— Ну хорошо. — Она нежно поцеловала его. — Волнуйтесь, если хотите, но все, что должно быть сделано, делается.

Не снимая своей руки с плеча Шантел, Фрэнк обернулся к Квину:

— В пятницу мы едем в Нью-Йорк на свадьбу дочери. Ты поедешь с нами?

— Я думаю, нет необходимости тащить Квина в…

— Да, я поеду, — перебил Квин. Увидев, что в ее глазах нарастает негодование, он ощутил удовольствие.

— Мне кажется, я здесь лишняя. — Она ощетинилась, чувствуя, что мужчины обложили ее со всех сторон. — Если вы позволите, я пойду вымою голову.

— Девчонка с гонором, правда? — гордо спросил Фрэнк, когда Шантел покинула комнату.

— Еще с каким!

— Это в ней говорит ирландская кровь. Мы, ирландцы, либо поэты, либо воины. У О’Харли есть что-то от тех и от других.

— С нетерпением жду момента, когда познакомлюсь со всей вашей семьей.

«А они все захотят посмотреть на тебя, — подумал Фрэнк.

— Скажи мне Квин, — начал он дружеским тоном, — собираешься ли ты… э… присматривать за Шантел, если можно так выразиться, и после того, как все проблемы будут решены?

Квин внимательно посмотрел на человека, стоявшего перед ним. И ему показалось, что надо сказать ему правду.

— Да. Понравится ли ей это или нет.

Фрэнк коротко хохотнул:

— Тогда давай выпьем еще по одной.

— Мама, зачем ты это делаешь?

Молли О’Харли аккуратно сложила белый шелковый жакет.

— А зачем звать горничную? — Молли много лет паковала вещи Шантел и научилась делать это превосходно.

— Это ее работа.

Но Молли жестом отмела возражения дочери:

— Мне всегда казалось, что горничным и дворецким ничего невозможно объяснить.

Шантел посмотрела на чемодан и стопки одежды, которые надо было в него уложить. Она провела первые двадцать лет своей жизни, укладывая вещи в чемоданы, а потом вынимая их оттуда. Когда у нее появилась прислуга, она перестала это делать. Из принципа. Но ей никогда не удавалось переспорить свою мать. И Шантел начала тщательно отбирать туалетные принадлежности.

— Жаль, что нам редко удавалось побыть вместе за последние дни.

— Не говори глупости! — Проворная и практичная, Молли зашуршала упаковочными пакетами. — У тебя съемки. Мы с отцом и не ожидали, что ты будешь нас развлекать.

— Мне показалось, что папе очень понравилось на съемках.

Издав смешок, Молли посмотрела на нее. Она была красивой, ухоженной женщиной, которой удавалось выглядеть лет на десять моложе своего возраста с минимальными затратами. Глядя на мать, Шантел подумала, что суматошная жизнь ее родителей сказалась на Молли не менее благотворно, чем на Фрэнке.

— Да, понравилось. Но я все-таки думаю, что ему не надо было спорить с режиссером, как лучше снять ту сцену.

— Мэри обладает… чувством юмора.

— Это очень хорошо.

Несколько минут они молча собирали вещи.

— Шантел, мы о тебе беспокоимся.

— Мам, вот этого как раз и не надо делать.

— Но мы тебя любим. А нельзя же любить человека и не беспокоиться о нем.

— Я знаю. — Шантел опустила флакон с туалетной водой в стеганую дорожную сумку. — Именно поэтому я и не стала сообщать вам об этом деле. Вам и так пришлось поволноваться, когда я росла.

— Неужели ты думаешь, что родители перестанут волноваться о своем ребенке после того, как ему исполнится двадцать один?

— Нет, я так не думаю. — Шантел улыбнулась и уложила кисточки для пудры и румян в предназначенный для них футляр. Но мне кажется, что после этого можно уже волноваться поменьше.

— Могу сказать только одно: придет время, когда ты сама поймешь, что это невозможно.

Шантел снова ощутила знакомое беспокойство. Она сдвинула брови, пытаясь проигнорировать его.

— Об этом я ничего не знаю, — прошептала она, но я знаю другое — это мое дело, и оно не должно касаться моей семьи!

— То, что касается одного из нас, касается всех. Только так, и не иначе, — Молли произнесла это столь безапелляционно, что Шантел невольно улыбнулась.

