В свою историческую эпоху и Перикл, и Сократ как будто бы потерпели фиаско. Крушение демократии, падение нравов, казнь Сократа… Но оба они оплодотворили развитие человечества. Перикл — через французских просветителей — положил начало современной демократии. Сократ — через Платона, Аристотеля и раннее христианство — заложил основы наших представлений о нравственности. Если бы в наш "просвещенный век" удалось соединить подлинную демократию (быть может, в форме направляемой демократии) с высокой личной и, на ее основе, гражданской нравственностью!.. Быть может, нам необходимо выработать какую-то новую веру, если угодно — религию. Я употребляю это слово не в смысле веры в бога, а в том смысле, который в него вкладывал Лев Толстой. Он писал:

"Религия есть известное, установленное человеком отношение к бесконечному миру или началу его. Нравственность же есть всегдашнее руководство жизни, вытекающее из этого отношения". (Религия и нравственность, 1893 г. Полное собр. соч., т. 39, стр. 26)

Ясно вижу скептическую усмешку на лице некоторых читателей. Она как бы говорит: "Все это чистейший идеализм, красивые слова! Каждый непрочь поговорить о добре и справедливости. Но кто в них верит? Кое-какие нравственные нормы общежития могут быть приняты, поскольку они всем выгодны. Например, честность и верность слову в торговых сделках. Да и сама демократия, конечно, выгодна для свободного развития рыночных, товарно-денежных отношений. И все-таки, если не стремление к повышению своего жизненного уровня, к комфорту и богатству, то что может служить стимулом полезной деятельности современного человека?"

Сегодня, когда жизненный уровень большинства граждан нашей страны еще низок, ответить на этот вопрос нелегко. И все же попробую. Да, сегодня материальная заинтересованность — на первом плане. Но заглянем в завтрашний день. Достижение вполне приемлемого уровня потребления (по нынешним мировым стандартам) вещь, очевидно, реальная. А сами «стандарты», материальные потребности человека? Не будут ли они расти неограниченно? Вряд ли. Природа человека, к счастью, меняется медленно. Можно изыскивать все новые степени материального комфорта. Но, начиная с некоторого уровня, «продвижение» в этом направлении становится и малозначащим, и трудным. наступает пресыщение. Между тем нормальному человеку знакомо ощущение «комфортности» совсем иного рода. Это — благодарность и уважение других людей. Ими «платят» за доброжелательность, участие, помощь, какую мы всегда можем оказать тем, кто нас окружает дома и на работе. А также и за хороший, честный труд. Когда мы сталкиваемся с человеком, который работает "на совесть" — будь он врач или слесарь — мы относимся к нему с уважением. А если его труд полезен и нам лично — с благодарностью.

Ощущение такого "морального комфорта" может служить нравственной основой демократии и даже, если угодно, новой веры. Поверить надо только в то, что делать добро для других людей тоже… «выгодно»! Только выгода значительнее. Это — не удовольствие, а радость, счастливое расположение духа. Ведь источником радости для человека почти всегда служит исполнение желаний. Исполнить желание, быть полезным другим — проще всего. Ограничений — никаких! А поверить надо только сначала; потом можно убедиться на собственном опыте, понять. (Сократовское знание!)

И вовсе не обязательно, чтобы доброе дело было оценено и вознаграждено благодарностью. Награда заключена в нем самом. Тому, кто это уже знает из своей жизненной практики, не нужны ссылки на авторитеты. А для тех, кто сомневается, приведу слова двух великих философов Греции. Аристотель в трактате «Этика» пишет так:

"… благо человека заключается в деятельности души, сообразной с добродетелью… люди, любящие прекрасное, наслаждаются тем, что по своей природе способно доставить наслаждение, а к таким предметам должно причислить действия, сообразные с добродетелью: они-то и нравятся людям и прекрасны сами по себе. Жизнь таких людей вовсе не нуждается в наслаждении, как в каком-то украшении, ибо содержит в себе наслаждение". (I, 6, 9)

