Теперь говорили восхищенно:
— Вот это собака: летом как вол работает, а зимой деньги зарабатывает — в театре играет…
«Садись! Атос и тебя прокатит!»
Атос действительно постоянно исполнял роль конвойной собаки в одном из спектаклей. Теперь соседи и сами заводили собаку, советуясь с Николаем Сергеевичем, какую взять.
Конечно все могут завести породистую собаку, если ее выбрали дружно всей семьей. А что делать тому, кого собака сама выберет?
А ведь бывает и так: из дому вышел один, а вернулись уже вдвоем. Что скажет на это мама?…
Не огорчайтесь, если у вас прижился непородистый пес. Это будет верная вам собака, неприхотливая и благодарная. Если вы займетесь ею, из нее непременно выйдет отличный друг. Пусть вас не смущает его задранный хвост — это говорит об отличном настроении, боевом духе и радости; пусть у него не стоят уши, как у лайки или овчарки, от этого морда его не станет менее выразительной.
Дворняжки очень смышленые собаки.
Я постоянно занимаюсь целенаправленной дрессировкой служебных собак: овчарок, колли, эрделей, боксеров, доберман-пинчеров, догов. Попадаются иногда и метисы (овчарки с эределем или боксер с лайкой и другие), но, работая в кино, я имела дело и с дворняжками.
Об этой необычной «собачьей профессии» — о работе четвероногих артистов в кино — я и хочу рассказать подробнее.
Собаки снимаются в кино
На ленинградской киностудии готовились снимать фильм для детей по сказке Николая Носова «Барбос в гостях у Бобика». Мне предложили заняться дрессировкой комнатных собак для этой картины. Я очень волновалась, так как не занималась этим уже много лет. Пользоваться цирковыми собаками не хотелось: думали, что они начнут играть в давно заученной манере. Решено было искать «свежих артистов».
Дали объявление по радио.
В назначенный день и час по проспекту Майорова вытянулась огромная очередь желающих снимать своих собак. Кого там только не было!.. Старушки в старомодных шляпках, державшие в сумках трясущихся голых собачек с выпученными глазами, дети со шпицами и пуделями, сеттерами или овчарками. Приводили болонок и пекинских собачек, которые ходили на задних лапках, пренебрежительно поглядывая в нашу сторону.
Были даже собаки из пригорода, снятые прямо с цепей. Лохматые и страшные, они лаяли сиплыми голосами.
Приводили и очень хорошо обученных маленьких собачек, но все они работали приниженно и не обладали обаянием, которое мы так искали.
Две собаки особенно памятны мне. Одну привел шофер грузовой машины — мрачный детина огромного роста. Говорил он отрывисто и грубо, однако, как только обращался к собаке, голос его становился тихим и ласковым. Собака была идеально выдрессирована и с большим старанием выполняла сложнейшие трюки. Но она была уже преклонного возраста, и поэтому мы не могли ее взять.
Вторую собаку, рыженькую, очень худую, но полную изящества, привел бывший циркач. Это была настоящая нищенка. Она танцевала все время без всяких команд, вымаливая лакомство.
Два дня мы занимались отбором собак. На роль дворового Барбоса мы так и не нашли нужной нам дворняжки, а на роль Бобика приискали очень милого лохматого песика Мишку, который и снимался в этой картине. На роль дублера Бобика взяли еще одну симпатичную болонку — белую с черными пятнами — по кличке Пим.
Нельзя сказать, что наш главный герой Мишка очень хотел трудиться, он больше играл на своем обаянии, любил позировать, мог подолгу служить, садиться на стул или в кресло, принимая очаровательные небрежные позы, укладываться на коленях, милостиво предлагая свой живот.
Меня Мишка подкупил тем, что, боясь потеряться на студии, где кругом много народа, хватался за край халата и так шел со мной. Получалось — вроде он меня на поводке ведет.
Эту овчарку знают многие ребята. Бриг часто снимается в фильмах, выступает в школах и кинотеатрах. Ну и конечно, он — участник добровольной народной дружины, помогает поддерживать порядок на улицах города.
При дрессировке выяснилось, что Мишка не может ходить на задних лапах, а следовательно, не может и танцевать. В молодости пес получил сильные ушибы спины и конечностей.
Таким образом, танцевать должен был Пим. Когда Пима стали обучать танцам, то оказалось, что он прирожденный танцор. Пес танцевал с большим вдохновением, быстро и легко схватывал новые движения, с большой охотой репетировал. У него была прямо-таки страсть к танцам. Но Пим был обидчив и капризен. На репетиции со всеми собаками начинать нужно было непременно с него, а не то он обижался и работал уже вяло, с надутой мордашкой. Особенно старался пес, если были посторонние зрители.
К нам часто заглядывали на репетиции актеры и другие работники студии. Танцуя, Пим внимательно следил за командами, но умудрялся в это же время посмотреть и на зрителей, чтобы проверить впечатление. Он очень не любил, когда над ним смеялись. Приходилось каждый раз предупреждать, что свое умиление нельзя выражать смехом. Стоило кому-нибудь засмеяться, как Пим резко обрывал танец и, опустив хвост, прятался в угол. Поднять его настроение после этого было трудно — пес не шел даже на зов.
Пим за свое обаяние и артистичность стал вскоре общим любимцем.
Через полтора месяца непрерывных тренировок пес стал виртуозным танцором. Но сниматься в фильме ему все-таки не пришлось. Чтобы Пим мог дублировать в танцах Мишку, его необходимо было покрасить, тем более что фильм был цветной. Перекрашивать пса нам не разрешила хозяйка. Так и пришлось расстаться с маленьким танцором и заняться срочно поисками новой собаки.
Времени на поиски у нас совсем не было, и поэтому собаку искали все и везде. Поехали наши режиссеры и художники за город выбирать натуру. В Зеленогорске, у вокзального буфета, увидели привязанного к столбу маленького, лохматого пса. К этому времени работники киногруппы уже стали бывалыми собачниками, поэтому, не смущаясь, отвязали собаку и предоставили ей возможность показать хозяина. Отыскав хозяина, сговорились с ним о продаже собаки, узнали, что зовут пса Чарли, посадили будущего артиста в машину и увезли в Ленинград.
Режиссерам не терпелось похвастаться удачей и показать собаку мне. На меня Чарли произвел неприятное впечатление: очень некрасивый, с отталкивающей мордой: у него был перекус — нижняя челюсть резко выступала вперед, обнажая зубы, а темные недоверчивые глаза смотрели на всех с нескрываемой злобой. Нужно учесть, что псу было уже пять лет и за эти годы он немало перенес.
С собаками Чарли знакомства заводить не стал, забрался в отведенный ему угол, пододвинул ближе к себе миску, коврик и, прежде чем улечься, оскалил зубы и зарычал. Всем стало все ясно — собаки потеряли к нему всякий интерес, а место его обходили сторонкой. Сразу же мы начали брать Чарли на репетиции, чтобы как-то возбудить в нем интерес к занятиям, но пес считал, что учиться ему уже поздно.
Угрюмый, плелся он, опустив голову, а как только начинали работать, забирался под стул и демонстративно отворачивался от нас.
Каждой собаке хотелось, чтобы работать начали с нее, и на того, кому выпадало быть первым, потом все накидывались и выдавали небольшую трепку. Чарли презирал всю эту возню.
Каждый день — утром и вечером — репетиции. Две недели мучил нас пес, а результатов видно не было.
Я по-прежнему не испытывала к нему ни сочувствия, ни симпатии. Меня Чарли раздражал своим упрямством и нежеланием трудиться. Я уже хотела отказаться от работы с ним. Но вот мой ассистент Михаил Соломонович Гуревич оказался терпеливее меня и нашел ключ к этому мрачному типу. Он брал его за лапы и водил, водил, заставляя ходить на задних лапах, кружил, напевая мелодию вальса, или заставляя стоять не двигаясь. Первой удачей Михаила Соломоновича был день, когда он повел Чарли работать без поводка и тот не удрал, а поплелся за ним.
