Литмир - Электронная Библиотека

– Нет, и я не одинока в этом. Решение принято восемью голосами против одного. Никто не поддержал его.

– Чем руководствовались остальные восемь судей?

– Их довод вполне очевиден. Штаты имеют веские причины для запрещения торговли и владения некоторыми типами оружия. Интересы штата Нью-Джерси перевешивают права Нэша, предоставляемые Второй поправкой. Общество не может позволить своим членам владеть сложным вооружением.

Каллаган смотрел на нее внимательно. Привлекательные студентки на юридическом факультете Тулейна были редкостью, но когда такая появлялась, он не упускал случая, чтобы заняться ею. Последние восемь лет он почти не знал неудач в этом деле. В большинстве случаев оно было простым. Девицы прибывали в колледж уже раскрепощенными и свободными. Дарби же была иной. Впервые он заметил ее в библиотеке во втором семестре на первом курсе, и ему понадобился целый месяц, чтобы уговорить ее поужинать с ним.

– Кто изложил мнение большинства?

– Рэнниен.

– И вы согласны с ним?

– Да, это совсем простое дело.

– Тогда что же случилось с Розенбергом?

– Я думаю, что он ненавидит остальной состав суда.

– Он что, выступает с особым мнением лишь из сварливости?

– Зачастую да. Его мнения все чаще оказываются необоснованными. Возьмем дело Нэша. Для такого либерала, как Розенберг, вопрос о контроле над оружием является простым. Он должен был излагать мнение большинства. И десять лет назад он так бы и поступил. В деле Фордиса, рассматривавшемся в 1977 году в суде штата Орегон, он прибегнул к гораздо более узкому толкованию Второй поправки. Его непоследовательность становится досадной.

Каллаган пропустил мимо ушей упоминание о деле Фордиса.

– Вы хотите сказать, что Розенберг впадает в старческий маразм?

Побитый в первом раунде Сэллинджер бросился в последнюю схватку:

– Он чокнулся, и вы знаете это. Его мнение невозможно обосновать.

– Не всегда, и потом он все еще там, в Верховном суде.

– Его тело там, а мозг уже умер.

– Он дышит, Сэллинджер.

– Да, дышит, с помощью аппарата. Им приходится накачивать его кислородом через нос.

– Тем не менее, Сэллинджер, он последний из величайших юристов, и он все еще дышит.

– Вы бы сначала зашли и убедились в этом.

С этими словами Сэллинджер опустился на свое место. Он сказал достаточно. Нет, он сказал слишком много. Голова его склонилась под пристальным взглядом профессора. «Зачем я говорил все это?» – думал он, уткнувшись носом в конспект.

Каллаган еще некоторое время смотрел на его опущенный затылок, а затем начал мерить шагами аудиторию. Это действительно было тяжелое похмелье.

Глава 3

В соломенной шляпе, в чистом комбинезоне, аккуратно выглаженной рубахе-хаки и сапогах он выглядел по меньшей мере как старый фермер. Он жевал табак и выплевывал его в черную воду под пирсом. Этим он тоже напоминал фермера. Его пикап хотя и был последней моделью, но уже повидал виды на пыльных проселочных дорогах. Пикап имел номерные знаки штата Северная Каролина и стоял в нескольких десятках метров на песчаном берегу у другого конца пирса.

Была полночь. Наступил первый понедельник октября. Следующие тридцать минут он будет ждать в темной прохладе безлюдного пирса, задумчиво жуя табак и пристально вглядываясь в море. Он знал заранее, что будет находиться здесь один. Так предусматривалось планом. Пирс в этот час всегда был пустынным. Свет фар случайных машин изредка мелькал вдоль побережья, но это было обычным явлением для этих мест.

Вдали от берега виднелись красные и синие огни канала. Не поворачивая головы, он глянул на часы. Низко висели плотные тучи, и разглядеть что-либо было трудно, пока это что-то не окажется у самого пирса. Так предусматривалось планом.

Пикап, как и сам фермер, прибыли не из Северной Каролины. Номерные знаки были сняты с разбитого грузовика на свалке возле Дарема, а сам пикап был угнан из Батон-Руж. Фермер же вообще был ниоткуда и тем более не был связан с этими кражами. Он был «профи», и эти мелкие делишки обделал кто-то другой.