Платон в диалоге «Законы» высказывает ту же мысль, говоря о цели государственной деятельности:

"… надлежащий законодатель должен желать видеть свое государство наилучшим и счастливейшим… Например, чтобы граждане стали добрыми, а вместе с тем неизбежно и счастливыми…". (V, 742 E)

Что же касается богатства, то для большинства людей оно утратит свою привлекательность, если перестанет быть общественно престижным…

Упорный скептик возразит, что на протяжении всей истории духовное начало боролось с материальным и последнее неизменно побеждало. Ну, во-первых, не неизменно… а, во-вторых, может быть в том виновата была общая бедность человечества? Возможно, что в недалеком будущем (по крайней мере у нас в стране) ситуация станет лучше…

Однако пора вернуться к истории Афинской демократии.

В главе 7 мы проследили историю Афин до смерти Перикла в 429 году. Война продолжалась. Опасаясь чумы, спартанцы не пошли в Аттику, но осадили союзный Афинам город Потидею, который после двухлетнего сопротивления капитулировал. Афиняне не решились выступить на помощь осажденным и вообще первое время не предпринимали серьезных военных действий, занятые восстановлением порядка в городе, где эпидемия пошла на убыль. Однако об их решимости продолжать борьбу говорило введение в 428 г. прямого военного налога на имущество — эйсфоры.

Перикл не оставил преемника. Из старинных аристократических семейств, до сей поры поставлявших руководителей Афинской демократии, не выдвинулся никто достойный этой роли.

Народное собрание подпадает под влияние вожаков из числа недавно разбогатевших простолюдинов. Сначала это был торговец паклей Евкрат, потом торговец овцами Лисикл, потом Клеон — владелец кожевенной мастерской, который стоял во главе афинского демоса в течение семи лет. Клеона сменил торговец лампами Гипербол, которого Фукидид именует гнусным. Потом какой-то Клиген — банщик. А далее — целая серия людей все более своекорыстных, бездарных и безнравственных. Их именовали «демагогами» — вождями демоса. Позже, в соответствии с характерными для этих вождей методами руководства народом путем игры на его низменных инстинктах, слово демагог приобрело нарицательный смысл. Наиболее яркой в ряду демагогов была фигура Клеона. Я расскажу о нем подробно, поскольку именно Клеон наследовал Периклу в качестве руководителя Афин. (Евкрат и Лисикл были во главе народа очень недолго).

Но прежде мне бы хотелось обрисовать атмосферу всевластных собраний народа в этот новый период истории Афинской демократии. Засилие демагогов порождает политическую апатию. Общественная активность наиболее дееспособного среднего слоя афинян падает. Многие уклоняются от участия в Народных собраниях. У Аристофана в «Ахарнянах» (425 г.) есть упоминание о том, что стражники загоняют на собрание народ кнутами. Значительная часть граждан, присутствующих на Народном собрании, — лишенные определенных занятий неимущие горожане. Привыкшие обманывать и быть обманутыми, не способные разобраться в обсуждаемом вопросе, они склонны подозревать в скрытом умысле каждого, кто пытается убедить их в чем-либо. Примеры поспешных, безответственных, продиктованных слепым раздражением решений народа нам встретятся в ближайшем будущем. Царившая на собраниях атмосфера недоверия и чрезвычайной подозрительности хорошо видна из выступления некоего Диодота в 427 г. по поводу наказания митиленцев (об этом собрании я еще расскажу). Фукидид так передает его речь:

"… Если кто-либо дает хороший совет, но при этом возникает подозрение, что он соблюдает тем самым свои личные интересы, то мы готовы ради этого недостоверного подозрения лишить государство явной выгоды. Дело дошло до того, что даже наилучший совет, если он высказан прямо без риторических ухищрений, вызывает не меньше подозрений, чем дурной. И не только тот, кто желает вести народ по самому опасному пути, вынужден добиваться народного расположения обманом, но и честному человеку приходится прибегать ко лжи, чтобы приобрести доверие к себе". (История, III, 43)