Я согласился. Наша старшая сестрица обычно старалась придерживаться правил, если только они не становились совсем уже невыносимыми. И никогда не умела скрывать свои мысли и чувства.

– Ты рассказывала ей о Тезее?

– Нет. Астерион, ты ведь поможешь мне, правда? Его нужно спасти любой ценой!

– Любой?

– Да.

– Обещаю. Помогу, чем смогу. Но я ничего о нем не знаю. Когда снова лягу спать, попробую вызнать побольше о нем и о том, что задумал дядюшка. Тогда мы сможем что-нибудь придумать.

– Ты не увидишь ничего плохого о Тезее! – уверенно вскинула голову Ариадна. Потом повернулась и пошла по дорожке. – Извини, но у меня еще куча дел.

– Постой. Как же ты поможешь мне с походом в город?

Зная свою сестричку, я понимал, что своего обещания она не забыла, и счел благоразумным выяснить, что она замышляет, как можно раньше. Ариадна никому не желает зла, только вот все жертвы ее добрых дел всякий раз попадают из огня да в полымя.

– Поглядим! – отозвалась сестра уже из-под ближайшей арки, сердечно махая мне рукой. – Встретимся во дворе трех статуй, за час до заката!

Чтобы скоротать время до назначенной встречи с сестрой, я решил пойти и посоветоваться с Дедалом, которого считал самым мудрым из всех знакомых мне людей.

Хотя я многого не знал, но даже мне казалось, что спасение Тезея – вовсе не такое легкое дело, каким хочет представить это Ариадна. Но я окончательно приму решение, лишь заснув и проглядев сны. А пока можно прогуляться к Дедалу – глядишь, он чем и поможет.

Направляясь туда, где рассчитывал найти мастера, я довольно долго шагал, не обращая внимания на выбранный путь.

Если вы никогда не видели запутанных переходов Лабиринта, едва ли вы представляете, на что это похоже. Эти ходы то сужаются, то снова расширяются – зависимость этих изменений никто, даже одинокий обитатель Лабиринта (то есть я), не в состоянии установить. Временами возникают лесенки, через раз ведущие в никуда, состоящие примерно из восьми-десяти ступеней в одном пролете. Если коридор поднимается, это почти наверняка значит, что под ним сходятся или пересекаются два-три других прохода.

Но, как вы уже успели понять, основная часть Лабиринта находится под открытым небом, и стены здесь не превышают пятнадцати футов. Выступов на них практически нет, так что карабкаться на стены – занятие не из легких. Даже если один человек встанет на плечи другого, то до верха не дотянется. Да и верхняя часть стен почти везде сходится под острым углом, там не то что стоять, ухватиться не за что. По такой же мерке сделаны и крытые проходы. Их крыши островерхие и скользкие. Есть перекрытия и пониже. Забраться на них – раз плюнуть, но оттуда невозможно не только перемахнуть через ближайшие стены, но даже и заглянуть за них. Да и материал, из которых сделаны эти перекрытия, прохудился и сгнил, так что забравшийся на них сильно рискует провалиться вниз.

Довольно часто коридоры разветвляются, образуя на перекрестке что-то вроде комнаты, хотя обычно у нее нету потолка. В таких комнатах попадается камин или открытый очаг. А виноградные лозы, зеленые и буйные летом, к зиме высыхают и могут служить добрым топливом. Нет, на Корике не бывает суровых зим, как на северном материке, со снегом и льдом. Просто дни становятся короче, небо затягивают тучи и постоянно льют дожди.

Есть в Лабиринте пара мест, откуда, встав повыше, можно разглядеть раскинувшиеся на десять-двенадцать миль заснеженные зимой вершины холмов, которые обитатели Корика гордо именуют горами. Но уголки, откуда можно это увидеть, очень трудно найти.

