В работах этих авторов не говорится прямо, что русские — недочеловеки. Авторы оперируют цифрами побед и потерь, служебными документами того времени (Рыбин), рассказами очевидцев. В результате получается сухое и внешне бесстрастное описание того, как легко и непринужденно немецкие лётчики-истребители скашивали беспомощных туповатых русских целыми эскадрильями и полками. Дескать, я тут не причём: вот цифры, даты, географические пункты, номера частей, имена участников — судите сами, кто лучше воевал и «кто для кого представлял большую угрозу»(Зефиров, «Асы Люфтваффе, дневная истребительная авиация»). Рассмотрим, как это у них получается.
В статьях Рыбина утверждается, что советские истребители, по крайней мере, на Севере, всю войну демонстрировали хроническое отставание в боевой эффективности от своих немецких визави. При этом он исходит из соотношения потерь воюющих сторон, в частности, из соотношения потерь от действий истребителей противной стороны: «Не надо выдумывать никаких сложных и запутанных систем подсчёта результативности того или иного лётчика, как это делают некоторые авторы. Выше приведённые цифры говорят сами за себя, кто лучше воевал и у кого список воздушных побед должен быть длиннее» (Ю. Рыбин, «Уравнение с одним неизвестным», Авиамастер 5-99).
Ни секунды не сомневаюсь в личной порядочности и исследовательской добросовестности Ю. Рыбина. Вскопать такую толщу архивных данных, подлинных первоисточников — истинный трудовой подвиг. Исполать ему. Однако немедленно возникают два вопроса: общий и частный. Общий я поставлю в конце этой статьи, а частный, персонально Рыбину, — сейчас: если с советскими потерями всё кристально ясно, вопросов нет, то откуда взяты немецкие? Откуда дровишки?
Ответ готов: «В нашем распоряжении появились достаточно полные и отработанные списки потерь 5-го Воздушного флота люфтваффе на Крайнем Севере. (Материалы переданы норвежским историком Рино Раутио и директором музея авиации в Финляндии Ханну Валтоненом, занимающимся более 20 лет исследовательской работой боевой деятельности люфтваффе в Заполярье). Теперь, благодаря этим документам (курсив мой. — Г.К.), можно перейти от многолетней полемики к анализу результативности не только фашистских асов, но и наших лётчиков…» (Ю. Рыбин, «О Сафонове не по мемуарам», Мир авиации 1-95).
Ещё о том же: «Можно ли им (спискам потерь немецкой стороны. — Г.К.) верить? Прежде всего, надо сказать, что эти списки составлялись не в годы войны, когда действительно в силу различных причин немецкие штабы при докладах в верхние инстанции нередко занижали боевые потери подчинённых им подразделений. Кстати, этот факт немцы и сами признают. Но существуют в наше время и другие списки потерь, которые составлялись историками исследователями на основе многочисленных архивных документов… В настоящее время они отражают реальную картину боевых потерь в воздушных боях, а также учитывают сбитые огнём ЗА, пропавшие без вести и погибшие в катастрофах» («Уравнение…»). Добросовестность и профессиональная честность западных исследователей сомнений у Рыбина не вызывают: «Общеизвестно, что немцы имеют одну очень характерную и существенную национальную особенность — ту самую пресловутую немецкую пунктуальность. Автор это очень хорошо на себе испытал, прожив в Германии более шести лет» (там же).
То есть немецкие штабы свои потери, таки да, занижали. В силу неназванных, но, безусловно, уважительных причин. «При докладе в верхние инстанции». Иначе говоря, нагло обманывали своё руководство. Но тогда как сие вопиющее очковтирательство согласуется с утверждением о пресловутой пунктуальности?! Я вот служил в донельзя разложенной демократами Российской Армии. Не просто служил, а воевал с наёмниками ПЗЦ в Чечне. И со всей ответственностью свидетельствую: скрыть потерю хоть одного человека, да что человека — полевого бинокля в нашей армии невозможно. Его (бинокль) можно списать, но выдать отсутствие за наличие — невозможно. Невозможно в нашей армии показывать начальству шеренгу пустых капониров и при этом утверждать, что перед ним боеспособная эскадрилья истребителей. А про потери в личном составе и говорить нечего.
Одно из двух: либо — «пресловутая пунктуальность» и, как следствие, высшая степень доверия немецким источникам, либо — «нередко занижали», и тогда никакой «пресловутой пунктуальностью» достоверность немецких источников объяснять нельзя. А в качестве иллюстрации приведу историю, рассказанную коллегой Рыбина по защите чести и достоинства Люфтваффе — Зефировым. Это нечто.
Реактивным перехватчикам из 8./ZG26 для нормальной боевой работы требовалась РЛС «Вюрцбург». Запрос, поданный в обычном порядке, действия не возымел. Тогда некий обер-лейтенант (не майор! не полковник!) едет в Берлин и привозит искомую РЛС «нелегально». Где взял? А заехал к друзьям, треснули шнапсу, и те после очередного налета союзников списали совершенно исправную станцию и вручили другу: владей, земляк!
