— Если ты решила, что Исабель должна оставить фамилию Герреро, — говорила мадам, — то приняла самое разумное в этой ситуации решение. Ты должна помочь Исабель. Твоя задача еще не выполнена, Бернарда. Наоборот, еще очень много следует сделать, чтобы Исабель стала счастливой и спокойной.

— Что именно?

— Ты должна уничтожить те документы, что находятся у тебя, — сказала мадам Герреро. — Они могут однажды очень ей навредить, возможно, даже испортить всю жизнь.

— Да я никогда и никому не покажу эти документы! — заверила мадам Герреро Бернарда. — Я их спрячу так, что никто не сможет их найти.

— Бернарда, — возразила мадам Герреро, — я боюсь не за тебя, я прекрасно знаю твою любовь и твою доброту, которые не позволят тебе вытащить эти документы на свет.

— Но кто тогда сможет ими воспользоваться? — удивилась Бернарда.

Продолжить разговор им помешало появление Исабель. Женщины замолчали, едва она вошла в палату. Бернарда как-то сжалась вся, будто от страха, почувствовав спиной, что в палату вошла именно Исабель, а не кто-нибудь другой. Она сделала движение в сторону от кровати, словно освобождая дорогу.

— Здравствуй, мама! — Бросилась к кровати Исабель. Девушка словно не замечала присутствия Бернарды. Она поцеловала мадам Герреро в щеку.

— Здравствуй, доченька, дорогая, — ответила мадам Герреро, любуясь Исабель. Она ее не видела с тех пор, как попала в клинику.

— Я очень спешила, — сказала Исабель. — Мне так хотелось увидеть тебя, — и вдруг она перешла на «вы», обращаясь в мадам Герреро, — увидеть вас, я подумала, что смогу помочь вам, не знаю, правда, как. — Возможно, присутствие Бернарды повлияло на то, что Исабель стала обращаться к мадам Герреро на «вы».

— Ты правильно сделала, — одобрила ее мадам, — хотя у тебя очень много дел, важных для твоего будущего. Когда будет необходимо… — Мадам Герреро замолчала, отвернувшись от Исабель.

— О чем ты меня просишь, мама? — встревожилась Исабель, вновь переходя на «ты».

— Тебе необходимо встретиться как можно скорее с адвокатом Пинтосом, — заговорила мадам. — Я попросила у него все документы, касающиеся так или иначе семьи Герреро. Передай ему, чтобы он пришел со всеми документами сюда, ко мне в палату. Я хочу, чтобы ты присутствовала при моем с ним разговоре.

— Когда я должна сделать это, мама? — спросила Исабель. Вид мадам Герреро все больше тревожил ее. Исабель почему-то была уверена, что та будет чувствовать себя лучше. Доктор Вергара уверял ее, что дела у мадам пошли на поправку, благодаря его комплексному лечению.

— Сейчас, — выдохнула с хрипом мадам Герреро. — Это очень срочно.

— Прямо сейчас? — поразилась Исабель.

— Да, — подтвердила мадам Герреро. — Пока ты будешь этим заниматься, я решу кое-какие вопросы с Бернардой.

— Но, мама! — попробовала протестовать Исабель, хотя поняла, что это бесполезно.

— Исабель, дочка, я прошу тебя сделать это, — укоризненно посмотрела на нее мадам Герреро.

— Приведи сюда адвоката Пинтоса и как можно скорее, — вдруг продублировала просьбу мадам Герреро Бернарда, которая стояла за спиной Исабель.

— Я скоро вернусь, мама. — Исабель поцеловала мадам Герреро в лоб, бросила гневный взгляд на Бернарду и вышла из палаты. Проходя по коридорам клиники, она как будто не видела тех, кто шел ей навстречу, и люди сами в последний момент вынуждены были уступать ей дорогу, удивленно глядя ей в спину. Но клиника есть клиника. Мало ли что случилось у девушки! Никто не обижался на явно расстроенную Исабель.

— Бернарда, уничтожь свои документы, — продолжила разговор, прерванный Исабель, мадам Герреро. — Я умоляю тебя! Когда-нибудь, если ты оставишь их в целости, они принесут горе нашей девочке.

— Я сделаю это сразу же, не теряя ни минуты. — Бернарда не могла пока понять столь настойчивую просьбу мадам. — Если, конечно, от этого будет зависеть счастье моей дочери. Но я никак не могу понять вашего страха. — Бернарде психологически было очень трудно выполнить просьбу мадам Герреро. Долгих двадцать лет эти документы, бережно хранимые в заветной шкатулке, оставались единственным доказательством ее материнства. Ей было бы проще проститься с собственной жизнью, чем с бумагами из этой шкатулки. Она считала, что, потеряв документы, или уничтожив их, она навсегда лишится возможности доказать свои права на Исабель.

