Надежда Павловна не тревожила дочь, считая, что первая юношеская влюбленность пройдет сама собой – нужно только время.

Но Вера, вопреки надеждам матери, не забывала Сашу. Наоборот, ей очень хотелось постоянно говорить о нем, изливая душу. С матерью это было невозможно – девушка инстинктивно чувствовала, что Надежда Павловна не одобряет ее выбора. Единственным человеком, с которым Вера могла бы поделиться своими переживаниями, была ее институтская подруга Лена, с которой они учились в одной группе.

Это была хорошая, искренняя дружба равных, доверяющих друг другу людей. Правда, Лена, которая была немного старше Веры, иногда могла влиять на мечтательную, эмоциональную подругу.

Да, жарким было лето в Москве. Но не менее жарким было оно и в Ленинграде…

Там июльское солнце раскаляло камень старых мостовых. Даже крика чаек не было слышно, а вода в каналах, казалось, стала горячей и не приносила прохожим своей обычной свежести. Все с нетерпением ждали хоть маленького дождичка, который хоть ненадолго принес бы прохладу в город. За всю прошедшую неделю не было ни одного дождя, дома покрылись толстым слоем пыли, а каменные львы на мостах и возле зданий выглядели уставшими, словно тоже мечтали об освежающем ливне.

В квартире, наоборот, было прохладно. Толстые стены не пропускали раскаленный воздух, и Саша словно не замечал жаркого лета. Вот уже несколько дней подряд он буквально не отходил от телефона, ожидая звонка от Веры, но она почему-то до сих пор не звонила. Он пытался звонить сам, но телефон не отвечал.

Время тянулось так медленно, словно стрелки часов решили вообще не двигаться.

…Войдя в свою комнату, Саша подошел к окну. В дрожащем от зноя воздухе неподвижно застыл старый тополь. Эта привычная с детства картина уже не радовала глаз, все стало каким-то чужим, потеряло смысл… На церковной колокольне ударили в колокола. Их мелодичный перезвон вывел юношу из оцепенения. Он подошел к столу и взял лист бумаги. Пытаясь отвлечься от грустных мыслей, стал рисовать Веру по памяти – такую, какой она была в тот день, когда он провожал ее на вокзале.

Он вспоминал ее ласковые глаза, грустную прощальную улыбку, мягкий голос, плавные движения рук. Все это виделось ему настолько ясно, словно они только вчера расстались.

Получившийся портрет ему понравился. Вера смотрела на него, немного склонив голову. Легкая улыбка на губах словно ласкала его. Взяв несколько кнопок, он приколол портрет над своей кроватью среди множества других ее портретов.

Где теперь те белые ночи?.. Где долгие прогулки по канальчикам и пахнущим акацией аллеям старых парков? Это было на самом деле или только снилось?..

Неожиданно зазвонил телефон. Саша со всех ног бросился в коридор.

– Алло? – крикнул он в трубку.

– Саша, здравствуй. – Голос Викентия Ларионовича был слегка удивленным.

– Здравствуйте, Викентий Ларионович… – ответил Саша, всеми силами пытаясь скрыть разочарование.

– Саша, ты случайно не болен? – забеспокоился Вольский. – У тебя какой-то странный голос…

– Нет-нет, все в порядке, Викентий Ларионович, я вас слушаю…

– Да? Ну хорошо… Я, собственно, вот зачем звоню… – начал Викентий Ларионович. – Ты помнишь Постникова Федора Ивановича, с которым ты познакомился у меня дома?

Саша постарался собраться с мыслями и сосредоточиться на том, что говорил ему Вольский.

– Да… Конечно, помню…

– Очень хорошо, – продолжал Викентий Ларионович. – На днях он вместе с группой специалистов отправляется на Соловки, в старый кремль. Там уже вовсю работают люди… Хорошие специалисты, заметь. Так вот, не хочешь ли ты поехать вместе с ним?

От неожиданности у Саши перехватило дыхание.

– Это возможно? – от волнения шепотом спросил он.

– Да, я договорюсь насчет тебя, проведешь каникулы с пользой. Значит, ты согласен?

