– Ты обещал сходить за едой, – напомнила она.

– А ты позвонила?

– Будет готово через пять минут, – сказала Симоне и дала ему свой кошелек. – Ты ведь знаешь, где тайский ресторанчик?

– Нет, – вздохнул Беньямин.

– Иди прямо, не сворачивай.

– Ну хватит.

– Слушай, что мама говорит, – вмешался Эрик.

– Схожу куплю еды на углу, ничего не случится, – сказал Беньямин и пошел одеваться.

Симоне и Эрик улыбнулись друг другу, услышав, как закрылась входная дверь и быстрые шаги застучали вниз по лестнице.

Эрик достал из буфета три стакана, поставил их, взял руку Симоне и прижал к своей щеке.

– Пойдем в спальню? – спросила она.

У него был смущенно-счастливый вид, когда зазвонил телефон.

– Не бери трубку, – попросил он.

– Это может быть Беньямин, – ответила Симоне и поднесла трубку к уху. – Симоне.

Никто не ответил, только что-то мелко пощелкивало, как будто расстегивали молнию.

– Алло?

Она поставила телефон назад на подставку.

– Никого? – спросил Эрик.

Симоне показалось, что он разволновался. Подошел к окну, выглянул на улицу. У Симоне в ушах снова зазвучал голос той женщины, которая ответила, когда она набрала номер, и которая звонила Эрику утром. “Эрик, перестань”, – сказала она смеясь. Перестань – что? Шарить у нее под одеждой, сосать ее грудь, задирать юбку.

– Позвони Беньямину, – сказал Эрик напряженно.

– Зачем…

Симоне взяла телефон, и он тут же зазвонил.

– Алло?

Никто не ответил. Симоне нажала “отбой” и набрала номер Беньямина.

– Занято.

– Я его не вижу, – сказал Эрик.

– Пойти за ним?

– Пожалуй.

– Он на меня разозлится, – улыбнулась Симоне.

– Тогда я пойду, – решил Эрик и вышел в прихожую.

Он снял куртку с вешалки. Тут дверь открылась, и вошел Беньямин. Эрик повесил куртку на место и взял у сына пышущий жаром пакет с картонными коробками.

Они сидели перед телевизором, смотрели кино и ели прямо из коробочек. Беньямина смешили реплики героев. Симоне и Эрик довольно улыбались друг другу как когда-то, когда их сын был маленьким и хохотал над детскими передачами. Эрик положил руку на колено Симоне; она накрыла его руку своей и сжала пальцы.

Актер Брюс Уиллис лежал на спине, вытирая кровь с губ. Снова зазвонил телефон. Эрик отставил еду и поднялся с дивана. Вышел в прихожую и как можно спокойнее сказал в трубку:

– Эрик Мария Барк.

Никто не ответил, только что-то пощелкивало.

– Ну хватит, – рассердился он.

– Эрик?

Это был голос Даниэллы.

– Эрик, это ты? – спросила она.

– Мы ужинаем.

Он услышал, как часто она дышит.

– Что он хотел? – спросила она.

– Да кто?

– Юсеф.

– Юсеф Эк?

– Он ничего не сказал? – повторила Даниэлла.

– Когда?

– Сейчас… по телефону.

Эрик бросил взгляд на дверь гостиной. Симоне и Беньямин смотрят кино. Он подумал о семье из Тумбы. Маленькая девочка, мама и папа. Дикая ярость нападавшего.

– Почему ты думаешь, что он звонил мне? – спросил Эрик.

Даниэлла кашлянула.

– Он, наверное, уговорил медсестру дать ему телефон. Я спрашивала телефонистку, она соединяла его с тобой.

– Ты уверена?

– Юсеф кричал, когда я вошла, он выдернул катетер, я дала ему алпразолам, но прежде чем уснуть, он много чего наговорил.

– Что? Что он сказал?

Эрик услышал, как Даниэлла сглотнула. Ее голос прозвучал устало:

– Сказал, что ты трахнул ему мозги. Чтобы ты забыл про его сестру, если не хочешь быть покойником. Несколько раз повторил: можешь считать, что ты покойник.

