал такой выходки от Модифорда и оставил место практически без охраны, потому что никогда не строил серьезных планов относительно Бакхорн-Хауса, купив его по случаю у одного знатного господина, который находился в тяжелом финансовом положении. Он мог бы быстрее добраться сюда морем, но выбрал более длинный путь по суше, чтобы застать врасплох Модифорда.

Ходило много легенд об этом старом доме, построенном в семнадцатом столетии неким дворянином, изгнанным из Англии во время диктатуры Оливера Кромвеля после того, как королевские силы потерпели поражение. Он приобрел участок земли и жил здесь, как отшельник, разлученный с единственным сыном. Себастьян почти не занимался восстановлением дома; он всегда был поглощен делами в Чарльстоне или Оквуд Холле или участвовал в очередных авантюрах. Но все же он любил это одно из своих многочисленных владений, был рад приехать сюда и оглядывал эту убогую, невзрачную кухню с облегчением возвратившегося блудного сына.

Даже досада и раздражение при виде сердитого лица Беренис не могли помешать Себастьяну сполна насладиться чувством удовлетворенности. Его душа, казалось, тянулась к жизни на этой щедрой земле, где он мог охотиться, когда требовалась пища, общаться с Зорким Соколом, мудрым вождем лесных индейцев, с которым он обычно проводил много времени. Стоя у очага и глядя на пляшущие языки пламени, он вспомнил недавние походные костры и запах поджаренного мяса.