— Сразу видно, что ты — ирландка.

— А что в этом плохого? — спросила Молли. — Мы с отцом думаем, что после свадьбы нам надо вернуться сюда.

— Сюда? — Шантел престала складывать вещи и в изумлении посмотрела на мать.

— Зачем? У вас ведь представление в Нью-Хэмишире.

Молли сложила по стрелкам полотняные брюки и сказала, слегка улыбнувшись:

— Шантел, мы с твоим отцом гастролируем уже больше тридцати пяти лет. Я думаю, что отмена одного представления нам не сильно повредит.

— Конечно. — Шантел уложила флаконы и тюбики, которые держала в руках, и обняла мать. — Не могу передать, как много для меня значит, когда вы приезжаете ко мне. Но чем вы сможете помочь?

— Мы будем рядом с тобой.

— Вряд ли вам это удастся, мам. Я еще несколько недель занята на съемках. Вы убедились за последние несколько дней, как редко я бываю дома. А я буду изводить себя мыслями о том, что вам приходится сидеть дома и бить баклуши, в то время как ваша работа стоит.

— Как можно сидеть дома, когда можно купаться в бассейне?

Губы Шантел растянулись в улыбке, но она покачала головой:

— Я знаю, что вас хватит всего на сорок восемь часов. Ну, посуди сама, мама. Если вы останетесь здесь, мне придется нервничать, потому что вы будете беспокоиться обо мне. Папа доведет прислугу до безумия, а меня не будет рядом, чтобы полюбоваться на это.

— Я сообщу Фрэнку о твоих опасениях. — Вздохнув, Молли дотронулась до волос Шантел. — Знаешь, я всегда больше всего волновалась за тебя.

— Догадываюсь, что на это были причины.

— Ты делала то, должна была делать. Трейса тоже ждала своя дорога, какой бы она ни была. Твой отец отказывается это понимать, но это было видно с той самой поры, как Трейс научился ходить. Каким-то образом я всегда чувствовала, что у Эбби и Мадди все будет в порядке, даже тогда, когда Эбби проходила через кошмар своего первого брака, а Мадди пыталась сделать карьеру танцовщицы. Но ты… — Молли погладила дочь по щеке. — Я всегда боялась, что ты упустишь то, что лежит под рукой, потому что ты всегда заглядывала далеко вперед. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Шантел.

— Я счастлива. Правда, счастлива, мама. За последние недели, несмотря на все свои проблемы, я кое-кого нашла… Квина. — Шантел сделала нетерпеливый жест и подошла к окну. — Все хорошо видят, какие чувства я испытываю к нему, только он этого не замечает.

У Молли сложилось свое собственное мнение о Квине Доране. Он не простой человек и не всегда будет мягким с ее дочерью, но Шантел и не нужен мягкий по характеру мужчина, которым легко управлять. Ей нужен такой человек, который заставит ее побегать.

— Мужчины часто бывают такими толстокожими, — заметила Молли. Уж она-то очень хорошо знала, какими толстокожими бывают мужчины! А ты возьми и признайся ему сама.

— Ну уж нет! — Шантел повернулась к окну и оперлась ладонями о подоконник. — Еще рано. Пусть это звучит глупо, но я хочу… я хочу, чтобы он меня уважал. Уважал, — повторила она, — как женщину. Мне надо убедиться, что я для него не очередная дамочка, с которой он решил провести время.

— Шантел, пора бы уж тебе забыть о Дастине Прайсе.

— Ты права. — В ее голосе прозвучал гнев. Ей удалось сдержаться только потому, что глаза матери не отрываясь смотрели на нее. — Давно пора. Но забыть его не так-то просто.

— Забыть это невозможно. Но нельзя построить свою жизнь на таком шатком основании. Ты говорила о нем Квину?

— Нет, я не могу. Мама, у меня и так сейчас слишком много проблем, зачем еще усложнять себе жизнь? Прошло уже почти семь лет.

— А ты доверяешь Квину?

— Да.

— Ты боишься, что он не поймет тебя?

Шантел на мгновение прижала пальцы к глазам.

— Если бы я была уверена, что он меня любит, уверена в серьезности наших отношений, я бы ему все рассказала, даже о Прайсе.