— Копченая форель?

— Больше ничего не нашла.

Женщины начали перешептываться:

— Копченая форель?

— У кого есть индейка? — громко спросил Фромейер.

— У нас две, — сообщила Джуд Бекер. — Обе в духовке.

— Замечательно! — кивнул Фромейер. — А теперь, Клиф, бери ребят — и бегом к Бриксли. Возьмете у них снеговика. Лампочки тоже не забудьте прихватить, украсим ими кусты у дома Лютера. Все остальные — по домам! Всем переодеться и прихватить с собой еду. Встречаемся здесь через полчаса. — Потом он взглянул на Салино и Трина и распорядился: — А вы, ребята, — в аэропорт!

— Это еще зачем? — спросил Салино.

— Встретить Блэр и отвезти домой.

— Ну, не знаю, сможем ли мы...

— Мне что, вашему шефу позвонить?

Трин и Салино молча направились к машине. Получив от Фромейера четкие указания, соседи начали расходиться по домам. Лютер с Норой наблюдали за тем, как они разбегаются по Хемлок-стрит. У них появилась цель.

Нора взглянула на Лютера, в глазах ее стояли слезы. Тот тоже едва не плакал. Лодыжки ныли от боли.

— Сколько ждете гостей? — спросил Фромейер.

— О, даже не знаю, — ответила Нора, оглядывая опустевшую улицу.

— Меньше, чем мы рассчитывали, — сказал Лютер. — Звонили Андервуды. Отказались. И Докс тоже.

— И отец Забриски, — подхватила Нора.

— Так Митча Андервуда точно не будет? — осведомился Фромейер.

— Нет, он не может.

«Ничего себе вечеринка, просто слезы», — подумал Фромейер.

— И сколько же вам надо гостей?

— Приглашаю всех! — заявил Лютер. — Всю улицу.

— Да, всю улицу, всех соседей, — подхватила Нора.

Фромейер взглянул на Кистлера:

— Сколько ваших дежурит сегодня на подстанции?

— Восемь человек.

— Может, и пожарных с врачами пригласим? — спросил Фромейер.

— Да-да, пусть все приходят, — закивала Нора.

— И полиция тоже, — сказал Лютер.

— Ничего себе! Целая толпа!

— Пусть будет толпа. Это же здорово, правда, Лютер? — спросила Нора.

Тот поплотнее укутался в одеяла и кивнул:

— Да, Блэр будет довольна.

— Ну а хор прислать? — осведомился Фромейер.

— О, это было бы славно! — воскликнула Нора.

Лютеру помогли войти в дом. До кухни он добирался уже самостоятельно, правда, сильно прихрамывая. Кендал оставил ему пластиковую тросточку, сказал, что сегодня ему самому она не понадобится.

Наконец супруги остались одни. Сидели в гостиной под елкой Трогдонов и говорили о Блэр, о ее новом друге. Пытались оценить его перспективы как жениха, а затем уже и зятя.

Доброта соседей тронула их до глубины души. Они не только помогли, но даже ни разу не попрекнули их круизом.

Потом Нора взглянула на часы и сказала, что пора ей привести себя в порядок.

— Жаль, камеры у меня не было, — уже с порога заметила она. — Надо было снять, как ты болтаешься там вверх ногами, а полгорода на тебя смотрит. — И, громко смеясь, она пошла в спальню.

Блэр немного расстроилась, увидев, что у выхода из зала прилета родители ее не встречают. Конечно, предупредила она их поздновато, они, несомненно, заняты подготовкой к празднику, но ведь она их родная и единственная дочь. Впрочем, она промолчала и рука об руку с Энрике начала спускаться по пандусу, лавируя в толпе. Они не размыкали рук и не сводили влюбленных глаз друг с друга.

Никто не ждал их и у стойки приема багажа. И только когда они, подхватив чемоданы, двинулись на выход, Блэр заметила двух полицейских с плакатом, на котором от руки были выведены крупные буквы: «БЛЭР И ЭНРИК».

Они неправильно написали имя Энрике. Но кто станет обращать внимание на такие мелочи? Блэр окликнула копов, и они тут же пришли в действие: подхватили их чемоданы и повели через толпу. По дороге Салино объяснил, что шеф лично распорядился обеспечить эскорт Блэр и Энрике. Добро пожаловать домой!

