Столь же успешно действовали израильтяне и в последовавшей затем «войне на истощение». В историю вошел знаменитый десант 26 декабря 1969 года, когда спецназовцы захватили и вывезли на вертолетах S-65 из глубокого египетского тыла секретную советскую станцию ПВО.

Именно в арабо-израильском конфликте 60—70-х годов прошла апробацию и одобрение тактика ведения боевых действий на предельно малых высотах. Эффективность вертолетов побудила израильский Генштаб увеличить закупки винтокрылых машин, и ко времени «Войны Судного дня» 1973 года ВВС Израиля насчитывали в строю около сотни новейших американских и французских вертолетов. На них, помимо традиционных задач, возлагались принципиально новые: борьба с танками, огневая поддержка сухопутных войск и впервые радиоэлектронная борьба.

В октябре 1973 года в истории боевых вертолетов произошло важное событие: 18 израильских машин за один вылет уничтожили 90 египетских танков, не потеряв при этом ни одной. Теперь «вертушка» была однозначно признана главным врагом танка.

Немалым количеством вертолетов обладали и вооруженные силы противников Израиля. Однако до их использования в качестве ударного боевого средства дело не дошло. Полученные из СССР Ми-4, Ми-6 и Ми-8 преимущественно применялись для высадки воздушных десантов, снабжения войск и эвакуации сбитых летчиков. Милевские «четверки», а затем и «восьмерки» успешно работали в качестве транспортно-десантных средств и в индо-пакистанских пограничных инцидентах.

Боевые действия во Вьетнаме, на Ближнем Востоке и в Индостане продемонстрировали высокую надежность винтокрылых машин различного назначения. Эти масштабные маневры также подтвердили необходимость увеличить количество вертолетов в ВВС СССР, что, собственно, и было сделано: в начале 70-х годов заводы, ранее занимавшиеся строительством традиционной самолетной техники, стали выпускать вертолеты. В это же время в нашей стране, как и за рубежом, началась разработка специализированных боевых машин, а военные приступили к формированию первых аэромобильных частей и соединений — десантно-штурмовых батальонов и бригад. Однако оценить вертолет по-настоящему советские полководцы смогли только в небе над Афганистаном.

Вадим Михеев, доктор исторических, кандидат технических наук

Современные индейцы, живущие на озере Титикака, не испытывают недостатка внимания: их знаменитые тростниковые острова-селения привлекают толпы туристов. Однако стоит отъехать чуть подальше, в глубь озера, как начинаются «дикие острова», где обитают индейцы из племени урос, которые сберегли архаический уклад жизни своих предков.

Ежегодно утром четвертого ноября на пристани Пуно царит необычайное оживление, словно все население этого южноперуанского городка собралось здесь для встречи важной делегации. Толпа взволнованно гудит, взгляды устремлены в даль озера Титикака. Каждому хочется первым увидеть на горизонте долгожданный корабль. Полиции приходится даже оцепить пристань, чтобы расчистить место для приплывающих гостей.

Но вот на горизонте становится заметна точка, которая постепенно превращается в большую тростниковую лодку под парусом. Она причаливает к берегу, и первым по трапу сходит высокий индеец в красной мантии с золотым диском на шее, символизирующим его происхождение от бога Солнца Инти. Это — мифический основатель правящей династии инков и праотец всего инкского народа Манко Капак.

Люди в национальных костюмах, встречающие первого Инку, на минуту замирают в общей приветственной позе, почтительно сложив на груди руки. Вслед за самим мифологическим героем по трапу сходит его сестра-жена Мама Окльо, также в золотом головном уборе, но уже в форме полумесяца (это потому, что в божественной паре ей отводится «роль» Луны).

Затем барабанщики во главе пышной процессии возвещают всей округе о прибытии властителя, который, в свою очередь, величественно шествует за ними, окруженный придворными и жрецами. Замыкают «карнавал» воины, а также юные красавицы с чашами, полными яств. При этом широкий проспект Титикака, соединяющий порт с центральной площадью Армас, естественно, до отказа забит зрителями, медленно перемещающимися вслед за Манко Капаком до самого стадиона имени Энрике Торреса Белона, где после полудня начнутся народные гулянья с участием фольклорных коллективов из разных провинций страны.