Это уже не бардак, это полная анархия. И что характерно, никакие «национальные особенности» анархистам из ПВО Рейха не помешали. Охотно допускаю, что в автобусе немец никогда не сядет в кресло «для детей и инвалидов». Но «пунктуальность» в повседневном быту и организационная дисциплина — понятия не тождественные, не надо их путать. Это — первое.
А ведь махинации с учётом собственных потерь на Востоке, похоже, не просто имели место быть, а являлись вполне сознательной политикой руководства Люфтваффе. Я не могу, естественно, располагать всей современной литературой по истории Второй мировой и потому не могу сказать, замечал ли до меня кто-нибудь эти махинации или нет. Так вот, не претендуя на лавры первооткрывателя, просто констатирую факт: из доступных мне источников следует, что в графу «потери» немцы заносили далеко не каждый сбитый самолёт, а, похоже, только тот, что упал ЗА линией фронта, т. е. до которого нельзя «дотянуться». Речь идёт о пресловутых «процентах повреждения»: на 50 %, на 70 %, на 80 %… и т. д. Это как? На фотографии «повреждённый на 50 %» «мессер» выглядит конченым. Такое не лечится. А 70 %? Это что — вдребезги? Или всмятку? Но даже на самолёте «всмятку» можно при желании отыскать детали, годные на запчасти. Например, снять с приборной доски любимого плюшевого мишку.
Я отлично понимаю, что моё утверждение звучит дико. По крайней мере, для нас, русских. Особенно для военных (см. выше). Я понимаю также, что оно входит в противоречие со статистикой потерь, скажем, ПВО Рейха. Там сбитые немецкие истребители падали «к своим», и тем не менее статистика потерь Люфтваффе на Западе выглядит, в целом, реалистично. Но другого объяснения я не вижу. Если оно есть, буду рад его услышать. Но это вряд ли, как заметил Сухов, ибо ДВОЙНОЙ подход, политика ДВОЙНЫХ стандартов гитлеровского руководства по отношению к Западу и Востоку торчит на виду у всех, красной нитью проходит через деятельность абсолютно всех родов войск, видов вооружённых сил, организаций СС, Тодта, Шпеера, Геббельса и т. д., и т. п. Забегая вперёд, скажу: Рейх сыграл в ящик, но дело его, дорогие друзья, живёт. И если в отношении побед немецких асов можно считать доказанным существование принципа «пять пишем, два — в уме», то в отношении своих потерь на Востоке, похоже, действовал обратный: «два пишем, пять (или сколько там) — в уме». Это — второе.
Идём дальше. Для тех, кто забыл, напоминаю. Вскоре после вторжения в СССР Вермахту пришлось осваивать новый для него маневр — «отход на заранее подготовленные позиции». И чем дальше, тем чаще к нему прибегать. И чем дальше, тем чаще манёвр этот перерастал в паническое бегство. Для желающих рекомендую книгу Ги Сайера «Последний солдат Третьего Рейха» http://militera.lib.ru. Там всё в красках. А я скажу кратко: плач и скрежет зубовный. При этом колонны, вернее — скопища отступавших регулярно и добросовестно долбила советская авиация, а также партизаны и подвижные мехгруппы советских войск. Так же регулярно советские танкисты устраивали катание наперегонки по немецким аэродромам. Даже жаргонизм такой появился — «топтать хвосты». Так сколько — не листов, а тонн — немецких документов сгорело в разбитых штабных автобусах и засыпано в раздавленных танками землянках? Рыбин, конечно, может мне возразить: в Заполярье подобных катастроф Вермахт не испытал. Действительно, в силу специфических особенностей ТВД отступление немцев в Заполярье проходило поспокойнее. Но в силу тех же особенностей эвакуация штабов и их архивов могла быть практически осуществлена только двумя путями: морем и по воздуху. Но дело в том, что оба этих пути в 1944-45 гг. были исключительно опасны. С сожалением вынужден признать, что в борьбе с немецким судоходством командование авиации СФ, таки да, допустило совершенно непростительные промахи. Как ни старался — не нашёл оправданий порочной, иначе не скажешь, тактике ударной авиации СФ. Но кроме авиации, были ещё советские торпедные катера и подводные лодки, результативность их ударов подтверждена немцами. А дальше к западу, немецкие корабли и транспортные самолёты с распростёртыми объятиями встречали английские подводные лодки, крейсеры, эсминцы, торпедные катера, палубные пикировщики, целые орды ударных «бофайтеров» и дальние перехватчики «москито» во всей своей красе и мощи. Так сколько тонн немецких штабных бумаг покоится на дне Северного моря? Кстати, в работах многих историков то и дело попадаются фразы типа: «проверить эти сведения не представляется возможным ввиду значительных лакун в сохранившеёся немецкой документации…» Это — третье.
