В двадцать минут первого старики выдохлись. Они встали и, держась за руки, на цыпочках пошли к выходу, все еще перешептываясь и хихикая. Джейнсен даже не посмотрел в их сторону. Он был полностью поглощен разыгравшейся на экране массовой оргией, происходившей на яхте во время шторма. Камель по-кошачьи двинулся по проходу и сел через три ряда за судьей. Тот потягивал пиво. Они были одни. Подождав с минуту, Камель быстро сместился по ряду. Джейнсен был в двух метрах перед ним.

По мере усиления шторма оргия на экране достигла апогея. Рев ветра и крики участников заполнили маленький кинотеатр. Камель поставил пиво и попкорн на пол и вытащил из-за пояса метровый шнурок из желтого нейлона. Накрутив его концы на обе руки, он перешагнул через передний ряд кресел. Его жертва тяжело дышала. Коробка с кукурузой в ее руках тряслась.

Нападение было молниеносным и жестоким. Набросив петлю на горло, Камель сильно потянул концы шнура в разные стороны. Затем резко дернул вниз и прижал голову к спинке кресла. Шея жертвы не выдержала и сломалась. Связав шнур узлом на шее и просунув под него пятнадцатисантиметровый стальной прут, он стал накручивать его, пока из разорванной плоти не потекла кровь. Все было кончено за десять секунд.

Внезапно шторм закончился, и на экране в честь этого началась другая оргия. Тело Джейнсена сползло в кресле. Его попкорн был рассыпан у ног. Камель был не из тех, кто восхищается своими деяниями. Он спустился с балкона, прошел со скучающим видом мимо полок с журналами в холле и исчез на улице.

Доехав на стандартном белом «форде» с коннектикутскими номерами до Далласа, он переоделся в туалете и стал ждать парижский рейс.

Первая леди находилась на Западном побережье, посещая тысячедолларовые завтраки, на которых богачи и снобы выкладывали бешеные деньги за холодные яйца, дешевое шампанское и возможность увидеть, а может быть, сфотографироваться с королевой, как ее называли. Поэтому президент спал один, когда зазвонил телефон. В прошлом он подумывал о том, чтобы завести любовницу, как это было принято у американских президентов. Но теперь это выглядело бы не по-республикански. К тому же он был старым и уставшим. Он часто спал один, в то время как «королева» находилась в Белом доме. Сон у него был крепкий. Телефон прозвонил двенадцать раз, прежде чем он услышал его. Он взял трубку и уставился на часы. Четыре тридцать утра. Вслушавшись в голос, вскочил на ноги и через восемь минут был в Овальном кабинете, не приняв душа и не повязав галстука. Он уставился на Флетчера Коула, своего начальника штаба, и сел, как ему полагалось, за свой стол.

Коул улыбался. Его безупречные зубы и лысина сияли. Всего тридцать семь лет. Он был чудо-мальчиком, который четырьмя годами раньше спас провалившуюся избирательную кампанию и усадил своего босса в Белый дом. Будучи хитрым интриганом и мерзким прихвостнем, он шел по трупам, пока не стал вторым лицом в руководстве. Многие относились к нему как к подлинному боссу. Одно только упоминание его имени приводило в ужас мелких чиновников.

– Что случилось? – медленно спросил президент.

Коул расхаживал перед президентским столом.

– Подробности не известны. Два агента ФБР обнаружили Розенберга около часа ночи. Мертвым в постели. Его сиделка и полицейский Верховного суда также были убиты. Все трое убиты выстрелами в голову. Сработано очень чисто. Пока ФБР и окружная полиция Колумбии вели расследование, поступило сообщение, что Джейнсен найден мертвым в клубе гомосексуалистов. Они обнаружили его пару часов назад. Войлз позвонил мне в четыре, и я перезвонил вам. Он и Глински будут с минуты на минуту.

– Глински?

– ЦРУ должно подключиться, хотя бы для начала.

Президент закинул руки за голову и потянулся.

– Розенберг мертв…

– Да, вполне. Я советую выступить с обращением к нации через пару часов. Мэбри работает над проектом обращения. Я доработаю его. Давайте подождем с этим до рассвета, хотя бы до семи часов. В противном случае будет слишком рано и мы потеряем большую часть слушателей.

