— Не паб?

— Нам надо поработать.

— Тогда пошли в пивную.

И он повесил трубку.

Я подумал, не взять ли с собой пистолет, но разве сам Киган — не достаточно мощное оружие для любого человека?

Он опоздал. Я заказал чай. Официантка сказала:

— У нас замечательные плюшки.

— Так говорит моя мать.

Она заинтересовалась, навострила ушки и спросила:

— Я ее знаю?

Пора было ее заткнуть, поэтому я сказал:

— Вряд ли, она умерла.

Больше никаких любезностей. Когда появился Киган и быстренько принял на грудь, он заметил, глядя на официантку:

— Первый неприятный человек, встреченный мною в Ирландии.

— Ты так считаешь? Она предложила мне плюшки.

— Да пошла она.

Несмотря на дурное расположение духа, он держался отлично. Я так и сказал. Он вытащил из кармана плоскую серебряную флягу с эмблемой Голуэя. Объяснил:

— Моя малышка мне подарила. Там потин.

— Poitin.

— Разве я не так сказал?

— Ну, разумеется.

Он отпил добрый глоток и сказал:

— Ну вот, официантка уже кажется симпатичнее. Хочешь принять?

— Нет, спасибо. Брайсон побывал у меня дома.

Я поведал ему о событиях последних дней, включая дочку Джеффа. Он заметил:

— Синдром Дауна. У меня на участке был парнишка, у него дочка была такая.

— Ну и как?

Он вдруг повеселел:

— Челсия. Вспомнил, ее звали Челсия. Знаешь, она была просто прелесть. Увы, мне пришлось ею воспользоваться, чтобы добраться до ее папаши.

— Что?

— Не строй из себя святую невинность. Я полицейский, не слишком симпатичный парень, по какой причине здесь и нахожусь, и мне портит настроение какая-то уродливая сука-официантка.

Он снова взглянул на нее. Она собиралась принести меню, но, заметив выражение его лица, передумала. Он сказал:

— Если бы кусок такого дерьма, как Брайсон, посмел появиться в моем доме и напутать мою женщину, я бы его закопал.

Он выглядел безумным. В уголках рта скопилась пена. Он продолжил:

— В прошлом году у нас в Клэпхэме появился серийный убийца. Начальство решило использовать одну из моих вольнонаемных в качестве подсадной утки. И не обеспечили ей надежной охраны. Те, кто ее подстраховывал, опоздали. Я успел.

— Что случилось?

— Он повалил ее на землю, сорвал с нее колготки, держал нож у ее горла и матерился. Я оторвал его от нее, и знаешь, что он сделал?

— Нет.

— Он рассмеялся мне в лицо и заявил, что через полгода выйдет и уж тогда ее уроет.

— И он бы вышел?

— Возможно, через еще более короткий срок.

— И что сделал ты?

— Помог ему упасть на собственный нож.

— Что?

— Что слышал. Не лучше ли нам пошевеливаться?

Я сказал:

— Глянь на угловой столик около двери.

Он посмотрел.

Хорошо одетый мужчина, явно в растрепанных чувствах, рассказывал о своих несчастьях пожилой паре. Они внимательно слушали, ловили каждое слово. Киган спросил:

— Что там происходит, он им вешает лапшу на уши?

— Добивается сочувствия. Особый тип мошенничества. Он рассказывает им на ломаном или корявом английском, что оставил маленький саквояж в углу кафе. Но он расстроен: кафе так много, все одинаковые. Все его ценности были в этом саквояже: билеты, паспорт, кредитные карточки.

— Хитрый засранец. Он что-то получит?

— Ему ничего не надо, меньше всего чего-то материального. Он наслаждается их сочувствием, их огорчением по поводу его несчастий.

— Ты его знаешь?

— Конечно, когда-то он был полицейским.

— Кто-нибудь должен дать ему в ухо.

— Почему? Это же типичное преступление без жертвы. Все, что он у них забирает, это время и капелька соболезнования.

Мы вышли, и я сказал:

— У Брайсона студия недалеко от пристани.

Но Киган еще не закончил с парнем, который плакался в жилетку пожилой паре.

— Странная у вас страна, а ты, Джек, здесь самый странный.

— Да будет тебе, Киган, только не говори мне, что не встречал таких типов во время дежурства у себя в городе.

— Десятки. Только в Лондоне такие берут адрес, затем заявляются в один прекрасный вторник, грабят, ее насилуют, ему отрубают голову.

— Такое случается?

— Как-то была у меня собака. Мейер-Мейер, по имени героя одного из романов Макбейна, дворняжка. Я слышал, они притягивают детей.

— Эта тоже?

— Щенки у него были, это точно. До сих пор тявкают в округе.

Я засмеялся.

— Тогда бродил по улицам один психопат. Газеты звали его «Факел». Он облил Мейера бензином и щелкнул спичкой.

— Бог мой.

— Я любил старину Мейера, с ним не было скучно.

— Что ты сделал с Факелом?

— Ничего.

— Да ладно тебе, Киган.

— Мы так и не смогли его поймать.

— Вот как.

Кристофер Маккуарри, сценарист «Обычных подозреваемых», ставший потом продюсером «Пути оружия», говорил: «Я боюсь нанимать Джеймса Каана: я всякое про него слышал. К тому же первое, что он мне сказал, было: „Ты больной ублюдок“. Вероятно, он и обо мне много чего слышал».

Я рассказывал это Кигану, когда мы подходили к Мерчантс-роуд, но от причала нас еще отделял траулер.

— Как будем себе вести?

Он мрачно улыбнулся и заявил:

— Пойдем напрямик.

Киган достал ключи и открыл входную дверь дома. Мы поднялись на один этаж к квартире номер 107. Он опять побренчал ключами, и мы вошли. Первым впечатлением был запах: воняло ладаном. Киган заметил:

— Наш мальчик любит покурить травку.

— Он курит ладан?

— Пойдем поглядим.

Я пошел за ним.

Большая гостиная напоминала гигантскую помойку. Грязные коврики на полу, крутом разбросана одежда. Киган заметил:

— Аккуратным его не назовешь.

В кухне царил хаос. Везде разбросаны коробки из-под фастфуда. Мойка забита грязной посудой. Киган приказал:

— Ты смотри в гостиной, я займусь спальней.

Я нашел справочник, в котором страницы, посвященные геям, были особо замусолены. На столе лежала книга Фреда Каплана «Гор Видал». Я сообщил Кигану об этом и добавил:

— Надо же, она подписана.

— Кем? Фредом или Гором?

Его вопрос произвел на меня впечатление. Он вышел из спальни со стопкой журналов и сказал:

— Жесткий садо-мазо, гомосексуализм, фетишизм и боль как вечная подруга.

— Но это ничего не доказывает, так?

— Так уж ничего, здесь доказательств навалом.

— Но не для суда.

— Это ты так думаешь. Ты когда-нибудь смотришь «Практику»?

Мы порылись еще, но больше ничего не нашли. Уходя, я сунул книгу про Видала в карман. Киган заметил:

— Ему будет ее не хватать.

— Знаю.

— И травки в половину веса этой книги.

— Ты взял травку?

— Или наоборот.