Здесь его неизбежным результатом является политическое господство рабочего класса.

О возрождении и реорганизации чартистской партии я сообщу в другой раз. В настоящий момент я остановлюсь только на недавних выборах.

Чтобы иметь право избирать в британский парламент, лицо мужского пола должно в городском избирательном округе владеть домом, доход от которого при раскладке налога в пользу бедных определен не ниже 10 ф. ст.; в графствах же нужно быть фригольдером[254], получающим ежегодный доход не ниже 40 шиллингов, или арендатором, уплачивающим ежегодно не ниже 50 фунтов стерлингов. Из одного этого уже следует, что чартисты официально могли принять лишь незначительное участие в только что закончившейся избирательной борьбе. Но чтобы объяснить, какое участие они действительно в ней принимали, я должен напомнить об одной особенности английской избирательной системы, различающей:

День выдвижения кандидатов [Nomination day] и день объявления результатов выборов [Declaration day]! Голосование поднятием рук и баллотировку!

Когда кандидаты выступают в день своего избрания и публично обращаются к народу, они в первой инстанции избираются поднятием рук. Каждый имеет право поднять руку независимо от того, принадлежит ли эта рука неизбирателю или избирателю. Лицо, за которое было поднято большинство рук, уполномоченный по выборам объявляет избранным (временно) поднятием рук. Но теперь медаль повертывается своей оборотной стороной. Избрание поднятием рук представляло собой лишь простую церемонию, акт формальной вежливости по отношению к «суверенному народу», а вежливость кончается, как только привилегиям начинает грозить опасность. Так, если поднятием рук кандидаты лиц, пользующихся привилегией избирать, оказываются неизбранными, то эти кандидаты требуют баллотировки; в ней может участвовать лишь привилегированный круг избирателей, законно же избранным объявляется только тот, кто получает большинство голосов при баллотировке. Первое избрание, поднятием рук, представляет собой лишь видимость компенсации, которую временно дают общественному мнению для того, чтобы в следующий момент тем сильнее доказать ему его бессилие.

Может, пожалуй, показаться, что это избрание поднятием рук, эта опасная формальность изобретена лишь с целью сделать смешным всеобщее избирательное право и позволить себе невинную аристократическую шутку за счет «черни» (как выражается майор Бересфорд, секретарь по военным делам). Но это было бы заблуждением. Древний обычай, первоначально общий всем германским народам, мог по традиции продержаться до XIX столетия только благодаря тому, что он без особых издержек и опасностей придает британскому классовому парламенту видимость народности. Выгода, которую господствующие классы извлекали из этого обычая, заключалась в том, что масса народа более или менее горячо защищала их особые интересы в качестве своих национальных интересов. И только тогда, когда буржуазия начала занимать независимую позицию по отношению к обеим официальным партиям — вигам и тори, — рабочие массы начали самостоятельно выступать в дни выставления кандидатов. Однако никогда раньше противоположность между голосованием поднятием рук и баллотировкой, между днем выставления кандидатов и днем объявления результатов выборов не носила такого серьезного характера, никогда она не была столь резко обозначена столкновением враждебных принципов, никогда она не была столь угрожающей, столь всеобщей, повсеместно охватившей страну, как на последних выборах 1852 года.

И что за противоположность! Достаточно было быть выдвинутым в кандидаты поднятием рук, чтобы провалиться при баллотировке. Достаточно было получить большинство при баллотировке, чтобы быть встреченным народом гнилыми яблоками и кирпичами. Избранным по всем правилам закона членам парламента пришлось, прежде всего, как следует позаботиться о безопасности своего собственного парламентского телесного «я». На одной стороне стояло большинство народа, а на другой — двенадцатая часть всего населения и пятая часть всего взрослого мужского населения страны. На одной стороне — энтузиазм, на другой — подкуп. На одной стороне — партии, отрекающиеся от своих собственных отличительных признаков: либералы, отстаивающие консервативные взгляды, и консерваторы, провозглашающие либеральные идеи; на другой — народ, заявляющий о своем существовании и защищающий свое собственное дело. На одной стороне — износившаяся машина, непрерывно вращающаяся в порочном кругу, совершенно неспособная сдвинуться ни на шаг вперед, и бесплодный процесс трения, в котором перемалываются все официальные партии, постепенно превращая друг друга в пыль; на другой — устремившаяся вперед масса нации, грозящая уничтожить порочный круг и разрушить официальную машину.