– Пресса…

– Да, они уже принялись за это дело. Телевизионщики засняли бригаду «скорой помощи», отвозившую Джейнсена в морг.

– Я не знал, что он гомик.

– Теперь в этом нет сомнений. Это настоящий кризис, господин президент. Подумайте об этом. Создали его не мы. Не мы в нем виноваты. Никто не сможет обвинить нас. А нация будет шокирована настолько, что ей придется проявить некоторую солидарность с нами. Это как раз то время, когда народ объединяется вокруг своего лидера. Это просто здорово. Беспроигрышный вариант.

Президент отхлебнул кофе из чашки и уставился в бумаги на столе.

– И я проведу перестановки в суде.

– Это самое лучшее. Они станут вашим наследством. Я уже позвонил Дюваллю в юридический комитет и дал ему указание связаться с Хортоном и начать составлять предварительный список кандидатов. Хортон выступал вчера в Омахе, сейчас он летит сюда. Я предлагаю встретиться с ним сегодня утром.

Президент кивал, как всегда, в знак согласия с предложениями Коула. Детальную проработку вопросов он оставлял Коулу, поскольку сам никогда не отличался скрупулезностью.

– Есть подозреваемые?

– Еще нет. Впрочем, я не знаю. Я сказал Войлзу, что вам понадобится информация, когда он прибудет.

– Я думал, что ФБР занимается безопасностью Верховного суда.

Коул усмехнулся:

– Да, занимается. Это камешек в огород Войлза, и довольно неприятный.

– Прекрасно. Я хочу, чтобы Войлз получил свое. Позаботьтесь о прессе. Мне нужно видеть его униженным. Потом мы, возможно, дадим ему пинка под зад.

Коулу понравилась эта мысль. Он перестал ходить и сделал пометку в своем блокноте. Охранник постучал в дверь и отворил ее. Вошли Войлз и Глински. Когда все четверо пожали друг другу руки, настроение в кабинете вдруг стало мрачным. Вошедшие сели перед столом президента, а Коул, как обычно, встал возле окна, сбоку от президента. Он ненавидел Войлза и Глински, а они, в свою очередь, презирали его. Коул преуспевал на почве ненависти. Он имел возможность наушничать президенту, и это было все, что имело для него значение.

Коул будет молчать несколько минут. В присутствии других важно было позволить президенту взять бразды правления в свои руки.

– Мне очень жаль, что вы здесь, но все равно благодарю, что пришли, – начал президент.

Они мрачно кивнули и покорно приняли эту очевидную ложь.

– Что произошло?

Войлз говорил быстро и по существу. Он описал картину в доме Розенберга, когда были обнаружены тела. Каждый раз сержант в час ночи, в соответствии с установленным порядком, подходил для контроля к агентам, сидящим на улице. Когда Фергюсон не появился, они стали волноваться. Убийства были совершены чисто и профессионально. Он рассказал, что ему было известно о Джейнсене. Перелом шейных позвонков. Удушение. Обнаружен каким-то типом на балконе. Очевидно, никто ничего не видел. Войлз не был столь резким и уверенным, как обычно. Это был черный день в истории Бюро, и он чувствовал, что начинает припекать. Но он пережил пятерых президентов и наверняка сможет переиграть этого идиота.

– Эти два убийства, очевидно, связаны друг с другом.

– Возможно. Похоже, что так, однако…

– Бросьте, директор. За двести двадцать лет нашей истории было убито четыре президента, два или три кандидата, несколько борцов за гражданские права, пара губернаторов, но еще ни одного судьи Верховного суда. А сейчас, за одну ночь, в течение двух часов сразу два убийства. И вы не уверены, что они связаны?

– Я не говорил этого. Какая-то связь между ними должна быть. Просто дело в том, что методы совершенно различны. И слишком профессиональны. Вы, должно быть, помните, что мы имели тысячи угроз, адресованных судьям.

– Отлично. Тогда кто же ваши подозреваемые?

Никто еще не подвергал Дентона Ф. Войлза перекрестному допросу. Он пристально посмотрел на президента.