Аристотель подошел к стеклу настолько близко, что она удивилась, как Рен не может увидеть его.

– На протяжении всей его жизни я считал это уродством. Я понятия не имел, что, когда он достигнет половой зрелости, это окажется даром. Видишь ли, как правило, наш вид может принимать только два обличия. Человека и, соответственно, того зверя, в виде которого мы родились. Другого выбора нет. Но Рен… он особенный. Он может быть тигардом, в обличии которого родился…

– Или тигром. Я видела его таким.

Аристотель кивнул.

– И еще он может быть барсом. Снежным или обычным. Днем или ночью. Он не связан теми законами, которым должны подчиняться все остальные. Он обладает невероятным даром. Я слышал мифы о таких созданиях. Но подобно небылицам о единорогах, я думал, что все это бред собачий. Пока не увидел его.

Он снова посмотрел на Рена, который начал дрожать.

– В его возрасте он не должен принимать облик человека, пока не стемнеет. Катагарцам очень сложно быть людьми при свете дня. У меня есть преимущество, так как моя мать была человеком. Я способен сохранять этот облик дольше, чем остальные из моего вида. Для Рена же принимать форму человека при свете дня и в возрасте двадцати пяти лет просто невероятно.

У Маргариты сердце кровью обливалось, когда она наблюдала, как Рен сражается с каким-то невидимым врагом.

– Мы должны помочь ему. Он выглядит так, будто ему больно.

Отец Рена покачал головой.

– Мы не можем ничего сделать.

– Но…

– Смотри и увидишь.

Он оставил ее одну в смотровой комнате и зашел в комнату Рена.

Стоило Рену услышать, как поворачивается дверная ручка, он сразу же принял облик тигарда. Увидев входящего к нему отца, он тихо и гортанно зарычал.

– Спокойно, Рен, – произнес его отец, приседая на корточки. – Иди сюда.

Рен попятился, с опаской следя за Аристотелем.

Он чуть приблизился к Рену, но тот продолжал пятиться в угол. Когда отец потянулся к нему, Рен оцарапал его своими когтями.

Аристотель отпрянул.

Мэгги увидела на его лице разочарование. Чем ближе он пытался приблизиться к сыну, тем дальше Рен от него отодвигался.

Через несколько минут он ушел.

Мэгги наблюдала, как Рен перевоплотился обратно в человека. Он пытался удержаться на ногах, но почему-то его колени подкосились.

Аристотель присоединился к ней.

– Что с ним происходит?

– Он не знает, как ходить и разговаривать в облике человека. Сейчас он как грудной ребенок. Всему, чему ты научилась в дошкольном возрасте, он учится лишь подростком. Если бы он доверился мне, его было бы легче обучить. Но боюсь, что мы слишком долго продержали его одного. Он дикий и набросится на любого, кто войдет в его комнату.

Маргарита так сильно хотела пойти к нему, что это причиняло ей боль. Но она знала, что не может – это могло изменить их будущее, а это последнее, чего она хотела бы.

– Мэгги, не окажешь ли мне одолжение?

Она понятия не имела, что Аристотель может у нее попросить, поэтому неуверенно ответила:

– Думаю да.

– Передай Рену, что если бы я мог изменить прошлое, то держал бы его рядом с собой, а не запирал одного.

От таких слов Аристотеля и трагедии его отношений с сыном, сердце Мэгги болезненно защемило.

– Похоже, это очень жестоко, иметь возможность путешествовать во времени, и не управлять им.

Он согласился.

– Да, жестоко. Вот почему многие из нас этим не занимаются. Слишком большой соблазн что-то исправить, но каждая попытка…

– Оборачивается для вас еще большими неприятностями.

Аристотель кивнул.

Маргарита наблюдала, как Рен прополз по полу в угол, помогая себе руками. Все его тело содрогалось, пока он пытался произнести что-то похожее на слова. Он так сильно напомнил ей того Рена, которого она встретила в Санктуарии.

Замкнутый и одинокий. Испытывающий боль.

Желающий чего-то, что как он думал, ему не дозволено иметь.

Но мужчина, которого она знала теперь… был совершенно другим. Рен постепенно начинал действовать самостоятельно, и она надеялась, что в этом хоть немного есть ее заслуга.

Аристотель печально вздохнул, наблюдая за внутренней борьбой Рена.

– Надеюсь, ты никогда не узнаешь, на что это похоже, – наблюдать за собственным ребенком и знать, что причина его страданий – ты сам. Я вспоминаю свое детство, как моя мать кувыркалась со мной на земле и играла. Ее не волновало то, что я был животным, а она человеком. Она любила меня несмотря ни на что. Так же, как любила моего отца. Ты, наверное, думаешь, что у нас с Реном должны были быть такие же отношения. Но теперь… теперь нет времени для извинений.

– Думаю, Вы ошибаетесь. Я знаю Рена и знаю, что Вы делали, пока он был здесь… думаю, это помогло больше, чем вам обоим кажется.

Аристотель посмотрел на нее с признательностью во взгляде.

– Я должен убедиться, что после моей смерти у него будет то будущее, которое и должно быть. Но вначале я хочу подарить ему кое-что.

– И что это?

– Будущее, которое он заслуживает.

Эйми глубоко вздохнула, входя в дом Пельтье через заднюю дверь. Это последнее место на земле, где она хотела бы находиться, но медведица, как никто другой, понимала причину, по которой обязана была вернуться.

Иначе ее семья убьет Фанга и весь его клан.

Мысленно подготовившись к тому, что последует дальше, Эйми вошла в дом, закрыла дверь и направилась к лестнице.

Как только она подошла к столу в холле из дверей, ведущих в кухню, вышел ее брат Дев. Когда он заметил ее, на долю секунды в его глазах вспыхнул проблеск облегчения, который затем поглотила волна гнева.

– Значит, ты вернулась.

– Это – мой дом.

Дев усмехнулся.

– Будь я на твоем месте, поискал бы другой.

Она напряглась от холодности, звучавшей в его голосе.

– Меня прогнали?

– Тебя предупреждали. Ты выбрала неправильную сторону.

– Оставь нас.

Эйми посмотрела вверх, откуда донесся властный голос матери. Maman стояла на верху лестницы, свирепо уставившись на них. Дев покачал головой Эйми, прежде чем вернуться на кухню.

Она перенеслась в то место, где стояла мать.

– Даже не думай о том, чтобы ударить меня, maman. Я не в том настроении. И на этот раз я дам сдачи.

Мать, прищурившись, пристально посмотрела на нее.

– Ты пожертвуешь всеми нами ради этого сироты-гибрида, не имеющего клана?

– Никогда. Но я не останусь в стороне и не буду наблюдать за тем, как невиновного приговаривают к смерти. Maman, разве ты не видишь, что всё сказанное – ложь? Я знаю Рена. И разговаривала с ним. Он ни для кого не представляет угрозы, кроме разве что самого себя.

Но лицо матери, тем не менее, оставалось злым и бесстрастным. Ее родных, а особенно мать, нельзя было назвать глупыми. Эйми не сомневалась, что и мать, и отец знали о ее добровольном желании покинуть дом вместе с Фангом.

– Ты предала всех нас.

Эйми вздохнула.

– Если поступить правильно – это предательство, то да, полагаю, что я так и поступила. Итак, maman, что ты собираешься сейчас предпринять? Убить меня?

Мать свирепо зарычала на нее, но Эйми не дрогнула.

Воздух вокруг них накалился за секунду до того, как что-то разбилось в комнате Рена.

Ло поспешила туда, и Эйми последовала за матерью. Когда Николетта распахнула дверь, Эйми почти ожидала увидеть там Рена.

Она могла сказать, судя по запаху, что находившийся в комнате блондин – тигр, но Реном мужчина не являлся.

– Что ты здесь делаешь, Зак? – спросила ее мать нежданного гостя.

Тигр скривил рот, открывая ящик комода.

– Ублюдок сбежал. Мне нужна какая-нибудь вещь с его запахом, чтобы передать Страти.

Эйми изогнула бровь, услышав это. Страти считались элитой Катагарских солдат; их тщательно тренировали охотиться и убивать. Ее братья Зар и Дев вместе с отцом входили в число бойцов Страти.

– Ты ничего отсюда не возьмешь, – к удивлению Эйми заявила Николетта. – Убирайся из моего дома.