И на фоне этого всего, такая просьба Лены пробудила у Агнии в душе что-то совсем не хорошее и не праведное.

— Ой, ты что?! Ты его просто не видела. — Она отложила печенье в сторону, ощущая что, несмотря на голод, кусок в горло не полезет. — Он мой крестный, конечно, и так нехорошо говорить, но он — ужасно некрасивый, просто. И курит много. Да и, сама понимаешь, вечные проблемы на заводе — он столько кричит, ужас. — Агния отставила и чай. — В общем, не думаю, что он тебе может понравиться, серьезно. Да и потом, ему же лет пятьдесят, почти.

— Да? — Лена казалось, удивилась. — Так много? И такой страшный? Вот как отличается оценка пожилых женщин, а? — Соседка рассмеялась и подмигнула. — Видно, для Алины Дмитриевны работа на заводе — залог солидности и надежности мужчины.

— Да, наверное. — Агния выразительно глянула на часы, висящие на стене, искренне радуясь, что не показывала Лене свой телефон. Сложно было бы объяснить такой подарок от крестного, работающего на разорившемся заводе без зарплаты и проводящего все свои выходные на огороде одинокой матери. — Ты знаешь, мне уже пора идти. Спасибо за чай.

Она быстро пошла к входной двери.

— Да, конечно. — Лена поднялась, чтобы проводить ее. — Завтра встретимся?

— Наверное. — Ничего не обещая, улыбнулась Агния и вышла.

Чуть ли не добежала до своей квартиры, захлопнула за собой двери. И тяжело вздохнула, прислонившись к тем спиной. И закрыла глаза.

— Ой, Боже! — Ей было так стыдно за свою ложь. Очень-очень. — Господи, прости, пожалуйста. Я знаю, что плохо. Но… — И молясь, Агния понимала, что ни за что бы ни взяла свои слова обратно. — Прости, Господи. — Еще раз прошептала она.

Достала телефон из кармана, тяжело на тот глянула.

— Простите меня, Вячеслав Генрихович. — Мысленно повинилась она и перед ним, представляя, как он может отреагировать, если узнает о том, как она его описала.

Наверное, впервые за все то время, как Вячеслав Генрихович стал приходить к ней на чай, Агния была не рада его визиту. Ну, то есть, не то, чтоб не рада, она очень хотела увидеть его, тут и вопрос не стоял. Но все оказалось как-то не вовремя. Все было как-то неудачно.

У нее практически полностью закончились деньги. Не беда, вроде бы, так как именно сегодня Семен Владимирович должен был выдать зарплату. Но так как Боруцкий приезжал к ней только позавчера, Агния не рассчитывала на столь скорый повторный визит, и снова домой к тому же, потому не купила заварки. А теперь и не за что было ту покупать.

Она с грустью глянула на дно жестяной банки, где всегда хранила чай еще ее мама. На одну чашку Вячеславу Генриховичу, конечно, наберется. А сама Агния скажет, что не хочет и лучше попьет воды. Но если он еще захочет?

Можно было бы сейчас сходить, попросить чая у соседей. Но Алина Дмитриевна уехала к сыну в соседнюю область и не вернется до старого Нового года. А Лена… С Леной была другая беда. Они договаривались сегодня встретиться. Потому прийти к ней и попросить чай для визита крестного Агния никак не решилась бы. Ясно, что и встречи не будет, время с Вячеславом Генриховичем она не променяет ни на какое другое общение. Но и Лене о визите последнего говорить не будет. А вдруг соседка все же захочет на ее «крестного» посмотреть? Нет. Агния совершенно не собиралась позволить случиться чему-то подобному.

В общем, заварки попросить было не у кого. Да и некогда, как оказалось спустя три минуты, когда кто-то позвонил в двери.

Очень надеясь, что это не Лена, которую в таком случае пришлось бы быстро спроваживать под выдуманным предлогом, Агния пошла открывать. Все же не забыв быстро снять резинку с косы и немного ту растрепать, так, на всякий случай. Она в университете подслушала у девчонок, что мужчинам нравятся длинные волосы у девушек, особенно когда эти самые волосы свободно распущенны. Что ж, хоть с волосами у нее проблем не было. Голос и волосы — невелико богатство, но может, все-таки, Вячеслав Генрихович и заметит…

Что-то с ней было не так. Боров уже не первый раз замечал это, но никак не мог просечь, что же именно. Бусинка выглядела уставшей. Ну, это ладно. Это понятно, вроде бы, учитывая, что она училась, и в ресторане каждый день пахала без выходных. Вот это, кстати, ему не понравилось. Боров узнал об этом только пару дней назад, когда поинтересовался графиком девчонки. А Семен его огорошил, что в этом месяце она не брала ни одного выходного. Почему? Вячеслав собирался это выяснить уже сегодня.

