— В ночь перед тем, как вернулся отец, я открыла дверь спальни и… все исчезло. Мать все вычистила, сменила постельное белье и задернула шторы. Комната из Ханниной превратилась в комнату для гостей. Вот как я узнала, что отец возвращается домой.

Ви провел большим пальцем по внутренней части ее ладони.

— Господи… Джейн…

— Вот мое откровение. Меня вырвало овсянкой, вместо того чтобы зареветь.

Он мог бы сказать, что это все от нервов, ему бы хотелось, чтобы она отбросила все эти мысли. Он знал, что она чувствует, потому что когда-то, в редких случаях, испытывал подобное. Он продолжил ласкать ее ладонь, пока она не посмотрела на него. Когда молчание затянулось, он знал то, чего она ждала.

— Да, — пробормотал он. — Они связали меня.

— И ты был в сознании, когда проходил через все это?

Его голос стал пронзительным.

— Да.

Она прикоснулась к его лицу, погладив ладонью колючую щеку.

— Ты убил их за это?

Он поднял ладонь в перчатке.

— Она все взяла на себя. Свет вспыхнул по всему моему телу. Оба держали меня своими руками, поэтому и упали без дыхания, как камни.

— Хорошо.

Черт… Он до безумия любил ее.

— Из тебя вышел бы хороший Воин, знаешь об этом?

— Я и есть Воин. Смерть — мой враг.

— Да, так и есть.

Господи, то, что он связан с ней, имело столько смысла. Она была борцом — так же как он.

— Твой скальпель и есть твой кинжал.

— Да.

Они так и сидели, держась за руки, не отводя друг от друга глаз. Пока она без предупреждения не провела пальцем по его нижней губе.

Он с шипением вдохнул, и она прошептала:

— Знаешь, мне не обязательно спать во время этого.

Когда Джон пришел в сознание, его терзала лихорадка: кожа горела огнем, кровь походила на поток лавы, а костный мозг был печью, что все это разогревала. Отчаявшись остыть, он перевернулся, чтобы снять с себя одежду, вот только на нем не было ни рубашки, ни штанов. Обнаженный, он корчился в муках.

— Возьмите мое запястье.

Женский голос доносился откуда-то сверху и слева, и он наклонил голову в сторону звука, капли пота, как слезы, катились по его лицу. Или, может быть, он плакал?

«Больно», сказал он, беззвучно шевеля губами.

— Ваша милость, возьмите мое запястье. Результат определен.

Что-то прижалось к его губам и оросило их вином, насыщенным вином. Инстинкты ожили, как зверь. Агония была голодом, по сути, и он нуждался в том, что ему предлагали. Он схватил то, что, в конечном итоге, оказалось рукой, широко открыл рот и начал пить глубокими глотками.

Господи… это был вкус мира и жизни, пьянящий, мощный и привязывающий. Окружающее начало вращаться, как балерина в пуантах, подобно ярмарочной карусели в нескончаемом водовороте. В разгаре (эпицентре) этого вращения он с отчаянием глотал, зная без слов, — то, что льется сейчас в его горло, было единственным противоядием от смерти.

Кормление длилось сутками, целыми неделями. Или всего лишь мгновение? Интересно, наступит ли этому конец? Он не удивится, если проведет остаток своей жизни у этого запястья.

Он ослабил свой сосущий захват и открыл глаза.

Лейла, светловолосая Избранная, сидела рядом с ним на кровати, ее белое одеяние сверкало, как солнечный свет, лаская его взгляд. В углу стояли Роф и Бэт, они держали друг друга в объятьях и выглядели встревоженными.

Изменение. Его изменение.

Он поднял руки и показал знаками, размахивая, как пьяный: «Это закончилось?»

Роф покачал головой.

— Пока нет. Оно на подходе.

«На подходе?»

— Дыши глубже, — сказал король. — Тебе это понадобится. И слушай, мы здесь, хорошо? Мы тебя не оставим.

Черт, ведь точно. Превращение состояло их двух этапов, не так ли. И тяжелейший еще предстоял. Пытаясь побороть страх, он напомнил себе, что Блэй прошел через это. И Куин тоже.

И все Братья.

И его сестра.

