«Звони, — сказал он. — Можешь сослаться на меня».

Ещё я попросил у него её фотографию. Ту самую, с выставки, только маленькую — если есть. Конечно, фотография была, и он дал мне её. «На стол поставишь», — улыбнулся Фотограф.

В тот же день я вернулся домой и набрал её номер. Никто не взял трубку. Я подумал, что позвоню позже.

На следующий день я дозвонился. Трубку поднял мужчина.

«Здравствуйте, я хотел бы поговорить с Мэрилин», — сказал я. Я забыл упомянуть её имя: конечно же, Фотограф назвал мне его. Мэрилин Рихтнайт. Наверное, в честь Мэрилин Монро, подумал тогда я.

Мужчина сказал, что никаких Мэрилин по этому телефону нет. Мы сверили телефоны: я продиктовал ему тот, который набирал. Он уверил меня, что набрал я верно, но номер — неправильный. Я извинился и позвонил Фотографу. Была суббота, до понедельника я бы не дотерпел. Фотограф сказал: «Сейчас уточню». Он уточнил. Всё было верно. Он продиктовал мне именно тот номер, который был записан у него в блокноте, и я не ошибся ни в одной цифре.

Поэтому вечером того же дня я купил букет цветов и отправился к ней домой. Наверное, я влюбился в ту фотографию, в её глаза, в её волосы.

Консьерж не обратил на меня внимания, и я спокойно поднялся на третий этаж. На этаже было девять квартир: с тридцатой по тридцать восьмую. Тридцать девятой квартиры, указанной в адресе, в этом доме просто не было. На четвёртом этаже отсчёт начинался с сороковой квартиры.

Я спустился вниз и поговорил с консьержем. Он уверил меня, что тридцать девятого номера в доме не было никогда. Десять долларов, исчезнувших в его кармане, позволили мне заглянуть в список жильцов. Мэрилин Рихтнайт нигде не значилась. Ещё десять долларов напрягли его память. Девушка с таким именем или фамилией никогда не жила в этом доме. Я показал ему фото. Он не узнал её: она и в самом деле никогда тут не появлялась.

В понедельник начиналась последняя неделя моей работы у Фотографа. У меня тогда не было других дел, хотя поступило несколько предложений, которые я обдумывал.

Я рассказал Фотографу о своих поисках. Он удивился. Он поклялся мне, что не врал. Он показал мне блокнот, в котором был записан её телефон и адрес. Он дал мне адрес редакции, где она работала. Он сказал, что у него где-то есть номер газеты, в котором напечатан её материал.

В редакции девушка по имени Мэрилин не работала. Никогда.

Тем не менее я продолжал верить Фотографу по нескольким причинам. Во-первых, не было никакого смысла мне врать, тем более так явно. Во-вторых, на его лице читалось недоумение, которое практически невозможно сыграть. Он и в самом деле был поражён сложившимися обстоятельствами. Возможно, он бы и поверил, что Мэрилин назвала ему неправильное имя, что соврала насчёт адреса и работы. Но он звонил ей по этому номеру телефона. Даже если она успела его с тех пор сменить, у него точно был номер газеты.

Он нашёл этот номер в завалах барахла в комнате, которую называл кабинетом. Там он занимался, в основном, бумажной работой: оформлением документов для организации выставок и так далее. Мы вместе с ним пролистали всю газету. Ни там, где он показывал, ни где-либо в другом месте статей, подписанных «Мэрилин Рихтнайт», не было.

Тогда я снова пошёл на выставку.

Она была там: на этих фотографиях. Её потрясающее лицо по-прежнему встречало удивлённым выражением чёрных глаз. «Карих», — говорил Фотограф. На цветной фотографии было видно, что у неё карие глаза. Хотя я уже не верил в его правоту, потому что он на самом деле ничего о ней не знал, кроме того, что она приходила к нему в студию и фотографировалась.

«А те люди — на фотографиях?» — спросил я. «С ней?» — «Да».

Это были случайные статисты. Они появлялись и исчезали во всех массовых съёмках Фотографа. Он не знал их имён. В каждой его работе всегда было только одно центральное лицо. Или несколько центральных лиц. Остальные не играли никакой роли.

