Несмотря на большое численное превосходство врага в воздухе, летчики 45-го авиационного полка, входившего тогда в состав 216-й смешанной авиационной дивизии, наносили ему ощутимые удары.

А на земле всюду шла подготовка к обороне. Возвращаясь на аэродром, Лавицкий видел сверху, как готовили саперы завалы в лесистых горах, как все более удлинялись извилистые линии окопов у берегов Уруха и Терека. Там и здесь мелькали разноцветные косынки женщин. Тысячи их работали на рытье противотанковых рвов.

С каждым днем появлялись все новые изменения на Грозненском и Махачкалинском обводах.

Наиболее сильные укрепления создавались у Эльхотова. Передний край главной полосы проходил по правому берегу Терека — от Бирючка до Майского, по правому берегу Уруха и до его истоков.

Полевой аэродром, на котором базировался полк, находился под Бесланом. Лавицкий уже считался в части ветераном. К этому времени он совершил 178 боевых вылетов, 23 раза вылетал на штурмовку войск противника на самолетах «И-153», на «ЯК-1»—9 раз. На этих истребителях он провел 62 воздушных боя, летал на прикрытие своих войск, сопровождал бомбардировщиков, ходил на разведку.

Все это цифры из боевых донесений и отчетов штаба части. Но за ними — подвиги. С виду Николай почти не менялся. Оставался таким же худощавым, жилистым. Только лицо посуровело и возмужало. Стал он крепче и уверенней.

Я хорошо сейчас представляю ту обстановку.

Медленно сползает с гор осенняя ночь. Все слабее мерцают звезды и растворяются в синеве утра. Куда-то за вершины Кавказа ушел диск луны.

— Селена пропала! — проговорил механик Назар Елисеев, копошившийся у истребителя Лавицкого.

— Что! Что? — спросил Лавицкий.

— Селена, говорю, пропала. То есть луна. Ушла вон за ту гору. Гляди, сейчас и «рама» пожалует. Это уж точь-в-точь. Заметил я: целую неделю приходит она к нам в гости именно в это время. А за нею, конечно же, и бомбардировщики нагрянут…

Он вдруг оборвал речь коротким, броским:

— Комполка идет!

Лавицкий спрыгнул с плоскости «ЯКа» и доложил подполковнику Дзусову о готовности истребителя.

Механик глядел вслед удаляющемуся вместе с командиром полка Лавицкому и невольно улыбался.

Николай шел твердо, широко расставляя ноги, чуть покачиваясь, как обычно ходил Ибрагим Дзусов.

— Перенял у бати походку!

И тут возразить было нельзя. Любили подчиненные своего командира и стремились быть похожими на него. Повторяли приемы воздушного боя, которые проводил Ибрагим Магометович. Старались так же, как и он, взлетать, садиться на аэродроме. Это был очень авторитетный командир. Его решения всегда продуманы до мельчайших подробностей. А если делал он летчикам замечания, то тактично, без крика, никогда не напоминал о прошлых нарушениях и ошибках.

Очень любил Дзусов природу. До сих пор помнят однополчане один любопытный случай.

Росло рядом с караульным помещением батальона аэродромного обслуживания деревцо. Но кто-то из озорства или случайно сломал его. Постоял молча Дзусов над поникшим деревом, даже попытался придать ему прежнее положение. Но ничего из этого не вышло.

Быстро направился в казарму. Спокойно принял рапорт дневального. Прошелся по казарме. Придирчиво осмотрел заправку коек, а потом неожиданно спросил:

— Вы знаете, сколько труда стоит вырастить большое дерево?!

Все сначала молчали. Но вдруг кто-то сказал:

— Вон сколько деревьев свалила война.

— Да то ж война. Деревья и человеческие жизни ломают фашисты. А мы советские люди. Природа! Великое это дело! Недаром издают законы об ее охране. И мы с вами кончим воевать, разобьем фашистов и будем охранять леса и водоемы, животных и пернатых.

— Ну, что там особенного, — пытался возразить дежурный. — Ну, сломали дерево. Так вырастет другое!

— Вырастет! Но сколько лет надо ждать, чтобы оно дало тень. А тень дают только настоящие зрелые деревья.

