— Это ещё что, — заявил Антон, — а вот Костян сожрал двадцать четыре таблетки! Двадцать четыре, слышите, пёсьи морды?

Про такое дело услышал один из наших бывших руководителей — Андрей Алексеевич. Обеспокоившись не на шутку, он решил перебраться на наш берег и проверить здоровье Костяна. Но как только Лексеич перелез по бревну и вышел к нашей стоянке, его встретил Ордынский, пьяный «в говно».

— О! — искренне обрадовался он. — Андрей Алексеевич! Пейте!

С этими словами Ордынский протянул Лексеичу жестяную банку из-под бобов, наполненную раствором Красной Шапочки.

— Пейте, пейте, Андрей Алексеевич!

Он предлагал это пойло настолько искренне и дружелюбно, что Лексеич едва нашел в себе силы отказаться. Вместо этого он откинул брезент и полез в палатку, где лежал Костян. Но как только он сунулся внутрь, Костян очнулся от забытья и подал голос:

— Жанна?! Иди-ка сюда!

— Какая я тебе Жанна? — отозвался Лексеич, но толку не было.

— Жанна? — повторял Костян, словно в бреду. — Жанна, это ты?

Ничего другого от него добиться было нельзя. Окружающей действительности Костя не понимал, целиком пребывая в плену назойливых галлюцинаций. Иногда ему мерещилась Жанна, и тогда он начинал ворочаться и кричать. Но подчас волны феназепама уносили моего друга слишком далеко. Тело Костяна расслаблялось, лицо делалось белое — в такие минуты он почти не дышал. Впоследствии Костян описывал субъективное впечатление от этого опыта так:

— Мне казалось, что я еду на эскалаторе в метро. Вроде как еду домой, но когда уже нужно сходить с эскалатора, вижу впереди себя знак «кирпич». И так мне делается странно, что просто слов нет. Доезжаю до него, хочу прикоснуться — ан нет, снова еду на эскалаторе. А впереди этот знак. И так, представляете себе, раз за разом!

Осенью 93-го мы приехали в Заходское втроём: я, Крейзи и его знакомый Джеф, музыкант из группы «Негодяи». Была пятница, а нашей целью были Региональные Хоббитские Игры, иначе говоря — «РХИ 93». У меня осталось сумбурное представление от стрелки на вокзале и от поездки на электричке — множество незнакомых людей и Крейзи, то и дело о чем-то с ними шушукающийся.

Потом нам показали дорогу, и мы пошли по ней через лес — долго, мимо озера и еще дальше, в сторону военного полигона. От станции до Грачиного километров восемь, но мы одолели их, пробавляясь по пути 72-м портвейном и папиросками с коноплёй.

Солнце село, пока мы еще ехали, и наступила ночь — темная и холодная. Всё, чего она коснулась, тут же померкло, словно подернувшись темным пологом. Лес стал сумрачным сводом, темнота скрыла воды озера, и только одинокий свет костра, что мы разглядели на берегу, боролся с силой этой ночи. Пламя металось, ледяной ветер дул, казалось, со всех сторон, швыряя на установленное неподалеку типи[13] шелестящий ворох облетающей листвы.

— Когда создавался этот мир, — услышали мы сквозь матерчатые стенки хриплый и, как мне показалось, совершенно пропитой женский голос, — я уже училась на третьей ступени школы. И ещё один голос, надломленный и резкий, вторил ему:

— Ты не всё знаешь, Лора. Поверь мне, не всё.

— Какого хуя? — шепотом спросил я у Крейзи. — О чём это они?

— Почем я знаю, — отозвался Антон, подходя ближе, — сейчас выясним. — Эй вы там, в шатре! На секунду всё смолкло, а потом женский голос спросил:

— Ну кто там ещё? Кто такие?

— Мы эльфы, — спокойно ответил Крейзи. — Эльфы из Лориена.

— Да? — раздался тот же голос, а следом за ним из типи появилась толстая баба, кутающаяся в грязное одеяло.

Глядя на неё, я пришёл в ужас — лицо оплывшее и как будто рябое, над верхней губой торчат усики, а глаза маленькие и злые. Без шуток, за всю свою жизнь я не видел ещё такой страшной бабищи.

— Я Лора, — представилась она, — и буду Галадриелью. Сейчас мы в Рохане, Лориен расположен чуть дальше, но стоянки там ещё нет. А вы правда эльфы? Как вас зовут?

