— Не слишком ли все здесь его бояться? — спросил я.

— Не знаю.

— Алина, ты давно в этом мире?

— Ну, Алекс сказал мне, что там уже две тысячи третий. Я из девяностого.

В моей памяти всплыл девяностый год. Я тогда ещё учился в школе, и примерно в том году в мою голову впервые и  пришла мысль о том, чтобы стать актёром. Пришла и осталась навсегда.

Я отбросил воспоминания. Я не хотел думать о прошлом, я не хотел знать сколько ей на самом деле лет.

— Ты ещё веришь, что вернёшься? — спросил я.

— Уже не знаю.

— Но ты же хочешь вернуться?

Она задумалась, и я сквозь темноту почти увидел её грустные глаза.

— Там уже всё не так — выдохнула она — Мои сверстники давно стали взрослыми.

— Там настоящий мир.

— Для меня, наверное, уже нет. Я почти не помню его.

— Это не правда — сказал я — Ты просто устала бороться.

— А как бороться? — спросила она. И я понял, что она права.

Как бороться? С чем? Что делать, чтобы выбраться отсюда?

— Мы должны узнать — сказал я.

— А как мы это узнаем?

— Ты должна рассказать мне всё, что знаешь, всё о чём думала. А потом я уйду отсюда, и попытаюсь отыскать режиссёра.

Она едва слышно хмыкнула.

— Алекс мне сказал, что ты хочешь стать актёром.

Когда это они успели так тщательно поговорить обо мне, подумал я.

— Алекс тоже что-то знает — продолжил я — Он расскажет мне, как только я уйду отсюда. И если всё, что мы успели понять, сложить в одно, может быть и найдётся какое-нибудь решение.

— Ладно — шепнула она — Я попала сюда, когда вышла из его дома. Брела двое суток, пока не наткнулась на деревню.

— И кто здесь был?

— Почти все, кроме Марии и Мика.

— А Первый?

— Его уже не было, но мне рассказали о нём. Правда очень-очень немного. Только то, что он появился здесь первым.

— И всё?

— И всё. Потом я стала привыкать к здешней жизни. В начале было очень трудно, потому что на меня положил глаз Инри. Он угрожал мне. Говорил, что бросит меня Боливару. Я не знала, что делать, и пожаловалась Алексу. Он показался мне единственным порядочным здесь. И он поговорил с Инри.

— И что?

— Не знаю. Алекс ничего не сказал. Он только сказал, что Инри не будет больше приставать.

— Интересно, как это у него получилось?

— Я не знаю.

— Узнаем — сказал я — Я попробую спросить об этом у Алекса.

— И потом потекла обычная здешняя жизнь.

— А почему он не разрешает жарить мясо?

— Сначала мы жарили мясо, но потом, после того, как Алекс поговорил с Инри, мясо жарить было запрещено.

— Странно.

— Ничего странного. Я думала об этом, и мне кажется, Инри просто решил проверить свою власть над нами.

— А-а, я всё понял. Алекс чем-то запугал его, а он не мог ничего противопоставить в ответ, потому что был не уверен в пастве.

Скорее всего так оно и было. Но почему потом, он не отомстил Алексу?

Снаружи послышался лёгкий шорох. Алина испугано подвинулась ко мне.

— Наверное, показалось — еле слышно прошептал я — Или птица.

— Здесь нет птиц — таким же шёпотом ответила Алина, а по моей коже пробежала дрожь истомы. Ничто не может так взволновать, как шёпот женщины в темноте.

— Как это нет?

— Я ни разу не видела.

Наверное, тот бешеный воробей был единственным, подумал я. А может, он как-то попал сюда вместе со мной? Хотя, вряд ли. С другой стороны, он же был возле остановки до того, как я оказался в этом мире, а потом напал на меня уже здесь.

Шорох больше не повторился, но Алина и не подумала отодвинуться к стенке. Я теперь чувствовал и её тепло, смешанное с запахом леса.

— А если ты найдёшь выход, ты вернёшься за мной? — вдруг спросила она.

— Конечно.

— Почему? — просто спросила она.

Внутри меня всё замерло. Ответ был намного сложнее самого вопроса. Или наоборот слишком простым. Но сказать его было почему-то не легко.

— Я просто... понимаешь... просто не могу тебя оставить здесь.

— Ты так и не ответил, почему?