Как же быть? Саша лихорадочно пытался сосредоточиться и принять правильное решение. Если он сейчас поедет, то вернется, скорее всего, только в конце лета. А Вера? Если она вдруг позвонит, а его нет дома, то что она про него тогда подумает? А если вообще не позвонит? Неужели она его обманула? Посмеялась над ним, а он поверил?.. Саша не мог не признать, что звонок учителя был для него своего рода спасением в сложившейся ситуации…

– Спасибо, Викентий Ларионович, я поеду… – решился Саша.

– Вот и хорошо!

Вот как, значит, получается… Ну, что ж, так тому и быть! Оглядев комнату, Саша начал быстро собирать вещи в дорогу.

…Мягко перекатывались волны вечно холодного Белого моря. Уже отчетливо была видна вдали полоска каменистого берега.

Сюда, на один из островов расположенного в Белом море Соловецкого архипелага, Саша приехал не один, а вместе с группой художников-реставраторов для восстановления церквей и соборов старинного кремля.

Специалисты собрались из разных мест – кто-то из Москвы, кто-то из Ленинграда, но были люди и из других городов. Но всех объединяли знания своего дела и желание помочь в восстановлении одного из старейших памятников русского зодчества. По дороге Федор Иванович вкратце рассказал юноше кое-что из истории островов и о ходе восстановительных работ, ведущихся на территории монастыря.

Высадившись на берег и решив кое-какие организационные вопросы, все прибывшие пошли осматривать территорию кремля. Саша был потрясен увиденным. Территория оказалась гораздо больше, чем он мог себе представить. Он с интересом рассматривал старые стены и потрескавшийся от времени камень.

Со всех сторон старый кремль был окружен пустыми деревянными бараками. С первого взгляда Саше показалось, что он очутился в каком-то барачном городе, наследии прошедших страшных лет. Правда, ему сказали, что все эти постройки должны были быть вскорости снесены. Но пока юноша с трудом смог оторвать взгляд от этих потемневших, с широкими щелями стен. Он вдруг представил себе, как в зимнюю стужу в эти щели задувал ветер, пронизывая лежащих на нарах людей. Ему стало так жутко, что даже подойти к баракам ближе он так и не решился…

К вечеру, когда Саша вернулся в лагерь, то сразу же увидел Постникова. Тот стоял возле сложенных штабелем досок и что-то горячо говорил человеку лет шестидесяти. Тот был одет в серые штаны-галифе и полинялую, выцветшую от времени косоворотку. Саша узнал его – именно он сегодня днем встречал прибывших на остров реставраторов. Звали его Иван Акимович, должность у него была непростая, прямо сказать – нервная. Начальство уполномочило его заведовать хозяйством на стройке. И он начал беспокоиться с момента встречи специалистов, заметно нервничал он и сейчас.

Подойдя ближе, Саша услышал обрывки разговора.

– Да где же я помещения-то найду? – оправдывался Иван Акимович в ответ на требования Постникова. – Нету ведь помещений.

– Но вы понимаете, что тогда нам тут совершенно нечего делать? – возражал Постников. – Если все окончательно отсыреет, нечего тогда будет восстанавливать, понимаете вы это или нет?

– Понимаю… – покорно соглашался Иван Акимович.

– Ну, так сделайте хоть что-нибудь! – с досадой воскликнул Федор Иванович.

Иван Акимович задумчиво почесал затылок и нерешительно произнес:

– Ну, вот разве изба, в которой начальство останавливалось…

– Хорошо, давайте избу, в которой начальство останавливалось.

– А ежели они снова…

Но под твердым взглядом Постникова слова застряли у него в горле.

– Вы понимаете, что иконы под открытым небом держать нельзя?! – резко повторил Федор Иванович.

– Ну, ладно… – сдался завхоз. – Что ж, несите все туда… – обреченно проговорил он и, тяжело вздохнув и жалуясь вслух на свою нелегкую жизнь, пошел отпирать обещанную избу.

– Да вот, понимаешь, иконы тут старые буквально под открытым небом лежат, – обратился Постников к подошедшему Саше. – Я ему битый час доказывал, что мне помещение нужно. Так он уперся и ни в какую! Я ему и так и эдак объяснял – не понимает человек, и все…