Между прочим, горькая ирония судьбы заключается в том, что пышными церемониями в честь Инки жители Пуно отмечают годовщину основания своего города в 1668 году испанцами, которые как раз и погубили древнеперуанскую цивилизацию. Прошло уже почти пять веков с тех пор, как в 1532 году Конкиста уничтожила инкское государство Тауантинсуйу, а дух его все еще витает над страной. Вот почему гостиница здесь будет называться, например, «Кори Инти» — «Храмом Солнца», улица — Вилкамайо — «Священной Долиной», а в качестве главной местной достопримечательности вам предложат «Пука Пукару» — «Красную Крепость». В этой связи можно вспомнить и об общегеографических топонимах вроде реки Урубамбы или того же самого большого из высокогорных озер мира — Титикака. Все эти названия являются «говорящими» на языке кечуа, который, в свою очередь, очень мало изменился со времен Писарро. Нельзя сказать, что в Перу без него обойтись невозможно: для обычного общения вполне достаточно испанского. Но все же язык кечуа официально имеет статус государственного. И говорит на нем примерно половина населения: «прямые потомки» Манко Капаки (современные индейцы кечуа), многие представители аймара, второго по численности индейского народа Перу, а также небольшая, но загадочная по своему происхождению и этническому отношению к инкам группа, о которой пойдет речь дальше.

Бензин — гостя, идеи — урос

Вопрос о том, «откуда взялся» легендарный основатель правящего Дома, до сих пор вызывает научные дискуссии. Из инкских преданий следует, что он вышел то ли прямо из вод Титикаки, то ли родился в лучах божественного Инти на острове, ныне известном испанским названием Соль (опять-таки под именем Солнце). Конечно, спорить о чьем-либо сверхъестественном происхождении бессмысленно. Однако у историков есть сведения, что в Средневековье на острове Солнца жили не кечуа, а иной народ, урос (по-испански— «зубры», которые, к слову, в Америке никогда и не водились). Не логично ли предположить, что «солнечный» Манко Капак к нему и принадлежал?

Попытки обнаружить какие-нибудь подтверждения этой гипотезы в материальной культуре современных «зубров», очевидно, обречены на провал — слишком изменился образ жизни маленького народа. Однако он по-прежнему столь причудлив, что привлекает неизменное внимание приезжих. Урос известны своим умением плести плавучие плоты из высокого тростника тотора, который растет на мелководье. Из него же сооружаются и ветхие хижины, иногда по двадцать штук на одном гигантском плоту.

В наши дни на тростниковых островах, которые ежедневно посещают туристы, существует довольно развитая инфраструктура. Самый крупный из них «оснащен», например, почтой, сувенирной лавкой и краеведческим музеем. В то время как постоянное проживание индейцев на этих искусственных «землях» в XXI веке постепенно становится легендой: в основном колоритные «краснокожие» проводят здесь по нескольку часов в сутки специально, чтобы предстать перед любопытствующими. Большинство урос давно обзавелись собственными городскими домами со всеми удобствами и не чувствуют надобности «болтаться» на воде. И все же… Общая тенденция к новому не означает мгновенной гибели старого: вдали от «фирменных» маршрутов вроде бы еще остаются настоящие урос на настоящих островах. И автору этих строк довелось убедиться в этом. Вечером того же праздничного ноябрьского дня на пристани я случайно познакомился с одним из «настоящих» — неким Феликсом Коилой. А на следующее утро мы уже направились в его моторной лодке к тем самым отдаленным селениям. Бензин — за мой счет, но раскошелился я с готовностью (на веслах добираться до ближайшего острова пришлось бы как минимум пять часов). Всю дорогу слегка моросило, словно погода специально ждала окончания праздника с тем, чтобы начать сезон дождей, который продлится с ноября по апрель. А Феликс, видя мое недовольство, дул на небо, чтобы разогнать тучи.