— Это называется общением. Вам бы следовало попробовать хоть иногда обращать внимание на окружающих. — Взбешенный Лео опустил кулаки, не заботясь о защите. — Особенно на вашу сестру. Вы хоть потрудились выслушать ее? Черт возьми, она приехала в Лондон, надеясь на братское участие, ища утешения, а что сделали вы? Выставили ее из комнаты?

Кулаки Гарри разжались. Он смерил Лео гневным взглядом, но когда заговорил, в голосе его звучала горечь и досада на себя.

 — Все эти годы я был ей никудышным братом. Думаете, я не знаю, как много мог бы для нее сделать и не сделал? Я готов на все, чтобы искупить свою вину. Но черт бы вас побрал, Рамзи... меньше всего на свете этой беззащитной девочке нужно было лишиться невинности.

 — Напротив, именно это ей и нужно было.

Гарри недоверчиво покачал головой.

 — Дьявольщина. — Он сокрушенно взъерошил волосы и издал невеселый смешок. — Терпеть не могу спорить с Хатауэями. Вы несете сущую ересь, выдавая ее за логичные рассуждения. Сейчас не слишком рано для бренди?

 — Вовсе нет. Мне кажется, я слишком трезв для подобного разговора.

Гарри подошел к серванту и достал два бокала.

 — Пока я разливаю бренди, может, объясните, почему моей сестре так чертовски важно было лишиться девственности?

Сбросив сюртук, Лео повесил его на спинку стула и сел.

 — Маркс слишком долго жила в одиночестве...

 — Кэтрин не была одинока, она жила с Хатауэями.

 — Пусть так, но она держалась в стороне и лишь наблюдала за семьей, прижавшись носом к стеклу, как сиротка из романов Диккенса. Фальшивое имя, невзрачная одежда, крашеные волосы... Ваша сестра так долго пряталась в тени, что почти забыла, кто она на самом деле. Но со мной она вновь становится самой собой, подлинной Кэтрин. Мы проникли в тайны друг друга, сломав защитную броню. Мы говорим на одном языке, если вы понимаете, о чем я. — Лео замолчал, глядя, как льется в бокал золотистая струя бренди. — Маркс — натура противоречивая, но чем больше я ее узнаю, тем лучше понимаю. Слишком уж долго она старалась быть незаметной. Что бы она ни говорила, в чем бы ни убеждала себя, ей хочется иметь семью. Кэтрин устала от одиночества. И ей нужен мужчина. Нужен я. — Взяв бокал из рук Гарри, Лео сделал глоток. — Со мной ей будет хорошо. Не потому, что лучше меня мужа не найти. Я никогда не выдавал себя за образец добродетели. Но мы подходим друг другу. Меня не пугает острый язычок Кэтрин, и ей не взять надо мной верх. Она сама это знает.

Гарри уселся рядом с бокалом в руках и окинул Лео задумчивым взглядом, словно пытаясь понять, насколько тот искренен, и оценить верность его слов.

 — Что вам даст эта женитьба? — тихо спросил он. — Насколько я понимаю, вам нужно как можно скорее вступить в брак и обзавестись наследником. Если Кэт не сможет родить вам сына, Хатауэи потеряют Рамзи-Хаус.

 — Нам пришлось пережить утраты куда большие, чем потеря этого чертова дома. Я женюсь на Маркс и рискну.

 — А пока вы прощупываете почву, — заметил Гарри с непроницаемым выражением лица. — Пытаетесь убедиться, что Кэтрин способна зачать, прежде чем соберетесь жениться на ней.

Оскорбленному Лео пришлось напомнить себе, что перед ним брат, обеспокоенный судьбой сестры.

 — Мне решительно безразлично, способна Кэтрин зачать или нет, — сдержанно произнес он. — Если это вас успокоит, мы подождем, пока вопрос о копигольде не утратит значения. Я все равно намерен жениться на Маркс.

 — А чего хочет Кэтрин?

 — Это решать ей. Что до Латимера, я сумею его осадить, если он начнет досаждать Кэтрин. Я уже пригрозил негодяю, что мне ничего не стоит его раздавить. Но лучшая защита, которую я могу предложить Кэтрин, — мое имя. — Допив бренди, Лео отставил в сторону бокал. — Что вам известно о ее бабушке и тете?

