7. ЗАЕМ, ЗАДОЛЖЕННОСТЬ, РОСТОВЩИЧЕСТВО

Рост потребностей в деньгах, который с XII в. затронул на Западе почти всех, выявил определенную нехватку монетной массы, находящейся в обращении, но прежде всего — недостаток наличных денег у людей средневековья. Одним из слоев населения, которые имели наибольшую задолженность, были, несомненно, крестьяне, поскольку продажа их продуктов — в основном дешевых, — ограниченная местными или региональными рынками, почти не приносила им монет, пока не получили развития, в основном с XIII в., так называемые «технические» культуры, такие, как вайда и конопля, не стали важней инструменты, из-за чего повысилась роль кузнеца, — от слова, обозначающего эту профессию, во время появления фамилий произошли многие патронимы, как Фавр, Февр, Лефевр во французском языке, Смит — в английском, Шмитт или Шмидт — в немецком, не считая языков, ставших ныне диалектами, как бретонский, где слово «кузнец» широко встречалось в его кельтском звучании — le goff.

Процентный заем между евреями и христианами 

Не вникая глубоко в вопрос крестьянских долгов, который трудно поддается детальному изучению, отметим, что, например, в Восточных Пиренеях в XIII в. кредиторами многих крестьян были евреи. Фактически рост спроса на деньги создал некоторым евреям состояние, хоть часто и более скромное, чем утверждала молва. Действительно, до самого XIII в. кредиторами были прежде всего, сообразно скромным потребностям того времени, монастыри, а потом, когда деньги стали использоваться в городе, роль заимодавцев в основном взяли на себя евреи, потому что, согласно Библии и Ветхому Завету, процитированным в начале книги, процентный заем был, во всяком случае теоретически, запрещен в отношениях между христианами, с одной стороны, между евреями — с другой, но разрешался в отношениях между евреями и христианами, и евреи, которых не допускали к сельскому хозяйству, нашли в некоторых городских ремеслах, как медицина, источник доходов, которые они могли увеличивать, ссужая неимущих городских христиан. Если в этом очерке о евреях говорится немного, то потому, что в тех частях Европы, где денежное обращение было наиболее интенсивным, евреи достаточно рано, в XII и тем более в XIII в., были вытеснены христианами и изгнаны из значительной части этой Европы — в 1290 г. из Англии, в 1306 г., а потом окончательно в 1394 г. — из Франции. Так что образ еврея как денежного воротилы порожден не столько реальностью — хотя мелкие заимодавцы-евреи существовали, — сколько измышлениями, предвестившими антисемитизм XIX в. ^[29]

Заем, естественно, сопровождался выплатой заимодавцу некоего процента. А ведь церковь запрещала кредитору-христианину брать такой процент с должника-христианина. Вот тексты, на которые чаще всего ссылались: «Mutuum date, nihil inde sperantes»(И взаймы давайте, не ожидая ничего) (Лк. 6:35); «Серебра твоего не отдавай ему в рост, и хлеба твоего не давай ему для прибыли» (Левит 25:37); «Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост» (Втор. 23:20). Декрет Грациана, который в XII в. лежал в основе канонического права, провозглашает: «Всё, чего требуют сверх основной суммы, — это ростовщичество» (Quicquid ultra sortent exigitur usura est).

Лучше всего позицию церкви в отношении к ростовщичеству в XIII в. выражает кодекс канонического права: ростовщичество — это всё, чего требуют в обмен на заём сверх самого ссуженного имущества; занятие ростовщичеством — смертный грех, запрещенный Ветхим и Новым Заветами; уже сама надежда получить обратно что-либо сверх самого имущества греховна; процент должен полностью возвращаться его настоящему владельцу; повышенные цены при торговле в кредит — скрытое ростовщичество.

Основные следствия такой доктрины:

1)  Ростовщичество порождается смертным грехом алчности ( avaritia). Другой смертный грех, порождаемый алчностью, — торговля духовными благами, которую называют симонией и которая значительно сократилась после проведенной в конце XI и в XII в. григорианской реформы.

2)  Ростовщичество — это кража, кража времени, принадлежащего только Богу, потому что заставляет платить за время, прошедшее между ссудой и ее возвращением. Поэтому ростовщичество порождает новый тип времени — ростовщическое. И здесь следует подчеркнуть, что деньги глубоко изменили представление о времени и обращение со временем в средние века, когда одновременно шло, как показал Жан Ибанес ^[30], множество времен. Здесь также видно, насколько рост денежного обращения изменил основные структуры жизни, морали и религии в средние века.

3)  Ростовщичество — грех против справедливости, как подчеркивает, в частности, святой Фома Аквинский ^[31], а ведь XIII век был par excellence, веком справедливости, представляющей собой видную добродетель королей, как показал своим поведением, в качестве человека и в качестве короля, французский король Людовик Святой.

Проклятый ростовщик

XIII век добавил к дьявольской природе денег новый аспект, позаимствованный великими писателями-схоластами у Аристотеля, который сам был великим интеллектуальным открытием XIII в. Фома говорит вслед за Аристотелем: «Nummus non parit nummos»(деньги не рождают деньги). Поэтому ростовщичество — грех против природы, а природа отныне, в глазах богословов-схоластов, была творением Божьим.

Какова тогда неизбежная участь ростовщика? Для него нет спасения, как показывают статуи, где кошель на шее, полный денег, тянет его вниз, он обречен на пребывание в аду. Как сказал уже в V в. папа Лев I Великий, «Fenus pecuniae, funus est animae»(ростовщическая прибыль в деньгах — погибель души). В 1179 г. Третий Латеранский собор заявил, что ростовщики — чужаки в христианских городах и им должно быть отказано в церковном погребении.

Ростовщичество — это погибель.

В XIII в. было много текстов, рассказывающих об ужасной смерти ростовщика. Вот, например, что говорит одна анонимная рукопись того времени: «Ростовщики грешат против природы, желая, чтобы деньги порождали деньги, как лошадь порождает лошадь и мул — мула. К тому же ростовщики — воры, так как продают время, которое им не принадлежит, а продавать чужое добро вопреки желанию владельца — это кража. Кроме того, поскольку они не продают ничего другого, кроме ожидания денег, то есть времени, они продают дни и ночи. Но день — это время света, а ночь — время отдыха. Значит, они торгуют светом и отдыхом. Поэтому несправедливо, чтобы они получили вечный свет и отдохновение» ^[32].

Сходную эволюцию в те времена пережили представители еще одной профессиональной категории. Это были «новые интеллектуалы», которые вне монастырских или соборных школ обучали студентов и брали с них за это плату, collecta.Святой Бернард в числе прочих клеймил их как «продавцов слов и торговцев таковыми», поскольку они продают знание, которое, как и время, принадлежит только Богу. В XIII в. эти интеллектуалы организовались в университеты, обеспечив себе не только необходимый минимум, но, как правило, и обеспеченную жизнь, хотя встречались и бедные университарии. Во всяком случае, новое слово этих новых интеллектуалов было некоторым образом связано с деньгами, проникавшими во все сферы человеческой деятельности, как традиционные, так и новые.

В одной из старейших «сумм» исповедников, написанных в начале XIII в., «Сумме» Томаса Чобхема, англичанина, обучавшегося в Парижском университете, можно найти следующее замечание: «Ростовщик хочет получать прибыль безо всякого труда и даже когда спит; это противоречит заповеди Господа, сказавшего: “В поте лица твоего будешь есть хлеб”» (Быт. 3:19). Здесь возникает новая тема, которая значительно способствовала расцвету XIII в. и пересекалась с темой усиления роли денег, — тема роста престижа труда.