И в этот момент зал увидел спину ведущей — белую обнаженную спину. Причем белизна эта отнюдь не заканчивалась на пояснице, а продолжалась все дальше и ниже, на часть тела, имеющую уже другое название, но сохраняя при этом все ту же ослепительную чистоту. Белый цвет заканчивался на изящных ножках только там, где начинались высоченные каблуки. Оцепенение всего зала нарушил старший тренер команды советских футболистов, сидевших полукругом в одном ряду. Встав во весь роет и привычно скрестив на груди руки с устремленными вверх большими пальцами, Борис Аркадьев не спеша оглядел зрительный зал и своих питомцев, после чего громко изрек: «Товарищи! Нас голыми тетками не возьмешь!»

Старший тренер, член КПСС, оказался прав, что убедительно показали дальнейшие игры в Норчепинге, Стокгольме и наконец Гетеборге. Наши сохранили свою нравственную чистоту в непорочной целостности. Однако нельзя было расслабляться и проявлять беспечность, ибо опасность подстерегала буквально из-за угла. Когда в Гетеборге после завершающей игры турне футболисты, приехав в гостиницу, получили несколько часов свободного времени, Виктор Соколов вышел на улицу и устало опустился на скамейку. Не прошло и минуты, как неподалеку от него замаячила фигура дамы, которая начала проявлять к нашему нападающему явный интерес. Владимир Маслаченко, наблюдавший эту мизансцену от парадной двери гостиницы, предположил, что дама вряд ли намеревается попросить у нашего нападающего автограф. Судя по всему, этого же мнения придерживался и старший тренер команды, оказавшийся на другой наблюдательной позиции. И вот, когда дама пришла к выводу, что наступила минута решительных действий, и села на скамейку рядом с Соколовым, положив свою руку ему на колено, Аркадьев был уже на месте события.

Галантно расшаркавшись и широко улыбнувшись, он произнес: «Мадам! Рашн комыонист!» Даму мгновенно сдуло.

То был первый год Владимира Маслаченко в классе А — год, ставший для него судьбоносным, знаковым. Все могло сложиться иначе, и предпосылок к тому было немало. К счастью, не сложилось. Вообще, у вратаря, дебютирующего в большом футболе, положение более шаткое и зыбкое, нежели у полевого игрока. Подчас судьбу даже опытных голкиперов может перечеркнуть всего один неудачный матч, а то и просто единственный игровой эпизод. Вспомним Александра Филимонова, который в лужниковском матче российской и украинской сборных неожиданно пропустил нетрудный, навешенный издалека под планку мяч. Или армейца Леонида Шмуца, который, сделав замах, чтобы выбросить мяч в поле, вдруг выронил его в собственные ворота. Или юного дублера Льва Яшина московского динамовца Олега Иванова, пропустившего в одной игре пять мячей. Причем на самой заре своей вратарской карьеры. Все это были роковые, судьбоносные игры для талантливых голкиперов. Таков удел вратарей… Судьба Владимира хранила.

Он довольно быстро понял, убедился, что в высшем футбольном дивизионе играть интереснее, но, конечно, труднее. И в то же время проще, ибо в действиях команд и игроков больше логики, мысли. Игра классных команд лучше читается. Ему это нравилось, он нередко ловил себя на мысли, что для него матч с сильным соперником — это и игра с самим собой, игра на сообразительность. Здесь нужно иметь и постоянно развивать в себе аналитическое мышление. И хорошую память!

Вот, например, одиннадцатиметровые. Еще в предыдущем сезоне, когда днепропетровский «Металлург» играл в Кишиневе с местным «Буревестником», лидировавшим в классе Б, судья матча (житель молдавской столицы!) назначил в ворота гостей пенальти. Играл в том «Буревестнике» тщедушный нападающий Юрий Короткой. Забивал немало, в том числе и одиннадцатиметровых, которые он правдами и неправдами то и дело зарабатывал. В день описываемого матча шел дождь, на ноле — грязь непролазная. Короткой вошел в штрафную площадь, но вдруг наступил на мяч, упал. И хотя к нему никто не успел и прикоснуться, судья показал на одиннадцатиметровую отметку. Спорить было бесполезно. Тот же Короткой и пробил. Мяч летел в правый нижний угол. Маслаченко среагировал отлично, до мяча в прыжке дотянулся. Но отбил его в штангу. Мяч, ударившись об нее, отлетел к другой штанге, от которой и закатился в ворота. С этим голом кишиневская команда победила и вскоре добилась права выступать в классе А.

И надо ж было такому случиться, что на следующий год команда Владимира Маслаченко снова сыграла в Кишиневе с тем же «Буревестником». Правда, на этот раз наш дорогой вратарь защищал цвета уже московских железнодорожников. Но Коротков был все тот же, в прежней своей команде. И на том же месте, на той же одиннадцатиметровой отметке, где снова установил мяч, чтобы пробить пенальти по воротам все того же Маслаченко. Право, такое повторяется вряд ли чаще, чем падение Тунгусского метеорита. Но вот повторилось же!

Короткой установил мяч и замер перед разбегом. В этот момент вратарь взглянул ему в лицо и подумал, что едва ли нападающий узнал его и вспомнил тот прошлогодний матч, Маслаченко и пенальти. Короткой еще только заносил ногу для удара, а голкипер уже начал движение — в тот же правый нижний угол. Когда Короткой это увидел, было уже поздно, он дрогнул, успел лишь слегка подправить направление удара, но так, что мяч пролетел рядом со штангой мимо ворот. После окончания игры Маслаченко подошел к Короткову и, поговорив с ним, убедился: тот действительно ни прошлогодний матч, ни его самого не помнит.

Здесь я хочу еще ненадолго задержаться с читателем в Кишиневе и — совсем не к слову — рассказать об эпизоде на футбольном поле, который не только стал единственным и неповторимым в карьере нашего героя, но и имеет полное право быть занесенным в сценическую историю отечественного и даже мирового футбола.

Итак, все те же Маслаченко, «Буревестник», плотный дождь, разбухшее иоле, грязь на бутсах, промокшая одежда игроков и вратаря. Особенно промокли и отяжелели трусы. В них оборвалась резинка, а также разбухла и уже не держит дублирующая резнику веревочка. Ввиду этих отягчающих, промокших обстоятельств, у голкипера выведена из строя левая рука, призванная теперь только поддерживать его достоинство. Свободной рукой он готов оберегать ворота, ей же он машет своим и зовет на помощь. И вот к нему с противоположного конца стадиона уже мчится второй вратарь, размахивающий запасными трусами, как знаменем. Маслаченко, приняв их, отходит к штанге и, стыдливо «прячась» за нее, начинает стягивать позорные трусы. Ему мешает все — и грязь на бутсах, и торчащие из шипов гвозди, и промокшая ткань, и торопливость, и зрители, которые вдруг замолчали. Затих весь стадион. Двадцать две тысячи пар глаз устремлены на вратаря. Кажется, и сама игра как-то приостановилась… И вдруг эту звенящую тишину разрезает чей-то пронзительный голос, обладатель которого мог жить либо в этом городе, либо чуть поодаль — в Одессе: «Ха! Он, кажется, о…рался!» Игра, конечно, возобновилась, но уже потеряла всякий смысл: стадион и обе команды надрывно хохотали.

Шла календарная игра «Локомотива» на первенство страны с московскими динамовцами. Валерий Урин подавал угловой, мяч летел на дальнюю штангу, Маслаченко приготовился к прыжку, а динамовец Алекпер Мамедов — слегка и незаметно для судьи — стал подсаживать вратаря, то есть пошел на прием, столь же недозволенный, сколь и популярный у нападающих. Заблокированный вратарь все ж до мяча одной рукой дотянулся и перевел его через планку на угловой. Во всяком случае, так он думал, так ему казалось до того момента, пока он с удивлением не увидел мяч, трепыхающийся в сетке ворот. А огромное табло сообщало: «Гол забил В. Маслаченко («Локомотив»)». Алик Мамедов, с которым нашего героя все последующие годы связывала крепкая дружба, на сей раз свое греховное дело совершил. Автогол Владимира Маслаченко так и остался единственным в матче.

Поначалу его охватило отчаяние. Свеж в памяти был мяч, пропущенный весной в Одессе в игре против минских динамовцев. И прилюдное обвинение в трусости, услышанное от начальника команды Морозова, из-за того, что бросился под нападающего соперника ногами вперед. Нет, решил вратарь, объяснений от него они теперь не услышат. В игре против него был применен недозволенный прием, что и привело к автоголу. На этот раз он чувствовал себя еще увереннее, нежели тогда в Одессе.