Она согнулась пополам, едва вышла из этого зала. Еле успела впихнуть тарелку растерявшемуся парню, которого Боруцкий называл Лысым. Учебник упал на пол.

— Эй, ты чего? Ты того, копыта не отбрасывай. — Занервничал он. — Я не хочу запороть задание так, с ходу. Тебя мутит, да? Испугалась? Оно и понятно, я б тоже очканул, если б Боров мне пушку в башку упер.

Агния уперлась ладонями в колени и покачала головой. Ее не тошнило. И нет, страшно не было. Просто… Она сама не знала, что с ней творится и происходит. Любой нормальный человек был бы в ужасе, испытай то, что происходило с ней три минуты назад. А ей совсем страшно не было. И Вячеслава Генриховича, как тот не старался, она не стала бояться. Хоть эта его выходка с пистолетом…

Бешеный он, все-таки.

И все же, не из-за этого у нее сейчас дрожали ноги и кружилась голова. И горло перехватило не от страха.

Она смотрела ему в глаза, когда Боруцкий это сделал. Смотрела, и видела такое, что перед глазами красные пятна пошли и «звездочки» замерцали. Агния не знала, не взялась бы утверждать, что знает название тому, что вспыхнуло в глазах Вячеслава Генриховича, когда он прижал к ее виску пистолет. Она понятия не имела, как это называется. Но могла бы поспорить, что он сам пришел в ужас, просто сдать назад не мог. И еще…

Еще там было что-то такое, отчего ее сердце подскочило в горло, а потом ухнуло вниз, в самые пятки, с такой скоростью, что в животе все сжалось. И в голове зазвенело, так тихо-тихо стало, а звенело при этом, тонко, высоко. Непонятно.

А может это просто такая реакция на угрозу жизни? И привиделось все? И она действительно испугалась, просто понять этого пока не может? Ведь что она знает о людях, подобных Боруцкому? Что может в его глазах усмотреть?

— Эй! Эгей?! Ты меня слышишь? — Парень помахал у нее перед лицом своими ладонями. — Лучше я Борова кликну, чтоб он видел — я ни при чем. Сам тебя до смерти испугал, сам пусть и расхлебывает.

— Не надо. — Она медленно выпрямилась и оперлась затылком о стену. Агнию понемногу отпускало. Уже и звуки из зала, где люди сидели, начали пробиваться в голову, и руки потеплели. Только дрожали, как не ее.

— Нормально со мной все. — Подняв голову, она глянула на парня. Чего бы там не добивался Боруцкий своим поступком, а кое-что вышло — бояться Лысого она перестала. Вот отрезало напрочь. — Тебя как зовут? — Спросила она. — По-настоящему? Не кличка.

— Вовка. — Все еще опасливо посматривая в ее сторону, ответил парень. — А чего?

— А меня — Агния. — Слабо улыбнулась она. — Очень приятно познакомиться.

Парень косо глянул на нее.

— Ты это, того, не придурочная, а? А то странная, какая-то.

— Нет. Вроде бы. — Не то, чтоб уверенно ответила Агния. И вдруг рассмеялась, сама не зная, отчего.

Вовка опять косо глянул на нее, но больше не спрашивал ничего.

— Ладно, Владимир, мне сейчас выступать надо. — Агния с тоской глянула на тарелку, к которой не успела притронуться. — Можешь съесть, если хочешь. А я пошла.

— Э, нет. Давай, жуй. Боров сказал, чтоб ты поела. — Снова разволновался парень. — Мне с ним проблемы не нужны. И виноватым я быть не хочу.

Подхватив тарелку с пола, он впихнул Агнии в руку вилку.

— Давай. Ешь! Я подержу.

Выражение лица у Владимира ясно показывало, что откажись она — парень сам начнет запихивать еду в Агнию. И она решила, что лучше не спорить. Конечно, не особо комфортно петь на полный желудок. Но и голодная она два часа не отработает.

Она смотрела на него так, будто все еще продолжала считать своей галлюцинацией. А Вячеслав не был уверен, что знает, как начать разговор. И как объяснить то, что не сумел вытащить ее раньше, что по его вине она прожила этот кошмарный год в аду.

Впрочем, тупо стоять у двери купе он тоже не собирался. Если Боруцкий во что-то и верил, так это в эффективность действия. Любое движение для него было предпочтительней вязкой и бессмысленной осторожной буксовки.