Но и кроме усталого вида непоняток хватало. Она осунулась. Глазища, и до этого огромные, сейчас казались еще больше из-за темных теней под ними. Тоже из-за постоянного напряга, или здесь что-то другое? И почему она перестала смотреть прямо ему в глаза? Вообще перестала. Позовешь ее, спросишь что-то — она вскинет голову, а в глаза все равно не посмотрит. Только тайком, искоса, когда думает, что он не видит.

Неужели она его бояться начала? Но сейчас-то с чего? С какой-такой стати?

И запинается как-то, молчит почти все время. Раньше тарахтела так, что приходилось осаждать, а теперь — чуть ли не вытягивать из нее слова приходилось. Какого хрена, спрашивается?

Он ничего не понимал. Вот чего она сидит и в стол пялится? Она никогда раньше так себя не вела. И чем дальше, тем больше. Борова это даже злить начало. Он не понимал, что происходит, но вместо того, чтобы становиться ближе, Бусинка, казалось, отдалялась от него все больше. А его из-за этого злоба изнутри начала раздирать.

Не отпустит. Не отдаст. «Мое», хотелось рыкнуть ему. Только непонятно было, кто пытался посягнуть на его малышку.

— Бусинка…

Он с громким стуком отставил почти пустую чашку на стол. И только открыл рот, чтобы начать выяснять все эти вопросы, как она подскочила. Глянула на него из-под своих светлых бровей и вскочила на ноги.

— Ой, Вячеслав Генрихович, я же там, приглашение принесла. На концерт. Нам раздали. Сейчас. — Пробормотала она и выбежала из кухни.

Блин! Ну, че такое? Ну, че за балаган?

Боруцкий и сам встал, чувствуя, что сейчас разнесет здесь что-то. Хоть стаканы те, что стоят в шкафу. Пытаясь сдержаться, что в принципе было ему несвойственно, потому как подозревал, что Бусинка расстроится, если он что-то начнет тут громить, Боров вытащил из кармана пачку с сигаретами и схватил одну зубами.

Взгляд упал на чайник. Вот, лучше он еще чая выпьет, может, попустит.

Включив конфорку, он достал с полки банку с заваркой. И несколько удивленно уставился на пустое дно. Отставил и глянул на пустую чашку Агнии, так и оставшуюся сегодня стоять на полке. Она сказала, что не хочет чая.

Вячеслав отставил коробку и принялся осматривать содержимое шкафчика. Глухо. Он не нашел ничего, кроме жмени карамелек и пачки яичной лапши. И едва начатой бутылки водки, которую он посылал купить Лысого год назад. Та так и стояла в дальнем углу. Так. Чет он не понял. Боров проводил в этом доме достаточно времени, чтобы знать, что запасные коробки с чаем и сахаром должны стоять именно здесь.

Чайник начал закипать, но Вячеслав не обратил на это внимания. Как и на то, что Бусинка уже вернулась, и сейчас стояла в дверях кухни, теребя в руках какую-то бумажку. Бледная. Глаза круглые. А щеки просто горят.

Тяжело глянув на нее, он молча пересек кухню и открыл холодильник.

Ну, ты глянь! Сюрприз. И здесь пусто. Какая-то завалявшаяся пачка майонеза на боковой полке и хлеб.

— Вячеслав Генрихович…

— Тихо. — Он не крикнул, просто закрыл дверь, повернулся и глянул на нее.

Внимательно так, не пропуская ни одной детали, осмотрел от макушки до тапок. Агния мялась на пороге. Послушно молчала, но и глаза снова отводила.

Ни одного выходного. Каждый день работает. А еды нет. Ничего. Даже яиц или пельменей, там.

Почему? Самое простое — нет бабок. Но это казалось абсурдом. Он точно знал, сколько она получала в его ресторане. И Вячеслав что-то не видел по ее виду, чтобы Бусинка шиковала или проматывала деньги на шмотки или побрякушки. У нее и украшений никаких не было, кроме крестика и тех сережек, что он подарил. В квартире тоже ничего нового. Так куда можно было потратить бабки, чтоб еды не за что оказалось купить?