— Лия? — Тихий стук. — Ты не спишь?

Я приподнимаюсь на постели, радуясь тому, что слышу за дверью голос тети Вирджинии. Что бы ни произошло в Иномирьях, она это пережила.

— Да, заходи.

Тетя нерешительно переступает порог, прикрывает за собой дверь и, подойдя ко мне, присаживается на краешек кровати. Заговаривает она не сразу, а когда наконец нарушает молчание, то тщательно подбирает слова.

— Лия, прежде, чем пускаться в странствия, тебе нужно выучить порядки Иномирий.

Я киваю.

— Знаю. Мне очень жаль, что так вышло. Я… я не хотела странствовать. Но иногда, как бы я ни старалась, я оказываюсь там не по собственной воле.

— Они призывают тебя, Лия. Знают, что должны заполучить тебя сейчас, пока ты не обрела уверенность, пока не научилась владеть своим могуществом, пока не нашла все ключи. — Взгляд ее строг и суров. — Со временем ты научишься куда лучше управлять своими странствиями, хотя всегда будешь отчасти уязвима пред волей падших душ.

Я киваю. Лицо тети осунулось, морщинки вокруг глаз стали куда глубже, чем были всего вчера.

— Как ты? Не очень пострадала?

Она слабо улыбается, глаза ее полны усталости.

— Все в порядке. Я уж не так молода, как прежде, да и сил у меня поубавилось. Много есть причин для того, чтобы каждое новое поколение, в свой черед, принимало на себя ношу пророчества.

— А как ты… как ты остановила их?

Она пожимает плечами.

— Никак. Я их не остановила. Я вывела твою душу из оцепенения и соединила с нитью, астральной связью, а потом задерживала их теми малыми силами, что у меня еще есть, ровно столько, сколько тебе надо было, чтобы ускользнуть. Я ведь, знаешь ли, когда-то была Хранительницей.

Последние слова она произносит с ноткой гордости в голосе.

— Так значит, вот оно как? Как только определены новые Хранительница и Врата, их предшественницы более не имеют власти над Иномирьями?

Тетя поднимает взгляд вверх, пытаясь найти слова, чтобы все объяснить.

— В некотором роде да, хотя у нас остается некая часть наших даров и потом, когда наше время уже миновало. У некоторых этих сил сохраняется больше, чем у других, хотя не могу сказать, отчего так выходит. Вот, скажем, твоя двоюродная бабушка Абигайль, сестра моей матери, была одной из наиболее могущественных Хранительниц в истории. Она была способна на многое… и сражалась с воинством, проявляя силу, о которой до сих пор ходят легенды по всем Иномирьям.

— А что с ней сталось?

— Ушла. — Голос тети звучит совсем слабо. — Когда твоя бабушка… когда ее сестра умерла, тетя Абигайль просто-напросто исчезла.

Не зная, что и сказать в ответ на столь диковинный факт семейной истории, я снова перехожу к более насущным материям:

— Тетя Вирджиния, мне очень стыдно, что тебе пришлось вмешиваться… пришлось подвергаться опасности. Я думала, что мне ничего не грозит… в прошлый раз…

По лицу ее проскальзывает тень тревоги.

— В прошлый раз?

Я прикусываю губу, терзаясь чувством вины, что не все еще рассказала тете. Что не доверилась ей полностью, так, как она того заслуживает.

— В прошлый раз, когда они за мной гнались, они сами остановились.

Она качает головой.

— Что ты имеешь в виду?

— Тогда я не знала, что такое странствия. Думала, что за мной гонятся по небу просто во сне. Это Соня меня предостерегла. Если бы не она, у меня не было бы ни малейшего шанса. Но все равно они оказались достаточно быстры, чтобы догнать меня, — и могли бы разлучить с телом, но в самый последний миг их что-то остановило. Такое впечатление, будто они не могли коснуться меня, как бы сильно того ни желали. Я думала, может, и в этот раз так же получится. Вот почему не стремилась домой более настойчиво и решительно. — Я пожимаю плечами. — А к тому времени, как осознала свою ошибку, было уже слишком поздно.

Лицо тети Вирджинии застывает.

— Ты, верно, ошиблась. То, что ты описала… понимаешь, так может быть только в результате запретной магии.

— Запретной магии? — От самого этого словосочетания у меня ползет мороз по коже. — Но я не владею никакой магией.