— Ты мне нравишься — выдохнул я.

— Правда?

В темноте послышался лёгкий шорох. Наверное, она придвинулась ещё ближе, подумал я, едва сдерживаясь, чтобы не  найти её в этой темноте, обнять и прижать к себе. А затем целовать, пока не закончится время тьмы, наплевав на всё в этом долбаном мире.

—  Давай уйдём вместе — прошептала она, и я почувствовал её влажное дыхание.

— Сейчас нельзя вместе.

Она приблизилась ко мне вплотную, и я поднял руки,  нашёл в темноте её хрупкое тело, и поцеловал её сначала в шею, а потом в чуть дрожащие губы. Я стал ласкать её спину, и она бесшумно, словно кошка, легла на сухую траву.

Мы целовались, и хотя безумие вовлекало нас в свою бездну, мы оба прислушивались к тишине, словно два маленьких львёнка, оставшихся в логове без львицы и боящиеся каждого лёгкого шороха.

Она тихо дышала, но в этом дыхании было больше, чем в откровенном стоне, и полная тьма вовлекала нас в мир одних только ощущений.

Я старался почувствовать её всю, мои руки запоминали каждый сантиметр её тела, горячего и гибкого. Её руки ворошили мои волосы, а губы становились невесомыми, словно маленькие белые облака в ясном небе. И казалось, они тают, становясь одной живительной каплей.

Мы прислушивались. К себе, к своим ощущениям, к темноте снаружи шалаша. Мы стали абсолютным слухом, таким тонким, что нам уже не нужно было ничего говорить друг другу, мы слышали мысли и тонкие колебания нервных клеток, неторопливо рождающих блаженство.

Потом мы, усталые, лежали обнявшись, забыв о том где мы, забыв о всех опасностях. Мы переживали неизбежную пустоту, приходящую после наслаждения. Мы, опустошив друг друга, теперь наполнялись чем-то новым, и это новое, было намного лучше всего прежнего.

Мне до безумия хотелось курить. Она продолжала гладить мои волосы, а я жалел, что не могу посмотреть ей в глаза.

— Ты вернёшься за мной? — спросила она, когда наши тела и мысли, наконец-то вернулись к норме.

— Да.

— А как тебя зовут по-настоящему?

— Виктор — сказал я, и это имя почему-то показалось мне совсем незнакомым, словно оно уже не принадлежало мне теперешнему.

— Виктор, значит победитель — прошептала она.

Я знал, что мужчине, для того чтобы победить, нужна женщина. И как бы он не прятался в одиночество, всё равно, всё, что он делает, всё это ради женщины. Иногда ради будущей женщины, которую он видит только в своих снах. Но все сны однажды сбываются.

И теперь, я лежал в полной тьме, словно пробудившись от всех своих снов, и знал, что уже не смогу уснуть. Не смогу, пока не сделаю всё возможное, чтобы выбраться отсюда с нею. И плевать я хотел на всяких Инри со своими сворами, на всех режиссёров и Боливаров.

— Я найду режиссёра — сказал я — И заставлю его вернуть нас обратно.

— А где его искать?

— Я ещё не знаю. Но я могу позвонить ему. И когда я позвоню и назову его сволочью, думаю ему придётся встретится со мной.

— А если он не захочет?

— Тогда... тогда мы пойдём с тобой по дороге. И когда-нибудь она закончится. Ведь не мог же он создать бесконечный мир.

— Ты знаешь, я верю тебе. Одной мне было страшно, и я не верила, а теперь верю. Обними меня сильней.

Я прижал её к себе и поцеловал.

— Я вернусь к Алексу, и мы вдвоём что-нибудь придумаем. Он тоже немного сдался, но это от одиночества. Вдвоём нам будет легче. 

— Алекс здесь уже очень долго. Я не знаю, чтобы я делала, если бы пробыла здесь столько, сколько он.

— Алекс сказал, что в этом мире, кроме как в деревне, воды нигде больше нет.

— Да. Только у Инри в шалаше. Он построил свой шалаш над колодцем. И туда имеет право входить только Мария.

— Если мы решим уйти, нам придётся как-нибудь захватить с собою побольше воды. Слушай, а почему бы нам с Алексом просто не перебить всех ночью, а?

— Ты сможешь убить?

— Не знаю. Я не думал об этом. Наверное, это глупая мысль.