Центр Лабиринта находится всего в миле от того места, где я разговаривал с сестрой. Но это по прямой. А чтобы добраться отсюда туда, петляя по извилистым коридорам, потребуется пройти втрое большее расстояние. Но тот, кто не знает законов Лабиринта, прошагает в сто раз больше, чтобы преодолеть этот отрезок. Это если допустить (очень вольное допущение), что он или она вообще доберутся до цели. Многие проникаются скепсисом, когда узнают, что общая площадь Лабиринта равна четырем квадратным милям, но – без применения магии и хитроумных изобретений – дорожки и тоннели тянутся на тысячи миль. Притом каждая тропка спокойно пропускает двоих человек. Трудно в это поверить, но так оно и есть.

Время от времени я сокращал путь, перебираясь через стену или шагая прямо по крышам тоннелей, которые прогибались под моим немалым весом.

И все же на дорогу до той части Лабиринта, где уже можно начать поиски Дедала, ушло больше часа. Я понял, что цель близка, когда добрался до центральных районов – самых древних и необычных мест великой ловушки. Тут уже легко можно было ошибиться и сбиться с пути. Стены и брусчатка были сложены из панелей и плит разных материалов – останки той эпохи, когда рождались боги и не было различия между камнем, деревом и металлом.

Сердце Лабиринта, площадью в четверть квадратной мили, было намного старше остальных его частей. Стиль строений, кладки и сами материалы резко отличались от последующих доработок. Когда-то здесь стояли дома. От них остались только полуразрушенные комнаты, заросшие разнообразной растительностью, которая заполонила многие мили окрестных коридоров. Там, где прежде рос сад, буйствовала дикая природа, но до сих пор здесь было чем поживиться. Существует великое множество противоречивых теорий и легенд, повествующих об этом сооружении. Все они восходят к тем древним временам, когда возникли – или родились – боги. Эта часть Лабиринта изобилует анфиладой комнат, одни с крышей, другие открыты непогоде, но все они забиты сложной и непонятной машинерией. Почти вся она превратилась в бесполезный хлам за много десятков, а то и сотен лет до моего рождения. С того знаменательного дня прошло еще семнадцать лет, и наш почтенный дядюшка пригласил Дедала, чтобы тот исследовал Лабиринт и открыл его древнюю тайну.

Постепенно, за сотни лет, прошедшие от создания центральной части ловушки, вокруг появились новые стены и тоннели. Ради сохранения неизвестной тайны очередные правители города и всего острова считали строительство новых витков Лабиринта своей святой обязанностью. А причины, толкнувшие на подвиг первых мастеров, создававших ловушку, оставались неизвестными.

Я отыскал мастера там, где и предполагал, неподалеку от уголка, где он обустроил рабочее и спальное место.

– Приветствую тебя, Дедал!

– Астерион.

Он сидел, забросив ногу на ногу, на небольшой старинной скамье или даже столе, сделанном из какого-то древнего неизвестного материала. Не камень, не дерево и не металл – темный, гладкий и прочный. Дедал как-то сказал, что в давние времена такие столы служили для столярных и других работ.

Когда я подошел, Дедал внимательно изучал небольшой изогнутый кусочек древнего металла. Он держал обломок обеими руками и медленно вертел перед носом. Услышав мой голос, мастер поднял голову, не особо удивившись. Судя по отсутствующему взгляду Дедала, его мысли витали где-то далеко, разгадывая какую-то сложную задачу. Но он не рассердился, что я вмешался в его раздумья.

Ничего в облике мастера не вызывало мысли о том, что он может быть жестоким. Но с самого материка за ним шла молва, которую он никогда не пытался опровергнуть. Дескать, он сбежал на Корик после убийства племянника – своего первого помощника.

Знаменитый мастер был вдовцом. Сорока лет, высокий, подтянутый мужчина с крупным носом. Каштановые, подернутые сединой волосы стянуты на затылке простым шнурком. Ничего особенного не было во внешности Дедала. Сегодня, как в любой рабочий день, он был одет лишь в нечто среднее между поясом и кожаным фартуком со множеством карманов, из которых выглядывали разнообразные инструменты. Его руки были жилистыми и сильными. На пальцах – ни одного кольца, как у раба. Ладони исцарапаны и покрыты шрамами, оставленными разными инструментами. Вот и сейчас корочка одного рубца содралась, и ссадина слегка кровоточила.