Конечно, функции тэнно были определены юридически. Последний раз — в 1946–1947 годах, когда у него была отобрана подлинная власть. Участие императора в некоторых важных событиях национальной жизни, однако, выражает его фундаментальное значение в качестве символа государственности и одновременно в качестве символа единства народа: назначение премьер-министра и высших должностных лиц верховного суда; оглашение дополнений к конституции, законам, решениям кабинета министров и договоров; созыв парламента; роспуск палаты представителей (но не сената), объявление всеобщих выборов в парламент; подтверждение назначений государственных министров и принятие отставки министров; принятие полномочий иностранных министров и верительных грамот послов; утверждение постановлений об амнистиях, замена приговоров, наказаний и восстановление в политических правах; назначение на почетные должности; подписание дипломатических документов. Это длинное перечисление не должно создавать иллюзию относительно подлинной власти императора в наши дни: ни один из государственных вопросов, требующих императорского вмешательства, не может осуществляться без согласия кабинета министров. Реальная политическая роль императора, таким образом, если даже и не ликвидирована полностью, то, по крайней мере, предельно ограниченна; сёгуны дальше и не заходили, но народные представители присвоили себе почти все властные прерогативы. Однако сегодня, как и в былые времена, духовная значимость личности императора, как и сама идея, сохраняет свой престиж и вызывает благоговение. Как и его далекие предки эпохи Хэйан, император одновременно и главное действующее лицо, и душа церемоний, исполнение которых его важная обязанность. Духовная составляющая не утратила своей силы, и японская нация все еще объединяется вокруг своего императора.

В предвоенные годы восторженность иного рода была вызвана совершенно иным состоянием духа. «Национальный дух обрел свои политические корни, когда достиг понимания, что нация составляет единую семью, у которой в роли патриарха всегда был император, — концепция, которая исключает индивидуализм и классовое сознание Запада» (Мацуока Юсукэ. Современная Япония).

Возможно, что именно тогда (более, чем когда бы то ни было в японской истории) император становился знаменем, которое каждый присваивал себе, зеркалом честолюбия отдельного человека, экстравагантной маской, за которой прятался доведенный до крайности национализм. Национализм отчасти был реакцией на иностранное влияние, которое насаждал император Мэйдзи. С 1925 года возникло новое явление: от представительского режима, установленного конституцией 1889 года, государство скатывалось к старым бюрократическим традициям. Действительно, согласно этой конституции, император после крушения сёгуната снова стал активным главой государства, теоретически располагал всей политической властью. На самом деле все намного сложнее: законодательная власть императора ограничивалась обязательными санкциями императорского парламента; административная власть была обязана принимать в расчет мнения государственных министров; судебная власть, наконец, фактически должна была осуществляться судом от имени императора. Комплексное функционирование всех этих механизмов оставляло довольно большую свободу для интриг и лоббирования, защищающих интересы разных групп. Такое положение привело к волнениям и грубым действиям, которые выдвинули на передний план военных. Японская экспансия в Азии, вызывающий «маньчжурский инцидент» (1931), продвижение к власти военных из штаба главнокомандующего, военный мятеж 15 мая 1932 года — все это предвосхищало политическую ангажированность армии, скорее готовой к общенациональному самоубийству, чем к поражению. Эти события происходили независимо от воли императора, согласие которого было желательно, но не рассматривалось как необходимое. И все же, напоминала конституция Мэйдзи, личность императора священна и неприкосновенна. Но без сомнения, слово «личность» тогда не подразумевало наличия разума и воли.

Император, происходивший от богов, создавших Японию, имел в качестве предка солнце. Идея непостижимая на первый взгляд — результат экстраполяции легенды о вечности династии, которая берет начало в доисторических временах Японии и поэтому может считаться, как, например, династия, правившая в Эфиопии, наиболее древней царствующей семьей в мире. Принадлежность династии к солярному божеству, таким образом, может трактоваться как трогательный романтический образ древнего национального культурного единства. И мало значения имело то, что этот образ связан с существами, обладающими сверхъестественным могуществом; нисходящая линия поколений на протяжении полутора тысяч лет, которая подтверждается современной историей и археологией, достаточно продолжительна, чтобы создавать эмоциональную связь. И именно в этом состоит суть: в самой идее преемственности, изначальную точку которой нельзя даже определить, настолько далеко она уходит в глубь времен; в успокаивающей идее бесконечной легитимности, которую никакой довод не мог оспорить, так как ее корни уходят в бесконечность, превосходящую разум. И только солнце в своей очевидной вечности могло передавать ее изображение. Однако вульгарная интерпретация или же тенденциозная деформация той же идеи ради достижения конкретных политических целей приводила к совершенно иным результатам; таким образом, сформировался тэнноизм, позорное воспоминание о котором во всем мире еще и сегодня наносит ущерб императору. Установление синтоизма в качестве государственной религии (1870), национальная гордость, которую никогда никакое вторжение не уничтожало, традиционное пристрастие к возвышенным военным подвигам, ожесточение страстей из-за экономических затруднений заставили постепенно обожествлять императора. Высшее консервативное чиновничество, которое сопротивлялось демократическим начинаниям, вынашивало мечты о том, что тэнно призван править миром. Министр Мацуока Ёсукэ вещал в 1933 году с трибуны Лиги Наций: «Через несколько лет мы будем поняты миром, как им был понят Иисус из Назарета… Миссия Японии состоит в том, чтобы руководить миром, духовно и интеллектуально… Япония станет колыбелью нового мессии».

Тем более тяжелым должно было показаться крушение в 1945 году. Император тогда воспринимался как создание последних правительств, он более не был просвещенным правителем эпохи Мэйдзи, но стал деспотом, наконец-то лишенным трона; самоубийства военных следовали одно за другим; иностранцы не были бы удивлены, если бы и император совершил его. Им было не понять, что именно император являлся тем единственным человеком в Японии, который не мог искать убежище в смерти: на нем лежит тяжелый груз, он есть воплощение нации, и он не может добровольно освободиться от этого бремени. По этим причинам император безропотно сносил унижения и не мог совершить ритуальное самоубийство, которое сохраняет достоинство обычных людей.

Религиозное поклонение императорской семье, особенно развивавшееся с конца XIX века, корнями уходило в эпоху Эдо. Камо-но Мабути (1697–1769), Мотоори Норинага (1730–1801), Хирата Ацуцанэ (1776–1843) были главными создателями идеи тэнно — абсолютного религиозного поклонения императорскому дому, — которую Мотоори Норинага выразил с исключительной силой: «Наша страна — родная страна Богини, сверкающей на небе, которая распространяет свет на все страны, находящиеся в четырех морях. Наша страна является источником происхождения всех остальных стран, и во всем она превосходит прочие государства… Императорская династия, царствующая в нашей стране и распространяющая свой свет на весь народ, — это потомство Богини, сверкающей на небе. В соответствии с повелением, которое им дала Богиня, царить вечно, как небо и земля, династии императоров предназначено повелевать нацией бесконечно до конца времен, пока мир будет существовать. Таков наш Путь» (Мотоори Норинага дзэнсю).