— Здравствуй, брат, — повторил он. — Вторые сутки, как Слон тебя приволок. Поначалу ты все бредил — что-то про новую югу и про то, что тебя хотят убить. Но потом успокоился. Где успел побывать?

— В аду, как мне сейчас кажется, — хмуро ответил я. — Там все так же, как у нас, с единственной разницей: повсюду глобальное палево. Крейзи, сука, опять меня вписал… Тут я замолчал, пораженный неожиданной мыслью.

— Эй, — крикнул я. — А где Крейзи? С ним-то как?

Сам того не ведая, я задал весьма серьезный вопрос. И ответ на него мы получили лишь по прошествии многих часов, когда покинули обиталище нашей училки и перебрались в район Казанского, на квартиру Влада. С удобством расположившись на кухне, мы смотрели сквозь выходящее на «двадцатку» (небезызвестный меж питерскими неформалами дворик) окно и нюхали амфетамин.

К этому времени я сумел дозвониться до Иришки и узнать, что Крейзи жив-здоров, хотя за время моего отсутствия успел порядочно начудить. Начал он с того, что пожаловался на странные щелчки, раздающиеся у него в телефоне, а когда Иришка, думая его успокоить, принесла ему другой аппарат, он заподозрил ее в намерении пронести в дом замаскированную бомбу. Затем Иришка попыталась его отравить (Крейзи заметил, как она стоит у плиты и солит суп), чем порядком укрепила Крейзи в его подозрениях.

В конце концов он вытолкал Иришку за дверь, а предательский телефон вышвырнул в окно. К этому времени неладное заметили не только Иришка, но и Крейзины родственники: мать и любимая тетя. Полагая, что Антон повредился в уме, они усадили его в машину и повезли сдавать в районную «дурку», но хитрый Крейзи разгадал их коварное намерение. На ходу выбросившись из машины, он вернулся домой, взял ружье, сунул в карман пару сотен долларов, надел свою любимую ковбойскую шляпу и направился к троллейбусной остановке ловить «попутный автомобиль».

— У меня есть двести долларов, — заявил Крейзи первому попавшемуся «частнику». — И мне надо уехать из страны!

К тому времени, когда мы с Владом добрались до его квартиры, Крейзи уже сутки как вернулся домой. Его наконец-то отпустила «кислотная лихорадка», так что он успел чуточку одуматься и малость прийти в себя. Не то чтобы это была полностью его заслуга — просто у моего брата неожиданно закончилась кислота.

Теперь он лежал на диване посреди зарослей гибискуса и орхидей, с усталым видом разглядывая увитый вьюнком потолок. На коленях у него лежали «Сказания о Титанах» Голосовкера, а в изголовье дымилась чашка горячего молока. Когда мы вошли, Крейзи повернулся, и по его прояснившемуся взгляду я понял: Будда Мирового Света исчез, и передо мной вновь находится мой собственный брат.

— Ну ты даешь, — похвалил его я. — Весь мозг мне вывернул наизнанку! Я с тобой такого натерпелся, что можно враз охуеть! Не стыдно тебе зомбировать товарищей?

— Не-а, — зевнул Крейзи. — Ни капельки не стыдно. Тебе как, понравилось?

— Понравилось? — задумался я. — Нет. Но было здорово интересно!

— Это кислота, — улыбнулся Крейзи. — Мало кому нравится, но и скучно тоже не бывает. А ведь это самое главное!

В июле 2000-го произошла история, которой суждено было стать одной из лучших наших «акций обуздания» — приключившейся, правда, несколько супротив нашей воли. Случилось это в подмосковном лесу, неподалеку от Чехова, где некто А. Ленский (г. Москва) вздумал провести игру по эпопее Гарри Тертлдава «Хроники пропавшего легиона». Поскольку игры все равно не вышло, читателю достаточно будет знать, что сюжет этой книги разворачивается вокруг вымышленной автором империи со звучным названием «Видесс».

В тот раз нашим товарищам (Кузьмичу, Соколу, Боре и Эйву) взбрела в голову мысль во что бы то ни стало посетить ролевую игру. Дескать, мы давно не были на подобных мероприятиях, и неплохо было бы наконец-то выбраться поиграть. А поскольку питерские ролевики шарахались от нас, как от огня — решено было ехать в Москву, где наши друзья рассчитывали почему-то на более теплую встречу.

Ради этого Боря с Кузьмичом подняли целую волну пропаганды, направленной на подготовку «правильных настроений» среди нашего коллектива. В течение двух недель они компостировали нам мозг, уговаривая «даже не помышлять о всевозможных бесчинствах» и настаивая, чтобы «на игре все вели себя хорошо».