— Все уже ждут, — торжественно объявил Салино, укладывая багаж в полицейский автомобиль, который в нарушение всех правил был припаркован у обочины, перед строем такси. А перед ним стояла еще одна полицейская машина.

Как истинный латиноамериканец, Энрике воспринял предложение сесть в полицейский автомобиль без особого восторга. Он тревожно озирался по сторонам и видел вокруг море машин, такси, автобусов, что медленно двигались бампер к бамперу, видел толпы нервных орущих людей, охранников, пытающихся навести хоть какой-то порядок. Он уже готов был бежать отсюда куда глаза глядят, но тут перевел взгляд на прелестное личико своей невесты, девушки, которую любил.

— Поехали, — сказала она и села в машину.

Энрике последовал за ней. Он был готов следовать за ней куда угодно, хоть на край света. Вспыхнули и закрутились мигалки, взвыли сирены, и машины помчались по шоссе, прижимая остальных участников движения к обочине.

— У вас всегда так? — шепотом спросил Энрике.

— Никогда такого прежде не было, — шепнула в ответ Блэр. Как трогательно, что им устроили такую торжественную встречу.

Трин, сидевший за рулем, развил бешеную скорость. Салино улыбался, вспоминая, как свисал с крыши Лютер Крэнк на глазах у всех обитателей Хемлок-стрит. Но молчок, никому ни слова! Блэр ничего не должна знать — таков был приказ Вика Фромейера, имевшего доступ к самому мэру, уж не говоря о шефе полиции.

Они приближались к окраине, и машин становилось все меньше. С неба начали падать первые снежинки.

— Обещали четыре дюйма, — бросил Салино через плечо. — А у вас в Перу идет снег?

— Только в горах, — сказал Энрике. — Но я живу в Лиме, это столица.

— Как-то мой кузен ездил в Мексику, — начал Салино, но спохватился и продолжать не стал. Там его кузен чуть не погиб, и Салино мудро решил не портить людям настроение и не бросать тень на страны «третьего мира».

Блэр же знала историю о мексиканских приключениях упомянутого кузена, и поскольку очень трепетно относилась к жениху и его родине, решила сменить тему:

— А со Дня благодарения хоть раз снег шел?

Погода — самая благодатная на свете тема, объединяющая всех людей.

— Вроде бы на прошлой неделе выпало дюйма два, — ответил Салино и покосился на Трина. Тот вцепился в руль так, что костяшки пальцев побелели. Он старался держать свою машину футах в пяти, не больше, от заднего бампера той, что шла впереди.

— Четыре дюйма, — тоном всезнайки уточнил Трин.

— Нет, два, точно помню, — возразил Салино.

— Четыре, — упрямо повторил Трин, чем вызвал у Салино крайнее раздражение.

Они примирились на трех, а Блэр с Энрике, разместившиеся на заднем сиденье, любовались украшенными к празднику улицами города.

— Почти приехали, — тихо сказала Блэр. — Это Стэнтон, Хемлок-стрит следующая.

Спайк был выставлен дозорным. Он дважды просигналил зеленым скаутским фонарем.

Лютер, прихрамывая, вошел в ванную комнату, где Нора заканчивала наносить макияж. На протяжении минут двадцати она экспериментировала со всем, что только попадалось под руку, — с тональным кремом, пудрами, тенями. Загар на теле был скрыт платьем, оставалось лишь осветлить лицо.

Но ничего не получалось.

— Выглядишь прямо как призрак, — сказал Лютер и не погрешил против истины. Пудра так и летала облачками вокруг головы жены.

Сам Лютер настрадался достаточно, чтобы беспокоиться о загаре. По предложению Норы он вырядился во все темное: черный кардиган поверх черной же водолазки, темно-серые брюки. Чем темнее наряд, тем светлее выглядит кожа — так, во всяком случае, уверяла Нора. Кардиган Лютер надевал всего раз, к тому же это был подарок Блэр. Водолазку не носил ни разу и понятия не имел, откуда она взялась. Нора тоже никак не могла вспомнить.

Ему казалось, он выглядит как какой-нибудь мафиози.

— Да брось ты это дело, — сказал он жене, которая нервно хваталась за пузырьки и баночки. Того гляди, запустит чем-то ему в голову.

— Нет уж, — огрызнулась Нора. — Блэр не должна знать о круизе, ты меня понял, Лютер?