Прошло двадцать минут, и в море появился темный предмет, двигавшийся по направлению к пирсу. Приглушенный звук работающего двигателя становился громче. Предмет превратился в небольшой плотик с малозаметной фигурой человека, низко склонившегося над мотором. Фермер не шелохнулся. Гудение мотора прекратилось, и плотик замер в десяти метрах от пирса. Даже случайные фары автомобилей не нарушали темноту ночи.

Фермер осторожно прикурил сигарету, дважды затянулся и щелчком отбросил ее вниз к плотику.

– Какие сигареты? – спросил находившийся на воде. Он мог видеть очертания фигуры фермера у перил, но не его лицо.

– «Лаки страйк», – ответил фермер.

«Эти пароли превращают происходящее в глупую игру, – подумал он, – сколько еще черных резиновых плотов может вынырнуть из Атлантики именно в этот час и именно у этого заброшенного пирса? Глупо, но зато как значительно».

– Льюк? – донеслось с плотика.

– Сэм, – сказал фермер.

Не важно, что его звали Камель, а не Сэм. На ближайшие пять минут, пока он причалит свой плот, больше подойдет «Сэм».

Ничего не ответив, поскольку от него этого не требовалось, Камель быстро запустил двигатель и повел плотик вдоль края пирса к берегу. Льюк следовал за ним по настилу. Они сошлись у пикапа без рукопожатия. Камель поставил свою черную спортивную сумку «Адидас» на сиденье между ними, и пикап рванулся вдоль побережья.

Льюк вел автомобиль, а Камель курил. И оба они старались не замечать друг друга. Даже их глаза избегали встречи. Густая борода, темные очки и черный свитер, доходящий до подбородка, делали лицо Камеля зловещим и неузнаваемым. Льюк не имел желания рассматривать это лицо. Помимо того чтобы принять его из объятий моря, заданием предписывалось воздерживаться от разглядывания внешности прибывшего. И не случайно. Это лицо разыскивалось в девяти странах. Проезжая мост в Монтео, Льюк прикурил еще одну сигарету «Лаки страйк» и пришел к выводу, что они уже встречались. Это была короткая, точно рассчитанная по времени встреча в аэропорту Рима пять или шесть лет назад. Она происходила в комнате отдыха. Льюк, в то время американский чиновник в безупречно сшитом костюме, поставил «дипломат» из кожи нерпы у стены рядом с раковиной, где незнакомец не спеша мыл руки. Неожиданно «дипломат» исчез. Он поймал отражение мужчины, которым был Камель – сейчас он знал это точно, – в зеркале. Тридцатью минутами позднее «дипломат» взорвался между ног английского посла в Нигерии.

Осторожные разговоры в невидимом окружении Льюка часто доносили до него имя Камеля – человека-убийцы со множеством фамилий, лиц и языков, который наносил молниеносные удары и бесследно исчезал; имя убийцы, который скитался по всему свету, но которого нигде не могли схватить. Двигаясь в темноте на север, Льюк откинулся на спинку сиденья и прикрыл лицо полями шляпы, стараясь вспомнить слышанные им когда-то рассказы о своем пассажире. Поражающие воображение террористические акты. Среди них – убийство английского посла. Попавшие в ловушку на Западном берегу в 1990 году семнадцать израильских солдат были отнесены на счет Камеля. Он был единственным подозреваемым в убийстве в 1985 году богатого немецкого банкира и его семьи в результате взрыва бомбы в их автомобиле. По слухам, его гонорар за это составил три миллиона наличными. Наиболее прозорливые специалисты считали, что попытку покушения на жизнь папы римского в 1981 году организовал он. Затем Камелю стали приписывать почти все нераскрытые террористические нападения и убийства. Его легко было обвинять потому, что никто не был уверен в том, что он существовал.

Льюка охватило возбуждение. Камель был готов развернуться на американской земле. Его цели оставались неизвестными для Льюка, но он знал, что вот-вот прольется чья-то благородная кровь.

На рассвете пикап остановился на углу Тридцать первой авеню в Джорджтауне. Камель сгреб свою спортивную сумку и, ничего не сказав, вышел из машины. Пройдя несколько кварталов до отеля «Фор сизонз», он купил в холле «Пост» и с беззаботным видом поднялся на лифте на седьмой этаж. Точно в семь пятнадцать он постучал в дверь в конце коридора.

5
{"b":"109890","o":1}