Впрочем, немного погодя Екатерина, мило улыбаясь, прибавила:

– Но это самый крайний случай, разумеется. А до тех пор мы подумаем вместе, как расстроить свадьбу, в результате которой ваш муж станет родственником Гизов.

– И я уверена, мы придумаем что-нибудь стоящее, – заверила ее Жанна. – И потом, я еще жива и не собираюсь давать развода Антуану.

– Вот и отлично. Вы не торопитесь вернуться в Беарн? Тогда поживите у меня. Нам с вами есть о чем поговорить. А сейчас… хотите отдохнуть? Я тоже. Пойдемте вниз, посмотрим, как развлекаются наши дети.

В одном из кабинетов Лувра за столом, покрытым красным сукном, сидела королева-мать Екатерина Медичи, по левую руку от нее – ее приемная дочь Диана Французская. Екатерина, – в своих обычных черных одеяниях с гофрированным воротником вокруг шеи, Диана – во всем белом. Резкий контраст, хотя и не слишком велика разница в годах: сорок три года и двадцать четыре.

– Так что же маркиза де Водрейль? – спросила Екатерина, продолжая начатый ранее разговор.

– О, она не вынесла этого удара и отреклась от всего мирского, посвятив себя служению Богу, – ответила Диана.

– В самом деле? Ай да Бурбон, переменчив, как весенняя погода!

– С маркизой у него не было ничего серьезного, да и продолжался их роман лишь до очередного его похода.

– Значит, бедная Водрейль не сумела дождаться своего возлюбленного. А когда он вернулся, то…

– …застал ее, как говорят, на месте преступления. Соперника он тут же зарезал, как ягненка, а неверную избил так, что она целый месяц не выходила из дому. Представляю, какою была бы его месть, окажись на месте маркизы законная супруга.

– Нет, нет, Диана, это исключено! Королева Наваррская – особа строгих правил и вовсе не падкая до любовных интрижек с чужими мужчинами.

– Кстати, Ваше Величество, зачем она явилась в Сен-Жермен? Говорят, Антуан Бурбонский тут же отправился со своей армией куда-то на север, чтобы только не встречаться с ней.

– Она приехала, побуждаемая муками ревности, – не моргнув глазом, ответила королева-мать. – Почему ты об этом спрашиваешь, Диана?

– При дворе судачат, будто Антуан Бурбонский собирается жениться.

– Жениться? – Екатерина Медичи изобразила безграничное удивление. – На ком же?

– Неизвестно, но госпожа де Мансо, с которой я встречалась недавно, заверила меня, что Гизы хотят женить его на какой-то своей родственнице.

– В самом деле? Для чего же?

– Ах, Ваше Величество, для вас ведь не секрет, что Гизы мечтают о троне французских королей, а поскольку ветвь Бурбонов – ближайшая к Валуа, они и хотят взять к себе в дом Антуана.

– Им еще долго придется ждать, – с оттенком ненависти проговорила королева-мать. – На престол взошел Карл, но у него еще два брата. Династия Валуа не скоро закончится, я надеюсь дождаться еще и внуков…

– Дай-то Бог, мадам, ведь по отцу я тоже Валуа.

– Постойте, Диана, а как же его супруга, королева Наваррская? Ведь их брак никто не расторгал.

– Ах, мадам, вам прекрасно известно, насколько сильны Гизы.

– Не преувеличивай, дочь моя. Я лишь знаю, что наш дражайший кардинал собирался наследовать Павлу IV, но тут…

– …но тут, мадам, конклав единодушно избрал папой Пия IV из вашего рода Медичи.

Екатерина кивнула.

– И тем не менее, – продолжала Диана, – я уверена, Гизы найдут подход к новому папе.

– Значит, вы полагаете, позиции Гизов еще очень сильны?

– Разумеется, ведь Карл Лотарингский является главой святой церкви Франции, а если бы на троне сидели Гизы, в Ватикане избрали бы другого папу – из рода неаполитанских герцогов Феррарских или Караффа. Ибо не секрет, что своим величием и существованием вообще папы обязаны больше всего королям Франции, в частности, Пипину Короткому[37] и Карлу Великому, – улыбнулась Диана.

Это было правдой, и мадам Екатерина это знала.