 — Старая карга недавно умерла. Тетка, Алтея Хатчинз, стала владелицей заведения. Я послал туда своего помощника Валентайна разведать обстановку. Он вернулся сам не свой, его мутило от отвращения. Желая оживить дело, миссис Хатчинз начала потворствовать всевозможным извращениям, превратив бордель в дом истязаний с плетками и цепями. Несчастные женщины, что служат там, быстро теряют свежесть и привлекательность. Покинувших заведение уже не берут в другие дома терпимости. — Гарри одним глотком осушил остатки бренди. — Кажется, Алтея больна. Скорее всего это одна из тех болезней, которыми легко заразиться в борделе, вдобавок запущенная.

Лео бросил встревоженный взгляд на зятя:

 — Вы сказали об этом Маркс?

 — Нет, она не спрашивала. Не думаю, что ей хотелось бы знать.

 — Она боится, — тихо проговорил Лео.

 — Чего?

 — Того, что едва не случилось с ней. Алтея наговорила ей всяких мерзостей.

 — Каких?

Лео покачал головой:

 — Это секрет Кэтрин. — Явная досада Гарри вызвала у него легкую улыбку. — Вы так давно знакомы, Ратледж. О чем же, во имя всего святого, вы разговаривали при встрече? О налогах? Или о погоде? — Он встал, подхватив со стула сюртук. — А теперь извините меня, я собираюсь занять комнату.

Гарри нахмурился:

 — Здесь?

 — Ну да, где же еще?

 — А как же домик с террасой, который вы обычно снимали?

 — Закрыт на лето. Но даже будь он в моем распоряжении, я все равно остался бы здесь. — Лео усмехнулся краешками губ. — Считайте, вам снова представился случай насладиться радостью общения с родней.

 — Мне доставило бы куда больше радости, если бы кое-кто из моих родственников оставался в чертовом Гэмпшире, — проворчал Гарри, когда дверь за Лео закрылась.

 — Кое в чем Гарри был прав, — осторожно заметила Поппи, прогуливаясь с Кэтрин по саду позади отеля. Огромный величественный сад «Ратледжа» ничуть не затронули веяния новомодного романтического стиля с его извилистыми дорожками и хаотично разбросанными клумбами. Здесь царили строгость и изящество. Безупречно подстриженные кусты, изысканные фонтаны и скульптуры, великолепные цветники и клумбы. — Опредеденно настало время, чтобы Гарри представил вас как свою сестру, — продолжила Поппи. — И вам пора открыть свое настоящее имя. Как оно звучит, кстати?

 — Кэтрин Уигенз.

Поппи на мгновение задумалась.

 — Пожалуй, Маркс мне нравится больше. Должно быть, потому, что я всегда знала вас под этим именем...

 — Мне тоже больше по душе имя Маркс. Кэтрин Уигенз для меня — испуганная девочка, оказавшаяся в трудных обстоятельствах. Кэтрин Маркс повезло больше. Она куда счастливее.

 — Счастливее? — мягко переспросила Поппи. — А может быть, она просто не так испугана?

Кэтрин смущенно улыбнулась.

 — За последние несколько лет я многое узнала о счастье. В пансионе я нашла спокойствие, хотя была слишком тихой и замкнутой, чтобы завести там друзей. Но лишь поступив на работу к Хатауэям, я увидела обыденную жизнь любящих людей. А в последний год мне довелось пережить мгновения истинного счастья. Незабываемое ощущение, что все происходит именно так, как должно быть, и нечего больше желать.

Поппи улыбнулась и спросила:

 — Какие мгновения?

 — Вечера в гостиной, когда все собираются вместе и Уин читает вслух. Наши прогулки с Беатрикс. Или тот дождливый день в Гэмпшире, когда устроили пикник на веранде. А еще... — Кэтрин осеклась, внезапно осознав, что едва не слетело у нее с языка.

 — А еще? — подсказала Поппи, остановившись, чтобы полюбоваться великолепной розой, покрытой блестящими капельками воды, и вдохнуть ее аромат.

Кэтрин нелегко было поделиться сокровенными мыслями, но она заставила себя признать неприятную правду.

 — После того как лорд Рамзи повредил плечо на развалинах старого замка... он целый день пролежал в постели с лихорадкой... и я сидела возле него с рукоделием. Мы разговаривали, я читала ему Бальзака.

Поппи бросила на Кэтрин лукавый взгляд: