По правде говоря, теория Бешеного Пса была притянута за уши. Тот человек смотрел скорее на пол, а не на Макартура, и при ближайшем рассмотрении мы решили, что он, пожалуй, косит на правый глаз. Бешеный Пес настаивал на своем. Лишь когда Жиртрест заметил, что фото было сделано за восемь месяцев до самоубийства, у него возникли сомнения.

После того как теория Бешеного Пса потерпела крах, Жиртрест отобрал у него фотографию и снова положил ее на кровать. Потом очень тихо произнес:

— Человек, способный разгадать эту тайну, стоит во втором ряду сверху. Он четвертый слева.

Наверное, в десятый раз мы уставились на снимок. Мужчина, о котором говорил Жир, был, пожалуй, самым молодым из учителей, не старше тридцати. У него были светлые волосы и большие карие глаза. Он добродушно улыбался в камеру и казался до чертиков знакомым. Гоблину показалось, что он где-то раньше его видел. Другие говорили, что не узнают его, а Бешеный Пес и вовсе заметил, что он похож на гомика.

— Господа, — напыщенно проговорил Жиртрест, — человек перед вами — не кто иной, как Джон Райли Криспо, наш учитель истории.

Все затаили дыхание, а потом резко сорвались с места, снова пытаясь рассмотреть фотографию. Жиртрест оказался прав. Это действительно был Криспо — его лицо изменилось, волосы побелели, а глаза впали, окруженными морщинами, но вот улыбка осталась та же. Что-то было в нем такое, что совсем не изменилось с годами.

— Верьте или нет, — продолжал Жиртрест, — но это Криспо, недавно вернувшийся из Северной Африки с шрапнельным ранением в плечо. — Жиртрест пристально посмотрел на нас и добавил: — Криспо поможет нам раскрыть этот ящик Пандоры!

— Что еще за Пандора? — спросил Бешеный Пес, нахмурив лоб.

— Мама твоя, — бросил Рэмбо не моргнув. Теперь Бешеный Пес совсем запутался, но не успел он задать очередной глупый вопрос, как вмешался Жиртрест:

— Предлагаю одному из нас подойти к Криспо и попытаться выведать у него всю правду. И этим человеком будет Малёк!

— Почему это? — спросил я сорвавшимся голосом, который снова прозвучал как у ребенка. Все вокруг согласно кивали.

— Потому, — отвечал Жиртрест, — что ты лучше всех учишься, Криспо тебя любит, и ты единственный, кого он не считает поганым немцем.

Внезапно все глаза обратились на меня. Жиртрест медленно кивал, ожидая моего ответа. На лице Гоблина была ухмылка, точно он ждал, что я пойду на попятную. Рэмбо, казалось, только и ждет, чтобы я отказался, — тогда можно будет устроить мне свирепую взбучку.

— Хорошо, — ответил я, вдруг расхрабрившись. — Предоставьте Криспо мне.

Жиртрест сказал, что ждет моего отчета в следующую среду, объявил собрание закрытым, пукнул и задул свечи. Группа удалилась в поисках глотка свежего воздуха. Повисло долгое молчание, и вскоре мне начало казаться, что не сплю один лишь я. Я заснул под звук воды в школьном фонтане, разрабатывая стратегию нападения на великого полковника Криспо.

17.45. Рэмбо рассказал, что у старшекурсника Грега Андерсона есть сестра, которая раньше была лучшей бегуньей в ЮАР. Ей принадлежал южноафриканский рекорд стометровки. Он сказал, что Андерсон любит поболтать о своей сестре и что я должен подойти и спросить, с какой скоростью она может пробежать стометровку. Это показалось мне немного странным, но, в надежде что у меня появится новый друг, я подошел к этому здоровому старшекласснику, который сидел в гостиной и читал газету. Он улыбнулся, когда я поздоровался с ним, и спросил, как у меня дела. И тут я спросил его, с какой скоростью его сестра бегает стометровку. Он невидящим взглядом посмотрел на меня, и его глаза вдруг наполнились слезами. Он отвернулся, вытер лицо рукавом и печально покачал головой. Газета упала на пол, и я вдруг почувствовал, что вишу в воздухе, а потом ударяюсь о стену. Воздух вышел из моего тела, как из сдутого шарика. Тяжело дыша, я смотрел в свирепые глаза разъяренного зверя.

Гэвин, староста, живущий под лестницей, отложил свою диджериду и попытался успокоить Андерсона. Тот приказал ему не вмешиваться, и Гэвин, пожав плечами, вернулся к игре. Андерсон пристально посмотрел мне в глаза и сказал:

— В прошлом году моя сестра потеряла обе ноги в автокатастрофе, придурок! — С этими словами он ослабил хватку и вылетел из гостиной, захлопнув за собой дверь. Затем я увидел ухмыляющегося Щуку, который покачал головой и сказал:

— Ты только что нажил себе заклятого врага, а он, между прочим, играет в команде старшеклассников по регби. Ты покойник, приятель. На твоем месте я бы собрал манатки и смотался отсюда, пока жив.

Хромая, я вышел из гостиной, по-прежнему тяжело дыша, и увидел Рэмбо, который хохотал как безумный в галерее. Я крикнул ему, что он полный придурок, но он лишь рассмеялся и пошел на ужин вместе с Гоблином.

Никогда в жизни я не чувствовал себя так ужасно. Мне было грустно и стыдно, и хотелось домой. Я медленно вернулся в спальню и начал собирать вещи.

06. З0. Проведя ночь без сна, я решил посмотреть страху в лицо и извиниться перед Грегом Андерсоном. Я также решил разобрать чемодан и бороться за свою жизнь!

07.30. Андерсон не разрешил мне извиниться. Сказал, что ему противно со мной разговаривать и он больше никогда не хочет меня видеть. С тяжелым сердцем я вышел из его спальни. Но чем плакаться, решил занять активную позицию и опустил Рэмбо за завтраком. К сожалению, тот лишь посмеялся надо мной и сказал, что это была шутка и любой, у кого работает хоть половина мозга, догадался бы. После завтрака я написал письмо с извинениями и просунул его Андерсону под дверь.

Позвонила мама и сказала, что папа случайно переехал соседскую собаку. Мама теперь пытается убедить их, что это был несчастный случай, а не убийство. По ее словам, зрелище было ужасное, и машина теперь издает странный лязг, поэтому завтра они не приедут. Она спросила, не расстроюсь ли я. Я соврал и ответил, что нет. Похоже, у всех Мильтонов сегодня плохой день.

От Грега Андерсона по-прежнему ни слова. Я понимаю, что очень сильно его обидел. Вдобавок ко всем моим мученьям я три раза бросил мимо и выставил себя полным неудачником в игре против школы Сент-Джулиус. К счастью, из-за тумана и дождя примерно в три часа пополудни матч было решено закончить ничьей. Саймон с Бешеным Псом храбро держались до последнего, пока Папаша не приказал всем покинуть поле, заявив, что в очках ничего не видит. Тренер команды противника не хотел уходить в такой маленький дождик, но Папаша увел его в учительскую топить обиду в вине. Должно быть, обид у него было много, потому что мальчики из Сент-Джулиуса остались с нами смотреть кино («Уолл-стрит») и уехали только в десять вечера!

По-прежнему терзаюсь угрызениями совести из-за Андерсона, который свирепо глазеет на меня при любой возможности. Надо не забыть помолиться за него и его бедную сестру на завтрашней службе.