– Кстати, – спросила она немного погодя, – а где нынче Гиз? Вам, как жене маршала и снохе коннетабля, думаю, это известно.

– Помнится, с месяц тому назад он отправился во главе своих солдат в Эльзас. Кажется, там произошли крестьянские волнения, и ему пришлось их усмирять. А где он сейчас, надо спросить об этом у мужа.

В эту минуту доложили о визите коннетабля Анна де Монморанси.

– Просите, – сказала королева-мать и повернулась к Диане. – Очень кстати, спросим об этом у вашего свекра. Ах, Диана, верите ли, как отдохнула я в разговоре с вами от скучных политических дел, ежедневно донимающих меня. Честное слово, я почувствовала себя лет на двадцать моложе. Как жаль, что наши беседы случаются так редко.

В кабинет вошел коннетабль, бывший воин двух королей, Франциска и Генриха. Он был одет в темно-серый плащ с серебристыми полосами снизу вверх, подбитый со всех сторон мехом горностая; голова его покоилась, как на блюдце, в белых брыжах, на груди висел орден Золотого Руна. Ему было семьдесят лет, но выглядел он все еще молодцевато.

– Мне уйти? – негромко спросила Диана де Франс.

– Вовсе незачем, – так же тихо ответила королева-мать. – Вы родственники, и вряд ли он собирается сообщить нечто, что не предназначалось бы для ушей дочери короля герцогини Ангулемской.

Коннетабль подошел и сдержанно поклонился обеим дамам:

– Ваше величество… мадам герцогиня…

– Присаживайтесь, Монморанси, – указала Екатерина жестом на одно из кресел за столом. – Ни к чему дворцовые этикеты, это нам надлежит стоять перед вами, храбрым полководцем, отдавшим столько сил и умения для блага отечества.

– О, Ваше Величество, – скромно ответил коннетабль, не понимая, куда клонит королева-мать, – заслуги мои не столь уж велики, как вам кажется. Я солдат, и радеть о благе отчизны – мой долг, как, впрочем, и долг каждого христианина и верного сына Франции.

Екатерина не сводила с него прямого взгляда. Каждый, кому удалось бы в эту минуту прочесть ее мысли, без труда увидел бы в этом взгляде насмешку и осуждение одновременно.

– Полноте, коннетабль, ваша фигура при дворе Генриха II была далеко не последней, и вам это хорошо известно. Вспомните-ка, какую роль вы играли в дуэте с Дианой де Пуатье при моем покойном муже. Вы были так горды своим положением, а ваши отношения с мадам Валантинуа были настолько хороши, что вы даже и не замечали свою королеву.

– О мадам, – пробормотал коннетабль, начиная краснеть, – поверьте, я всегда искренне любил и глубоко уважал свою королеву; я старался по мере сил служить верой и правдой Вашему Величеству…

– Вы служили королю, Монморанси… И его фаворитке. Разве не так?

Коннетабль отвел взгляд, засопел и побагровел еще больше. Он не ожидал такого разговора, хотя боялся его с тех пор, как Екатерина стала полноправной правительницей государства.

Екатерина продолжала атаку, следуя давно задуманному хитрому расчету. В своей борьбе против Гизов она делала ставку на дом Монморанси как оппозицию принцам Лотарингского дома: поскольку герцог Гиз стоял неизмеримо выше Жанны д’Альбре, а потому представлял большую опасность для престола, коннетабль Монморанси являлся своего рода балансирующим звеном между двумя партиями. Одновременно Екатерина Медичи не желала чересчур приближать его к себе. Этим сегодняшним выпадом она недвусмысленно давала понять Монморанси о его не слишком высокой роли при ее особе и о том, чтобы он не строил никаких планов, способствующих возвышению его семейства над остальными домами высшей аристократии, как это было при покойном короле Генрихе. Вот почему она попросила Диану остаться.

– Мне бы хотелось, – сказала Екатерина напоследок, – чтобы вы не забывали: времена Генриха II ушли безвозвратно.

– Да, Ваше Величество, – пробормотал Анн де Монморанси.

– А также о том, что отныне вам надлежит служить мне столь же усердно, как и моей бывшей сопернице, любовнице моего мужа Диане де Пуатье, герцогине де Валантинуа. Вашей матери, Диана, – добавила она беззлобно.