Тогда я сказал: «Дайте мне свой блокнот».

Он не отказался. Отдал. В этот день мы не снимали. В этот день я вернулся домой, сел на телефон и обзвонил всех предыдущих моделей Фотографа. Ни один номер не был правильным. Везде отвечали какие-то люди, которые не понимали, кто и зачем им звонит.

Тогда я набрал свой собственный номер. Вместо коротких гудков старческий голос продребезжал «Алло». И я положил трубку.

***

Интересно, откуда взялись фотографии Мэрилин из третьего зала? Те самые, где она снята в домашней обстановке, с друзьями, с родителями. Наверное, она их и принесла, когда пришла из ниоткуда. И оставила у него, когда вернулась в никуда.

Все модели Фотографа были красивы. Прекрасны. Она стала, по-моему, верхом его творчества. Верхом его фантазии, потому что это он придумал её. Он придумал её и снял, а когда она стала ему не нужна, когда все фотографии для выставки были готовы, он попрощался с ней, не зная, что подписывает ей приговор. Покинув в последний раз его студию, она ушла в небытие.

Я позвонил родителям. Незнакомый голос сообщил мне, что такие здесь не проживают. Я позвонил в модельное агентство. Оно ещё работало, несмотря на поздний час. Ни один человек с моей внешностью и именем никогда не был зарегистрирован в их базе данных. Потом я отключил мобильник и разбил его о пол, чтобы не было искушения включить его снова.

Он всё придумал. Он придумал мою биографию, все эти испытания, придумал мой телесный недостаток, придумал моих родителей и мою жену. Он сконструировал мою жизнь так, чтобы я получился правильным. Таким, каким он хотел меня видеть. Таким, каким я был ему нужен.

Отключить домашний телефон я, конечно, забыл. В трубке прозвучал его голос. Он сказал, что боится потерять меня, что он скоро приедет, главное, чтобы я сказал ему свой адрес. У меня нет адреса, подумал я. Когда он приедет, окажется, что по этому адресу проживают совсем другие люди. Или на этаже нет квартиры с таким номером. Мне даже не хочется проверять эту теорию: я уверен, что прав. Вы знаете, как это страшно: вмиг оказаться выдумкой, фантомом, игрушкой в чужих руках. Поэтому я ответил, что иду гулять в город. Сегодня какой-то праздник, кажется, потому что люди танцуют, играют, бегают по улицам и пускают фейерверки.

Копию этого рассказа я отправил ему, уже без этих, последних строк. Интересно, выдумает ли он ещё кого-нибудь после меня? Ведь теперь он знает, почему его модели настолько ему подходят, почему понимают его с полуслова.

Он не просто талантливый фотограф. Он — гений, каких ещё никогда не видывал свет.

Я печатаю эти листы в двух экземплярах. Один запечатываю в конверт и высылаю Фотографу. Второй дописываю и жду окончания. Если он не найдёт меня в толпе, значит, меня не существует. Ведь чтобы найти меня, ему не нужно звонить мне домой или приходить ко мне. С таким же успехом я могу находиться в его студии, в толпе на улицах Нью-Йорка, Берлина, Москвы или Парижа. Он может найти меня везде. Если он меня не находит, меня нет.

***

Фотограф проталкивается через скопление людей. «Лейка» 1954 года по-прежнему у него на груди. Он высматривает меня среди множества лиц, но безрезультатно. А если он всё же заметит меня, то тут же станет исступлённо щёлкать, пока не кончится плёнка.

Наверное, думаю я, он ищет не только меня. Он ищет Мэрилин. Он ищет того, кто был до неё.

Сидя здесь, в своей квартире, слушая крики толпы, я молюсь неизвестному богу, чтобы Фотограф меня нашёл.

О смерти Айрис мне сообщили всего несколько дней назад. Чёрт побери, я так и не успел ничего ей сказать. Ни слова. Я не знал ни о её новой депрессии, ни о работе над очередной книгой. Осень 2004 года оказалась очень холодной. Не в смысле температуры на улице. Просто холодной, каким бывает взгляд врага. Я видел такие взгляды во Вьетнаме.