Он встретился глазами с темно-синим взглядом Бэт, и внезапно, словно из ниоткуда возникло смутное видение. Он был в клубе… готическом клубе с… Торментом. Нет, он видел Тора и еще кого-то, здорового мужчину, большого, как Брат, но он не смог различить его лица.

Джон нахмурился, удивляясь, почему его подсознание сейчас выдает что-то подобное. А затем он услышал странный разговор.

Она моя дочь, Тор.

Она полукровка, Ди. И ты знаешь, как он относится к людям. Тормент покачал головой. Моя пра-пра-бабушка была человеком, и ты сам видишь, я стараюсь ему об этом не напоминать.

Они говорили о Бэт, не так ли… и значит, незнакомец, с расплывчатыми чертами лица, был отцом Джона. Это был Дариус.

Джон напрягся, чтобы сфокусировать видение на лице своего отца, молясь, чтобы оно стало четким, а Дариус поднял руку, привлекая внимание официантки, указал ей на свою пустую бутылку пива и почти пустой стакан Тормента.

Я не намерен позволить умереть еще одному своему ребенку, сказал он, особенно при существующем возможном шансе его спасти. И вообще, никто не знает, пройдет ли она превращение. Она может умереть, так ничего обо мне и не узнав. Так уже было прежде.

«Знал ли его отец о нем?» подумал Джон. Наверное, нет, учитывая, что Джон родился в туалете, на автобусной остановке, и был брошен там умирать. Человек, проявляющий подобную заботу о дочери, позаботился бы и о своем сыне.

Видение начало исчезать, и чем сильнее Джон старался удержать его, тем быстрее оно распадалось. Перед тем, как оно окончательно рассеялось. Джон посмотрел на лицо Тора. Военная стрижка, крепкие кости, и ясный взгляд вызвали ноющую боль в груди Джона. Именно так Тор сейчас смотрел через стол на мужчину, что сидел с ним. Они были близки. Лучшие друзья, по-видимому.

«Присутствие их обоих в моей жизни было бы чудесно», подумал Джон.

Нахлынувшая боль была космической, огромным взрывом она разорвала Джона на части, раскладывая на молекулы. Все его мысли и рассуждения исчезли, но у него не было выбора, кроме как смириться. Открыв рот, он беззвучно закричал.

Джейн не могла поверить, что смотрела в лицо вампира и молилась о том, чтобы он занялся с ней сексом. И в то же время она никогда в жизни не была так уверена в правильности происходящего как сейчас.

— Закрой глаза, — сказал Ви.

— Потому что ты собираешься поцеловать меня по-настоящему? — Господи, пожалуйста, пусть так и будет.

Ви протянул руку, на которой не было перчатки, и провел рукой по ее лицу. Его ладонь была теплая, широкая и пахла темными специями.

— Спи, Джейн.

Она нахмурилась.

— Я хочу сделать это наяву.

— Нет.

— Почему?

— Так безопаснее.

— Погоди, ты хочешь сказать, что я могу забеременеть?

И что там насчет венерических заболеваний?

— Известны редкие случаи, когда человеческая женщина беременела, но у тебя сейчас нет овуляции. Я бы почувствовал это по запаху. Что касается заболеваний, передаваемых половым путем, то у меня ничего нет, и ты не можешь меня заразить, но дело не в этом. Для меня безопаснее взять тебя, пока ты спишь.

— И чья это бредовая идея?

Он заворочался на кровати, нетерпеливо и беспокойно. Возбужденно.

— Во сне — только так это может произойти.

Боже мой, какая удача, что он оказался таким джентльменом. Ублюдок.

Джейн отодвинулась от него и встала.

— Фантазии меня не интересуют. Если ты не желаешь, чтобы мы были вместе, по-настоящему, то тогда не стоит этого делать вообще.

Он натянул одеяло на бедра, прикрывая эрекцию, что рвалась сквозь его пижамные штаны.

— Я не хочу причинить тебе боль.

Она бросила на него взгляд «а-ля Гертруда Стейн»,101 с оттенком сексуальной неудовлетворенности.

— Я сильнее, чем выгляжу. И, честно говоря, вся эта брутальная чушь, в стиле «Я-забочусь-о-твоих-интересах» меня конкретно напрягает.