Я не собираюсь прослеживать, как по всей стране проявлялась эта противоположность между выставлением кандидатов и баллотировкой, между грозной демонстрацией рабочего класса во время избирательной кампании и трусливыми избирательными маневрами господствующих классов. Из всей массы округов я возьму только один городской избирательный округ, в котором эта противоположность сконцентрировалась, как в фокусе: речь идет о выборах в Галифаксе. В качестве соперничающих кандидатов тут выступали Эдуарде (тори), сэр Чарлз Вуд (бывший вигский канцлер казначейства и зять графа Грея), Фрэнк Кросли (манчестерец) и, наконец, Эрнест Джонс, наиболее одаренный, последовательный и энергичный представитель чартизма. Галифакс — промышленный город, и потому тори имел там мало шансов. Манчестерец Кросли объединился с вигом. Таким образом, серьезная борьба разыгралась лишь между Вудом и Джонсом, между вигом и чартистом.

«Сэр Чарлз Вуд произнес речь, продолжавшуюся около получаса; начало и вторую половину его речи совершенно нельзя было разобрать из-за возгласов неодобрения собравшейся массы. По отчету сидевшего близко от него репортера, его выступление содержало всего лишь перечень уже проведенных фритредерских мероприятий, нападки на правительство лорда Дерби и панегирик «беспримерному процветанию страны и народа!» (Возгласы: «Слушайте, слушайте!») Он не предложил ни одной новой меры в пользу реформы и едва лишь намекнул в немногих словах на билль лорда Джона Рассела о реформе избирательного права»[255].

Так как ни в одной из больших лондонских газет правящего класса вы не найдете речи Эрнеста Джонса, то я привожу из нее более обширные выдержки.

«Встреченный с громадным энтузиазмом, Эрнест Джонс сказал:

«Избиратели и неизбиратели! Вы собрались сюда по случаю великого и торжественного праздника. Конституция признает сегодня всеобщее избирательное право в теории для того, может быть, чтобы завтра отречься от него на практике… Перед вами стоят сегодня представители двух систем, и вам надлежит решить, которые из них должны управлять вами в течение семи лет. Семь лет — это целая небольшая жизнь!..

Я призываю вас приостановиться у преддверья этих семи лет: дайте им сегодня медленно и спокойно протечь перед вашим духовным взором. Примите сегодня решение, вы, двадцать тысяч человек, может быть, для того, чтобы завтра пятьсот человек нарушили вашу волю! (Возгласы: «Слушайте, слушайте!») Я сказал, что перед вами стоят представители двух систем. Правда, налево от меня находятся виги, тори и богачи-предприниматели, но по существу между ними нет никакой разницы. Богач-предприниматель говорит: дешево покупайте и дорого продавайте. Тори говорит: дорого покупайте и еще дороже продавайте. Для рабочих оба они одинаковы. Но берет верх первая система, корни которой подтачиваются язвой пауперизма. Эта система покоится на конкуренции с заграницей. И я утверждаю, что при системе дешевой закупки и дорогой продажи, системе, опирающейся на конкуренцию с заграницей, должно продолжаться разорение рабочего класса и класса мелких предпринимателей. А почему? Труд есть создатель всех богатств. Для того чтобы выросло хотя бы одно зерно или был выткан хоть один ярд ткани, человек должен трудиться. Но в этой стране для рабочего нет никаких независимых занятий. Труд является товаром, который отдается в наем, труд выступает на рынке как предмет купли-продажи; поскольку же труд создает всякое богатство, его и необходимо, прежде всего, покупать. «Покупайте дешево, покупайте дешево!» Труд покупается на самом дешевом рынке. Но за этим следует: «Продавайте дорого, продавайте дорого!». Что продавать? Продукты труда. Кому? Загранице — разумеется! — и самому рабочему, ибо, не будучи хозяином своего собственного труда, рабочий не пользуется его первыми плодами. «Покупайте дешево, продавайте дорого!» Как вам это нравится? «Покупайте дешево, продавайте дорого!» Покупайте дешево труд рабочего и продавайте дорого тому же самому рабочему продукт его собственного труда! В самой сделке лежит принцип неизбежного ущерба. Предприниматель дешево покупает труд, он продает и при этом должен получить прибыль. Он продает самому рабочему — ив результате каждая сделка между предпринимателем и нанимающимся представляет собой преднамеренное мошенничество со стороны предпринимателя. Так труд от непрерывного ущерба опускается все ниже, а капитал от постоянных обманов поднимается все выше. Но описываемая система не ограничивается этим. Она опирается на конкуренцию с заграницей, а это означает, что мы должны разорить торговлю других стран, как разорили уже труд в своей стране. Как это делается? Страна с высокими пошлинами должна продавать дешевле, нежели страна с низкими пошлинами. Но иностранная конкуренция постоянно возрастает, а следовательно, должна также постоянно возрастать и дешевизна. Поэтому заработная плата в Англии должна непрерывно падать. Каким образом достигается это падение? Посредством избыточного труда. А каким образом создается этот избыток труда? Посредством монополии на землю, которая гонит на фабрики больше рабочих рук, чем там требуется; посредством монополии на машины, которая гонит эти рабочие руки на улицу; посредством женского труда, который оттесняет от ткацкого челнока мужчину; посредством детского труда, который оттесняет от ткацкого станка женщину. И обосновавшись на этом живом базисе избыточного труда, попирая ногами истерзанные сердца, предприниматели восклицают: «Голодная смерть! Кто хочет работы? Лучше мало, чем совсем ничего!». И измученная масса жадно хватается за это, соглашаясь на их условия. (Громкие возгласы: «Слушайте, слушайте!») Таковы плоды этой системы для рабочего. Но как это отражается на вас, избиратели? Как это влияет на внутреннюю торговлю, на мелких торговцев, на налог в пользу бедных и на налоги вообще? Всякому усилению иностранной конкуренции должен соответствовать рост дешевизны на родине. Всякий рост дешевизны труда должен основываться на увеличении избыточного труда, а последнее достигается расширением машинного производства. Я снова спрашиваю, как же это отражается на вас? Либерал-манчестерец, находящийся налево от меня, вводит новое изобретение и выбрасывает на улицу триста человек, ставших для него излишними. Мелкие торговцы! Вы потеряли триста покупателей. Плательщики налога в пользу бедных! Это триста новых нищих. (Громкие возгласы одобрения оратору.) Но заметьте, зло этим не ограничивается! Эти триста человек, прежде всего, понизят заработную плату тех, которые еще продолжают работать в данной отрасли производства. Предприниматель говорит: «Отныне я понижаю вашу заработную плату». Рабочие возражают. Тогда он добавляет: «Видите ли вы этих триста человек, которых я только что выбросил на улицу? Если угодно, вы можете поменяться с ними местами, они мечтают вернуться на любых условиях, ибо они умирают с голоду». Рабочие чувствуют, что это так, и их сопротивление оказывается сломленным. О ты, либерал-манчестерец, фарисей в политике! Перед лицом этих людей, которые слушают нас, ответишь ли ты мне теперь? Но зло не ограничивается и этим. Люди, лишившиеся своей собственной профессии, пытаются найти занятия в других отраслях, чрезмерно увеличивая этим избыток труда и понижая заработную плату. Профессии, плохо оплачиваемые сегодня, оплачивались некогда хорошо, а хорошо оплачиваемые сегодня в недалеком будущем будут оплачиваться плохо. Так покупательная сила рабочего класса уменьшается с каждым днем, а вместе с ней чахнет и внутренняя торговля. Запомните это, торговцы! Ваши покупатели становятся беднее, ваша прибыль уменьшается, зато ваши нищие становятся все многочисленнее, а ваши налоги в пользу бедных и другие налоги все повышаются. Ваши доходы падают, ваши расходы увеличиваются. Вы получаете меньше и платите больше. Как вам нравится эта система? Богатый фабрикант и лендлорд перекладывают на вас всю тяжесть налога в пользу бедных и других налогов. Вы, представители среднего класса, служите богачам орудием для покрытия налогов. Они производят на свет бедность, создающую их богатства, и заставляют вас нести расходы, связанные с этой, ими самими созданной бедностью. Лендлорд увиливает от этого благодаря своим привилегиям, фабрикант— благодаря тому, что он компенсирует себя за счет заработной платы своих рабочих, а это опять-таки отражается на вас. Как вам нравится эта система? Это та система, которую поддерживают господа, находящиеся налево от меня. Что же предлагаю вам я, со своей стороны? Я указал вам на зло. Это уже кое-что значит. Но я хочу сделать больше. Я нахожусь здесь, чтобы показать, в чем состоит правда, и привести доказательства этому». (Громкие аплодисменты.)»