— Меня — Крейзи, — представился Антон, — а вот это Джонни и Джеф.

— Это не эльфийские имена, — возразила Лора, — это…

— Много ты понимаешь, — перебил её Крейзи, — в эльфийских именах.

— Много, — ничуть не смутясь ответила Лора, — я всё про это знаю. Садитесь на бревно, я вам кое-что расскажу. Вы ведь первый раз на игре?

Мы уселись кружочком, и я мог наблюдать, как играет свет на наших темных фигурах. Крейзи кутался в черную морскую шинель, у меня шинель была метростроевская, а Джеф щеголял в ватнике. Лица у всех были потерянные, не такой встречи мы ждали от нашей первой игры — во всяком случае мы с Крейзи. Джефу было на всё это глубоко насрать.

— Здесь непростое место, — пристально глядя на нас, сообщила Лора, — хоровод сил. Дороги сходятся и расходятся, миры проникают друг в друга. Опасно заплутать ночью в этих местах.

— Военные? — нашёл нужным уточнить Джеф, не уловивший сути. — Или что?

— Нет, — терпеливо объясняла нам Лора, продолжая гнуть свою линию, — хоровод сил. Дороги сходятся и расходятся… Я слушал её и не мог понять — то ли она сумасшедшая, то ли издевается над нами.

— Как же насчет игры, — решил поинтересоваться я, — насчёт игры-то как?

— Так я вам и говорю, — удивилась Лора, — здесь, в хороводе сил…

— Так, — сказал я Крейзи тихонько, — с нею не договориться.

— Подожди, — перебил меня мой друг, — послушаем, чего она еще скажет.

— Угу, — перебил его я, — всю ночь будем слушать. Эй, Лора, можно у тебя переночевать?

— Нет, — быстро ответила Лора, — у нас очень мало места, сами еле помещаемся.

— «Сами» — это кто? — уточнил я.

— Я и Этцель, — ответила Лора. — Но вы можете переночевать у костра. Есть у вас выпить?

— Нет, — так же быстро ответил я, — денег не было.

— Не успели купить, — подтвердил Джеф.

— А больше ничего нет? — допытывалась Лора.

— Чего, например? — спросил Крейзи.

— Ну, не знаю? — Лора наморщила лоб и стала ещё страшнее.

— Нет, — отрезал Крейзи, — этого тоже нет.

— Ладно, — сказала Лора, внезапно утратив к нам интерес, — я пойду спать. А вы не шумите, поняли?

— Конечно, Лора, — ответил Антон. — Как ты могла подумать? Лора поднялась и ушла в типи, слышно было как она, ворочаясь, устраивается на ночлег.

— Пацаны, — тихо предложил я, когда всё стихло, — давай-ка накатим!

— Давай, — легко согласился Джеф. — И скушаем по чуть-чуть таблеток.

— И покурим, — вставил своё слово Крейзи, а потом добавил: — Парни, вот ведь здорово! Мы же на игре!

— Похоже на то, — согласился я, — только вот эта баба меня смущает. Что-то тут нечисто.

— Забей, — отмахнулся Крейзи, — хуйня это всё!

— Давайте-ка лучше споём, — высказался Джеф, — песню. «Маму».

— О! — поддержали мы. — Конечно, давай.

Костёр метался, раздуваемый ледяным ветром, тени плясали, а мы сидели в кругу желтого света, взяв под руку что придется — поленья, крышки и котелки. Сначала вступил ритм — тихий перестук, а потом Джеф начал:

— Не бей меня, мама, — заунывно запел он, растягивая слова, и мы подхватили:

— Железным молотком по голове. Не бей меня, мама, железным молотком по голове. Не бей меня, мама…

Песня лилась — мне казалось, что горло само выводит нехитрую мелодию. Слова повторялись и повторялись, пока в голове не осталось ни одной мысли — только ритм и речитатив, раз за разом, и еще раз, и еще. Постепенно мы впадали в раж — менялись лица, голоса становился громче, стук усиливался — и песня продолжалась. Бывало, мы пели её по два часа и больше, без перерыва — только смачивали водкой горло, постепенно проваливаясь в подобное трансу состояние, ни черта не видя и не замечая вокруг себя. Но достичь таких глубин сегодня мы не успели, наше внимание привлёк какой-то посторонний звук. Кто-то кричал и матерился из типи, призывая нас заткнуться и перестать стучать.