Плита приближалась, и стало очевидно, что Избранная была привязана к чему-то. Вокруг ее предплечий были обвязаны ленты, закамуфлированные под украшения, подходящие к мантии. Ленты, казалось, удерживали ее вертикально.

Должно быть, часть церемонии. Потому что находившаяся под этими одеяниями была не просто приготовлена для смотрин и последующего брачного ритуала, она также была чертовски возбуждена тем, что стала женщиной № 1: Первая Избранная Праймэйла обладала особыми правами, и значит, она чудно проведет время.

И пусть это было нечестно, его жутко бесила женщина, укрытая всей роскошью.

Дева-Летописица кивнула, и Избранные слева и справа от его суженой, начали расстегивать одеяние. Когда они приступили к заданию, волна энергии прокатилась по недвижимому амфитеатру, кульминация десятилетий, проведенных Избранными в ожидании, когда же былые традиции возобновятся вновь.

Ви безразлично наблюдал, как украшенную камнями мантию стягивают назад, обнажая сногсшибательно красивую женщину, завернутую в тонкую, словно паутинка, оболочку. Лицо его нареченной оставалось в капюшоне: согласно традиции, она представляла не себя, а всех Избранных.

— Она соответствует твоему вкусу? — сухо поинтересовалась Дева, будто знала, что эта женщина была абсолютным совершенством.

— Не важно.

Беспокойный шепот нарушил ряды Избранных, словно холодный ветерок зашевелил заросли тростника.

— Возможно, тебе следует лучше выбрать свои слова? — Настаивала Дева.

— Она сойдет.

После неловкой паузы, подошла Избранная с зажженным фимиамом и белым пером в руках. Произнося нараспев молитвы, она овевала благовониями женщину с головы в капюшоне и до обнаженных пят, обходя вокруг нее один раз — за прошлое, раз — за настоящее, и за будущее.

Ритуал все продолжался, когда Ви нахмурился и наклонился вперед. Накидка из тонкой паутинки спереди была влажной.

Возможно от масел, когда ее готовили для него.

Он откинулся на троне. Черт, его бесили эти древние обычаи. Бесило все это.

Под капюшоном, Кормия металась от отчаяния. Она дышала горячим, влажным, удушающим воздухом, уж лучше было вообще ничего не вдыхать. Ноги дрожали, как стебли травинок, ладони вспотели. Если бы не оковы, она бы точно рухнула.

После отчаянной попытки к побегу в купальне и последующего пленения, ее заставили выпить горький отвар по приказу Директрикс. Он успокоил ее на время, но сейчас действие эликсира слабело, и в ней снова начал подниматься страх.

Как и деградация. Когда она ощутила прикосновение рук, расстегивающих золотые пуговицы, она плакала от осквернения ее интимных мест чужим пристальным взглядом. Когда две половины одеяния стащили с ее тела, и она ощутила своей кожей прохладу, нечто, ни капли не похожее на освобождение от тяжести одеяния.

Глаза Праймэйла устремились к ней, когда раздался голос Девы-Летописицы: «Она соответствует твоему вкусу?»

Ожидая ответа Праймэйла, Кормия надеялась услышать хоть что-то теплое в нем.

И не дождалась: «Не важно».

«Возможно, тебе следует лучше выбрать свои слова?»

«Она сойдет».

Услышав эти слова, у Кормии перестало биться сердце, а страх перед ним вытеснил ужас происходящего. Вишес. Сын Бладлеттера, обладал холодным голосом, подразумевавшим наклонности более жестокие, чем описывала репутация его отца.

Как она переживет соединение, не говоря уже о том, чтобы стать достойной представительницей почтенных Избранных? В купальне, Директрикс была очень жестка в своих словах относительно всего, что Кормия опозорит, если не поведет себя с подобающим достоинством. Если она не выполнит возложенную на нее обязанность. Если она не станет должной представительницей Целого.

Как она сможет вынести все это?

Кормия услышала, как снова заговорила Дева-Летописица: «Вишес, твой помощник не поднял своих глаз. Фьюри, сын Эгони, тебе, как свидетелю Праймэйла, следует взглянуть на предложенную Избранную.»