Вечер вторника, восьмое декабря

Через три часа Йона отвез Эвелин в следственный изолятор тюрьмы Крунуберг. Девушку поместили в маленькую камеру с холодными стенами и горизонтальными решетками на запотевших окнах. Из нержавеющей раковины в углу пованивало рвотой. Когда Йона уходил из камеры, Эвелин стояла у привинченной к стене койки с зеленым матрасом и удивленно смотрела на него.

После задержания у прокурора есть всего двенадцать часов, чтобы принять решение: оставить задержанную в камере или отпустить. Если принять решение о задержании, это даст отсрочку до двенадцати часов третьего дня, а потом надо будет передать постановление об аресте в суд и требовать ареста задержанной. Иначе задержанную придется освободить. Заключить девушку под стражу можно было либо с формулировкой “по подозрению на веских основаниях”[8], либо как “обоснованно подозреваемую”. Последнее означало еще более высокую степень подозрения.

Сейчас комиссар шел назад по белому блестящему линолеуму тюремного коридора мимо буро-зеленых дверей камер. Отражение комиссара мелькало в металлических пластинах возле ручек и замков. У каждой двери на полу стояли белые термосы. Красные знаки на шкафчиках с огнетушителями. Тележка с белым тюком белья и зеленым мусорным пакетом стояла возле стола дежурного.

Йона остановился, обменялся парой слов с куратором из Комитета по оказанию поддержки и пошел дальше в женское отделение.

Перед одной из пяти комнат для допросов стоял Йенс Сванейельм, новый главный прокурор региона Стокгольма. На вид ему едва можно дать двадцать лет, хотя на самом деле прокурору уже исполнилось сорок. Было что-то мальчишеское во взгляде, что-то детское в округлости щек, от чего казалось, что прокурору никогда в жизни не случалось пережить потрясение.

– Эвелин Эк, – помедлив, начал Йенс. – Это она заставила младшего брата перебить всю семью?

– Именно так сказал Юсеф, когда…

– Признания Юсефа Эка, сделанные под гипнозом, использовать нельзя, – перебил Йенс. – Это противоречит и праву хранить молчание, и праву не брать на себя вину.

– Понимаю. Хотя это не был допрос, его ни в чем не подозревали.

Йенс взглянул на свой мобильный телефон и сказал:

– Достаточно того, что разговор зашел о вещах, которые в рамках предварительного расследования могут рассматриваться как допрос.

– Я сознаю это, но у меня была другая цель.

– Я так и предполагал, но…

Он замолчал и покосился на Йону, словно ожидая чего-то.

– Все равно я скоро узнаю, что случилось, – заявил комиссар.

– Неплохо звучит, – с довольным видом кивнул Йенс. – Когда я принимал дела от Аниты Нидель, она сказала мне: если Йона Линна обещает докопаться до правды, то он, будь уверен, докопается.

– Иногда у нас бывали стычки.

– Она на это намекнула.

– Так я начну? – спросил комиссар.

– Ты руководишь предварительным расследованием, но…

Сванейельм почесал в ухе и буркнул, что ему не нужны идеи, резюме допроса и неясности.

– Я всегда провожу допрос с глазу на глаз, если есть возможность, – сказал Йона.

– Тогда, наверное, свидетель допроса не нужен. Здесь – не нужен.

– Я так и подумал.

– Это будет допрос только для сведения Эвелин Эк, – со значением произнес Йенс.

– Хочешь, чтобы я сообщил ей, что ее подозревают в совершении преступления? – спросил Йона.

– Решай сам. Но часики тикают, у тебя осталось не так много времени.

Йона постучал и вошел в печальную комнату для допросов. Жалюзи на забранных решеткой окнах опущены. Эвелин Эк сидела на стуле. Было видно, как у нее напряжены плечи. Непроницаемое лицо, челюсти сжаты, взгляд уперся в стол, руки скрещены на груди.

– Здравствуйте, Эвелин.

Она торопливо-испуганно взглянула на него. Комиссар сел напротив нее. Девушка была такой же красивой, как брат – простые, но симметричные черты лица. Русые волосы, умные глаза. Такие лица поначалу кажутся невзрачными, но чем дольше на них смотришь, тем они красивее.

– По-моему, нам надо поговорить, – сказал он. – Как вы думаете?

Девушка пожала плечами.

– Когда вы в последний раз видели Юсефа?

– Не помню.

– Вчера?

– Нет, – удивленно ответила она.

– Сколько дней назад?