— Cколько можно бороться с ролевиками?! — толковал Боря. — Вы не притомились еще, за три-то года войны? Из-за вас в Питере игр почти не осталось — всех разогнали! А те, что все же идут, спрятаны так, что и за полгода не сыщешь! Кто кричал: дескать, разгоним плохие игры, и останутся только хорошие! Ну и где же они? Давайте хоть в Москву съездим по-человечески! Прислушайтесь, братья!

— Надо пошить себе ролевые костюмы, — вторил ему Кузьмич. — А то странное выходит дело: мы уже семь лет в Движении, а костюмов как не было, так и нет! И надо новое оружие завести, из текстолита: водопроводные трубы и ручки от лопат нынче уже не в чести! Такая уважаемая команда, как наша, должна выглядеть на игре соответствующим образом! И не хуй на меня смотреть, как будто я спятил: мы просто хотим спокойно поиграть! Это всем ясно?!

Всем было ясно. В кратчайшие сроки братья собрали денег и дали питерскому умельцу по имени Асандр заказ на некоторое количество текстолитовых сабель. Параллельно они упросили одного из Соколовских родственников пошить шелковые костюмы на восточный манер: черные рубахи и шаровары, свободные халаты и широкие алые пояса. Братья собирались ехать на Видессу хаморскими наемниками, которым по вводным предписывались именно такие костюмы. После этого на повестку дня встал следующий вопрос: как нам, собственно, попасть на эту игру? Ведь Ленский ни за что нас к себе не пустит! Данных по месту проведения игры у нас не было, так что пришлось нам снова выкручиваться и хитрить. Ради этого Кузьмич разыскал на черной речке некоего Гэса — старого Питерского ролевика, который неплохо нас знает. Увидав его, Барин подошел к нему и принялся жаловаться:

— Меня, понимаешь, — проникновенно врал он, — выгнали из Грибных. За что? Не могу больше торчать, и бухать по-прежнему у меня тоже нет сил. Так что пришлось мне уйти. Вот я и подался к молодежи — нормальные парни, не гопники и не хулиганье. Молодая команда, вот, кстати, ее фотография…

С этими словами Барин протянул Гэсу фото, отобранное нами по случаю у приблудных «младоролевиков»: семь человек в доспехах и шлемах стоят гурьбой на фоне вечернего лесопарка. Люди на фотографии держали в руках щиты, забрала шлемов были опущены — так что ни одежды, ни лиц было особенно не разглядеть.

— Это моя новая команда, — заявил Кузьмич. — Узнаешь меня — во втором ряду, третий слева? Понимаешь, какое дело: парни хотят на игру, а связей у них нет. Вот я и подумал, а не съездить ли им на Видессу? А у тебя наверняка телефон питерского посредника есть!

— Ну, — смутился Гэс, крепко подозревавший Барина во всевозможного рода грехах, — я даже не знаю.

— Да ладно тебе, — махнул рукой Барин, — я же тебя не дорогу на полигон прошу рассказать, а всего лишь сказать телефон! Гэс, ну не будь букой!

В конце концов Барин Гэса уломал, и так мы вышли на питерского посредника по имени Фил. Повстречавшись с ним, Барин снова показал ему фотографию, настаивая на том, чтобы Фил принял от него «командную заявку». Не зная, как быть в такой ситуации, Фил позволил Барину позвонить со своей трубки находившемуся в Питере по делам игры представителю мастерского коллектива «Видессы» (им оказался человек, подписывающийся в соответствующих эхах ФИДО как «George Kantor»).

Барин сообщил ему, что команда из семи человек собирается заявиться хаморами, и что он хотел бы встретиться и сдать приготовленные для этого взносы. Кантор заявку принял и назначил Барину встречу, на которую почему-то не пришел. Может, опоздал, а может — выяснил, что в составе «хаморов» едет Барин из числа страшных всему ролевому миру «Грибных». Рыбка сорвалась, так что пришлось Барину задействовать нечто, напоминающее фокусы «социальной инженерии».[246] Позвонив Филу, Барин узнал, что после срыва «стрелки» команду хаморов велели переадресовать Ленскому, и попросил у Фила его московский телефон. Вот только звонить Ленскому Барин не стал. Вместо этого он выждал пятнадцать минут, перезвонил Филу и радостным голосом сообщил, что Ленский заявку принял, но поскольку разговор шел по межгороду, объяснять дорогу до полигона не стал.