Кормия задрожала, опасаясь еще одной пары незнакомых мужских глаз на своем теле. Она чувствовала себя нечистой, несмотря на то, что ее тщательно вымыли; в грязи, хотя с нее ничего не стекало. Под этим капюшоном она чувствовала себя маленькой, словно игольное ушко.

Но, будь она действительно маленькой, эти глаза не нашли бы ее. Будь она крошечной, она смогла бы спрятаться за большими предметами… скрыться от всего этого.

Глаза Фьюри прилипли к спинке трона, и он на самом деле не хотел смотреть никуда более. Все происходящее казалось неправильным. От начала и до конца.

— Фьюри. Сын Эгони? — Дева-Летописица произнесла имя его отца так, будто честь всего клана зависела от того, как Фьюри справиться с заданием.

Он взглянул на женщину…

Все его мыслительные процессы завяли на корню.

Ответило его тело. Мгновенно. Он затвердел в его шелковых брюках, его эрекция была молниеносной, невзирая на ужасный стыд за себя. Как мог он быть столь жестоким? Он опустил веки и скрестил руки на груди, пытаясь придумать, как бы умудриться пнуть себя под зад и остаться в вертикальном положении.

— Как она тебе, воин?

— Ослепительна. — Слово вылетело изо рта непроизвольно. Потом он добавил, — Достойная лучшей традиции Избранных.

— А, вот и подобающий ответ. Одобрение получено, и я объявляю эту женщину выбором Праймэйла. Заканчивайте омовение фимиамом.

Периферийным зрением Фьюри заметил, как две Избранные вышли с жезлами, оставляющими за собой след из белого дыма. Когда они начали петь высокими, чистыми голосами, он глубоко задышал, пробираясь через цветочный букет женских ароматов.

Он нашел запах суженой. Должен быть ее, потому что он единственный в этом месте отдавался чистым ужасом…

— Прекратите церемонию, — жестко сказал Ви.

Дева-Летописица повернулась к нему.

— Они должны закончить.

— Черт та с два! — Брат встал со своего трона и взошел на сцену, очевидно, также уловив запах. Когда он подошел ближе, Избранные дружно завизжали, нарушая ряды. Когда женщины бросились в рассыпную, повсюду замелькали белые мантии, Фьюри подумал о стопке бумажных салфеток на пикнике, в беспорядке разлетевшихся от ветра по траве.

Но это был не Субботний день в парке.

Вишес натянул на суженую ее одеяние, затем разорвал оковы. Когда она подкосилась, он придержал ее за руку.

— Фьюри, встретимся дома.

Ветер, испускаемый Девой-Летописицей, начал буйствовать вокруг, но Ви стойко давал отпор своей… ну, очевидно, своей матери.

Господи Иисусе, никогда не встречал подобного.

Ви мертвой хваткой удерживал женщину, с ненавистью смотря на Деву.

— Фьюри. Сваливай отсюда!

И хотя Фьюри был миролюбив в глубине души, он также был не так глуп, чтобы вмешиваться в подобные семейные ссоры. Лучшее, что он мог сделать, это молиться, чтобы брата не принесли назад в погребальной урне.

Прежде чем дематериализоваться, он последний раз взглянул на женщину в капюшоне. Сейчас Ви держал ее обеими руками, будто она была на грани обморока. Господи Боже… Какой бардак.

Фьюри, отвернувшись, направился по белой шелковой дорожке в сторону внутреннего двора Девы. Первая остановка? Кабинет Рофа. Королю следует знать о произошедшем. Хотя, большая часть драмы еще предстояла.

Когда Кормия очнулась, она лежала на спине, мантия была все еще на ней, а капюшон застегнут. Однако, похоже, она была не на плите, к которой ее привязали. Нет… она была не на…

Воспоминания вернулись к ней: Праймэйл прервал церемонию и освободил ее. Сильный ветер заполнил амфитеатр. Брат и Дева-Летописица начали спорить.

В этот момент Кормия потеряла сознание, пропустив остальное. Что случилось с Праймэйлом?

Несомненно, он не выжил. Никто не смеет бросать вызов Деве-Летописице.

— Ты хочешь освободиться от всего этого? — Спросил жесткий мужской голос.

Страх пробежал по ее позвоночнику. Дева Милосердная, он оставался здесь.

Он инстинктивно свернулась в клубочек, защищая себя.