— Бернарда, — торопливо шептала мадам Герреро, — я не одна готовила документы, свидетельствующие о том, что Исабель моя родная дочь. — Она многозначительно смотрела на Бернарду, надеясь, что та догадается о причинах ее столь внезапного страха. — Всем этим занимался доктор Пинтос, — чуть не разрыдалась мадам от отчаяния. — Когда мы закончили оформление документов, прошло совсем немного времени, и он стал намеками угрожать мне, что ему все известно и что он может использовать эти знания в своих целях. Правда, он всегда оговаривался, что использует их только тогда, когда посчитает необходимым. А сейчас, мне кажется, пришло именно то время, когда ему нужен будет рычаг, чтобы воздействовать на нас.

— Но как могло дойти до этого? — Пораженная Бернарда не знала, что сказать. Она давно знала адвоката Пинтоса. И хотя ей не приходилось иметь с ним деловых контактов, человек этот ей не нравился никогда.

«Откуда тебе знать, Бернарда, что за человек адвокат Пинтос? — думала мадам Герреро, видя удивление Бернарды. — У меня еще пока хватало силы воли и возможностей держать его на расстоянии от нашей семьи. Но с тех пор как я заболела и ослабела, что уже не могла, как раньше, вникать во все дела, с тех пор, как ведение дел полностью легло на плечи его адвокатской конторы, Пинтос успел очень навредить. — Мадам глянула на ожидающую объяснений Бернарду. — Пожалуй, если она попадет к нему в руки, когда меня не станет, Пинтос быстро подберет к ней ключик и попытается прибрать к рукам все без остатка».

Мадам Герреро знала от своих знакомых, что в последнее время у Пинтоса возникли кое-какие неприятности материального характера, и он ищет возможность их устранения. Он наверняка попробует разрешить свои трудности за счет Исабель, имея против нее материалы.

— Понимаешь, Бернарда, я подписывала некоторые документы против своей воли, — начала объяснять мадам Герреро, — только из одного страха, что этот человек, владеющий моей тайной, может стать мне врагом и воспользуется тайной в своих интересах. Понимаешь меня, Бернарда? Береги Исабель! — Мадам Герреро плакала без слез, с надеждой глядя на Бернарду. Взгляд ее был умоляющим. — Уничтожь свои документы, чтобы ими не смог никто воспользоваться.

— Успокойтесь, успокойтесь, мадам Герреро, — принялась увещевать Бернарда.

— Уничтожь свои и сохрани те, которые для нее сделала я, — продолжала мадам, — за которые я заплатила своей жизнью! Ты должна использовать их ради Исабель! Ради счастья нашей дочери, Бернарда! Я прошу тебя так, как еще ни разу не просила, я умоляю тебя сделать это, Бернарда!

— А у кого они хранятся, эти документы, что вы сделали для Исабель? — поинтересовалась Бернарда.

— В целях безопасности, — начала шептать мадам Герреро, теряя последние силы, — я хранила их в сейфе. Но, к сожалению, сейф — не препятствие для адвоката Пинтоса. Если ему понадобится, он сумеет достать их оттуда. — Ей все труднее было говорить. — Если вдруг со мной что-нибудь случится, он постарается использовать их против Исабель.

Адвокат Пинтос встретил Исабель в своем кабинете чуть ли не с распростертыми объятиями, но как только услышал от нее, что срочно требуется ехать со всеми документами в клинику, мгновенно изменил свое отношение к гостье. Он сразу же стал потеть, как в прошлый раз, когда Исабель требовала от него в срочном порядке деньги для оплаты лечения мадам Герреро. То и дело проводя по лицу сложенным в несколько раз платочком, Пинтос мучительно искал причину, из-за которой можно было бы отложить поездку к мадам Герреро.

— О Господи! — вздыхал он так тяжело, словно его заставляли ехать куда-нибудь в Африку — Я не понимаю этих срочных вызовов! С чего это вдруг твоей матери вздумалось проверять меня? — Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, ослабив узел галстука. — Ведь все документы в полном порядке! — Пинтос состроил такую удивленную мину на лице, какой позавидовал бы любой киноактер. Глаза его готовы были вылезти из орбит. — Исабель, может, ты мне объяснишь, с чего это вдруг такая спешка?