Тетя дышит так часто, что я вижу, как вздымается и опадает ее грудь. Взор тети устремлен на стену у меня за кроватью. Внезапно она резко поднимается и смотрит на меня темными от ужаса глазами.

— Лия! Встань и помоги мне.

— Тетя Вирджиния, а ты мне не скажешь, зачем мы это делаем?

Мы отставили маленькие ночные тумбочки в сторону, чтобы освободить место, и теперь стоим по обе стороны моей тяжелой кровати, готовясь сдвинуть ее с ковра.

Тетя Вирджиния встречается со мной взглядом поверх покрывала. Выбившиеся из прически волосы спадают на ее зеленый пеньюар.

— Пока не скажу. Я еще не знаю, права ли я. Кроме того, нам не надо сильно отодвигать кровать, только самую малость. Ровно настолько, чтобы отвернуть ковер.

— Ну ладно, если ровно настолько… Тогда давай. Ты толкай, а я буду тянуть.

Кровать не такая уж и тяжелая — не такая тяжелая, как я ожидала, учитывая толстые резные столбики и изголовье. Мы сдвигаем ее и ставим по косой посередине ковра, так что теперь можем добраться до угла. Тетя Вирджиния наклоняется и тянется к нему, но тут же быстро отдергивает руку, точно передумав.

— Что такое?

Она поднимает ко мне бледное лицо.

— Не хочу оказаться правой. Только не в этом вопросе.

Я слышу, как она глубоко вздыхает, точно собираясь с силами. А в следующий миг отворачивает край ковра и громко ахает, увидев, что таилось под ним. Я не понимаю, что за символ вырезан на деревянном полу, но все равно руки и шея у меня покрываются гусиной кожей — от самого факта, где именно вырезан этот символ.

— Что это? — шепчу я.

Тетя Вирджиния не сводит глаз с отметины на полу.

— Это… это заклинание… было. Заклинание, наложенное, чтобы оградить тебя защитной стеной, пока ты спишь. — Она смотрит на меня. — Круг — это древний символ защиты, Лия. И тот, кому хватает могущества, способен накладывать чары, что будут защищать любого, находящегося внутри этого круга, а также не пропускать в круг тех, кого чародей решит изгнать из него.

Слова тети звенят у меня в ушах. Мне вдруг вспоминается Элис, сидящая в центре круга на полу Темной комнаты посреди ночи. Вспоминается овладевшее мной бессилие, неспособность пересечь линию, что очерчивала этот крут. А потом я снова слышу, как тетя Вирджиния говорит про мою мать: «Она была Заклинательницей».

Я наклоняю голову набок, чтобы получше разглядеть начертанный на полу символ. Хотя мне видна лишь часть, однако, на мой взгляд, на крут совсем не похоже. Я так и говорю тете Вирджинии, и она поднимается с пола. Она вся трепещет, дрожит, точно в ознобе, хотя Айви подбросила дров в камин меньше часа назад и в комнате вполне тепло.

— Потому что это не круг, Лия. Теперь уже — нет. Кто-то изменил заклинание. Кто-то перечеркнул круг, нарушил ограждающие чары. Кому-то очень хотелось, чтобы во время странствий по Иномирьям ты осталась бы беззащитной.

Я чувствую у себя на лице тетин взгляд, но не смею сама посмотреть на нее — боюсь заплакать или закричать. Следы чародейского круга, оставленные давным-давно, поблекли и заметны совсем слабо. Однако пересекающие его царапины, линии, нанесенные, чтобы уничтожить чары, свежи и четки — такие же свежие и четкие, как тот круг на полу Темной комнаты.

Тете Вирджинии нет нужды называть имя той, что сделала это, той, что подвергла меня такой опасности. Вместо этого мысли мои устремляются к той, что пыталась защитить меня, желала любой ценой обеспечить мою безопасность.

— А мама и правда могла наложить такие чары?

— Она единственная, кто обладал достаточным могуществом и кому было нечего терять. — Тетя Вирджиния вынимает что-то из кармана и протягивает мне. — Я давно уже храню для тебя это письмо. Она написала его перед… перед смертью. Наверное, я должна была дать его тебе раньше. Наверное, раньше должна была начать учить тебя всему, что связано с пророчеством. Но я лишь хотела, чтобы ты немного подросла, набралась мудрости — чтобы знание укрепило тебя, сделало сильной, а не погубило, как погубило ее.