Не было в облике командира полка ничего броского: ни суровости во взгляде, ни «металла» в голосе. Но располагал он к себе сразу. К нему тянулись со своими откровениями подчиненные. Звали просто — батя. Иногда он скажет:

— Что загрустили, солдаты? Вот сыграют отбой, затихнут моторы. Настанет такая неправдоподобная, глубокая до звона в ушах тишина, что слышно будет, как стучат наши сердца. Вот увидите, придет такое время…

Сейчас они шли вместе и разговаривали.

— Нашими частями оставлен Моздок, — сказал Дзусов.

— Моздок? — переспросил Лавицкий.

— Да, 21 августа наши отошли к Моздоку, а 23 августа после упорных боев оставили город. Бои идут на подступах к Орджоникидзе. Противник пытается овладеть переправами через Терек и обеспечить себе исходный плацдарм для дальнейшего наступления. Полку приказано прикрыть переправы через реки Баксан и Терек на участке Майское, Николаевка, Моздок, Вознесенская, Малгобек.

Относительную тишину на аэродроме нарушил характерный свист запускаемых двигателей. «ЯКи» стояли на противоположной стороне аэродрома, а звуки работающих на малых оборотах двигателей слышались как будто бы рядом.

Вот один из них взревел. Подполковник Дзусов раздумчиво сказал:

— Что бы мы, летчики, стоили, если бы не было техников, механиков, мотористов, оружейников, шоферов-заправщиков? Недаром им говорят: все рассветы и закаты — ваши.

Это была великая правда. Вечером летчики, которые не на задании, лягут спать, а эти будут работать и работать до самого утра.

Дзусов пошел к другим машинам, а Николай опять оказался у своего самолета. Влез в кабину, опробовал двигатель, покачал ручкой управления, проверил работу приборов. Все было сделано безукоризненно. Моторист, техник и оружейник постарались на совесть. Лавицкий выключил двигатель и встал на крыло. Посмотрел на аэродром.

Кому из летчиков неведомы фронтовые аэродромы, грунтовые полосы, наскоро отремонтированные после налетов вражеской авиации. Именно с этих аэродромов совершали истребители боевые вылеты. «А батя рано поднялся», — подумал Николай. Связь со штабом армии и дивизией была неустойчивой. И часто командирам авиационных полков приходилось принимать самостоятельное решение. Возможно, и на этот раз Дзусов принял такое решение. Не зря же упоминает Моздок.

Так начинался один из многочисленных дней в полку.

Летом 1942 года формировались авиационные корпуса резерва Главного командования, состоявшие из 2–3 дивизий. В тот же период в истребительных дивизиях готовились группы «охотников» из 4–8 летчиков. Состав истребительных полков был увеличен до 32 боевых самолетов. Полки пополнялись людьми и машинами в ходе операций.

Заметно выросло боевое мастерство летчиков. Атаки на вражеские самолеты проводились чаще всего с задней полусферы, сверху. Стала сокращаться дальность открытия огня из пулеметов и пушек. Все это давало определенные результаты.

И снова боевой день. С утра летчики собрались на командном пункте. Командир полка оставался спокойным. Таким он был всегда, когда части поручалось очень ответственное задание. И на этот раз он был подчеркнуто спокоен.

— Объявляю позывные, — начал Дзусов. — Станция наведения — «Резеда». Мой позывной — «Тигр», «ДБ»— Дмитрия Глинки, «ББ» — Бориса Глинки, Лавицкого — «Примак».

Он назвал другие позывные и продолжал:

— Разведданные следующие: замечены бомбардировщики и истребители сопровождения. Курсом — на Грозный. Вылетаем немедленно.

И сразу поднялось двенадцать истребителей. Один за другим. Быстро пересекли Сунженский и Терский хребты и, ориентируясь по дороге, ведущей к Моздоку, пошли на север. Вскоре из-за облаков увидели, как двенадцать бомбардировщиков «Ю-88» в сопровождении истребителей летели на Грозный. Можно было подсчитать и «мессершмиттов». Шесть! Восемнадцать вражеских машин на высоте 2500 метров против наших двенадцати! Двигались они над самой кромкой облаков, то пропадали в них, то вдруг показывались.