Потому он решительно шагнул к полке, на которой сидела Агния. Однако ни сказать, ни сделать ничего не успел, двери отъехали в сторону, и на входе появилась проводница.

— Ваш чай. — Объявила сонная женщина и, протиснувшись мимо него, поставила два стакана в подстаканниках на скатерть, укрывающую столик.

Бросила рядом комплекты постельного белья в пакетах.

Агния даже не вздрогнула, и взгляд не перевела. Он не стал бы закладываться и на то, что она дышит.

Развернувшись, проводница уже собралась уйти.

— Стойте. — Боров глянул на ту через плечо. — Принесите водки.

— Мы не продаем крепкие алкогольные напитки. — Заученными словами забубнила женщина. — Есть вагон-ресторан…

— Да, ладно. — Он бросил на стол деньги. — Я никому не расскажу. Только нормальной, не паленной.

Женщина воровато глянула на открытые двери купе, и взяла купюры.

А Агния вдруг фыркнула. Весело так. И рассмеялась. Не так, как всегда. Не так, как он помнил. Хрипло, будто «надтреснуто». И все же, это был смех. Вячеслав резко обернулся, пожирая взглядом лицо жены.

— Не надо водки, Вячек, серьезно. — Агния поднялась с топчана, и в купе стало совсем тесно.

Видимо потому проводница решила быстро ретироваться, даже двери за собой закрыла. Впрочем, ни он, ни Бусинка не обратили на это особого внимания.

Оба замерли на расстоянии одного шага, пожирая друг друга взглядами.

Ему хотелось схватить ее, обнять так крепко, чтобы каким-то образом заслонить собой все мысли и воспоминания о случившемся. Но вместо этого Вячеслав наблюдал, пытаясь оценить ее состояние.

— Ты всегда считал водку лучшим антистрессовым препаратом, да? — Усмехнувшись, она на полшага приблизилась к нему, немного пошатываясь в такт движения вагона.

Но ее усмешка была такой пронзительно-грустной, настолько нелегкой, что у него руки сжались в кулаки, от дикого, глупого и нереального желания вернуть ее былую улыбку.

— И это всегда работало, насколько мне помнится. — Голос сипел, ну и черт с этим. Она и так знает, что с ним творится. Не может по глазам не видеть.

Вячеслав подался вперед, собираясь преодолеть оставшееся между ними расстояние, но Агния опередила его, чуть ли не упав вперед, так, что он обхватил ее, поддерживая. Прижал к себе. А она уперлась макушкой в его грудь.

— Я уже пила сегодня. Утром. — Срывающимся шепотом призналась его Бусинка.

Не поднимая головы, она пошевелилась, и Вячеслав ощутил, как ее ладошка легла на его руку. Правую. Как ее пальчики обхватили и потянули его ладонь. Он не хотел. Не считал необходимым для нее смотреть на это. Но и отказать, запретить — не мог, и не посмел.

— За упокой. Не хочу больше. Еще сопьюсь. Мне только этого и не хватало для полного комплекта. — Продолжала шептать она.

Он зажмурился, ощущая горячие, сухие губы, прижавшиеся к шрамам на его руке. И такие же горячие слезы, капающие на его ладонь.

— Он хотел, чтобы я подтвердила. — Тихо и невнятно прошептала она, отрываясь от его кожи, и тут же снова бросалась ту целовать. — Чтобы сказала, действительно ли это твои пальцы… И кольцо…так сложно было его снять … О, Вячек, Господи! Бедный мой! — Ее тело затряслось.

А у него перед глазами потемнело от ярости, от боли. И в животе плеснулась кислотой ненависть. Скрутило все внутри от ужаса, пришедшего с осознанием, что именно приходилось выдерживать его любимой.

Боруцкий не был дураком, и оптимистом тоже. Он реально знал, как поступают с женами и любимыми врагов такие, как Шамалко. Счастье, что Агния еще жива.

И, казалось, подготовил себя ко всему. Однако оказалось, что знать об этом, и слышать от нее — разные вещи. Проклятье, эти отрывочные, разорванные слова, что она бормотала шепотом, будто бы сдирали с него живьем кожу.

— Не плачь, Бусинка. Не стоит оно того. Только бы ты была целая. — Прохрипел он, не имея понятия как, но очень сильно желая успокоить, заставить забыть, стереть все это из ее памяти.